Страна потерянных вещей - Джон Коннолли
Звуки, запахи. Образы…
Скрюченный Человек…
Ветер снаружи набирал силу, исторгая из старых досок бесконечную череду горестных стонов и вздохов. Из заброшенных дымоходов на каминные решетки кувырком повалились хлопья сажи, а с потолка на Цереру, словно снег, посыпались ошметки старой краски и бледная пыль. Запертые двери глухо застучали в своих косяках, а окна задребезжали. Внизу, на кухне, что-то упало на пол и разбилось вдребезги – наверное, стакан или чашка, подхваченные порывом ветра через разбитое стекло. А дверь в мансардную комнату уже открывалась перед ней – не распахнутая настежь ветром, а медленно, словно придерживаемая осторожной рукой.
Церера уставилась на то, что открывалось за ней, и два мира начали сливаться в один.
XI
TEASGAL (гэльск.)
Ветер, который поет
Комната на чердаке сплошь заросла плющом. Он обвивался вокруг голой кровати, затягивал книжные полки, свисал красновато-зелеными плетьми со светильника без абажура и полностью захватил пол. За ним не было видно стен. И он двигался: одна из плетей его вдруг появилась перед лицом у Цереры и уставилась на нее – два самых верхних листа по бокам от основного стебля слегка отклонились вниз, будто недоуменно нахмуренные брови. Церера посмотрела влево и увидела, что другой стебель крепко обхватывает внутреннюю ручку, придерживая для нее дверь.
Среди всей этой растительности ползали, прыгали и летали какие-то разноцветные насекомые. Церера едва увернулась от белого мотылька с начертанными на крыльях стихотворными строками, похожего на вдруг ожившее оригами, поскольку сделан был тот из единственной аккуратно сложенной книжной страницы. На пол возле ее ноги приземлился большой кузнечик, тельце которого составляли твердые книжные переплеты, зеленые с золотым тиснением. Мимо пронеслись жуки в желто-черную полоску, у каждого на спинке – своя музыкальная нота; сталкиваясь друг с другом, они звенели на разные голоса. В дальнем правом углу сидел черный бумажный паук с брюшком размером с ладонь Цереры – в центре замысловатого переплетения липких нитей, простиравшихся почти до центра комнаты и усеянных по всей длине бумажными мухами, на каждой из которой виднелось какое-нибудь напечатанное слово.
И сквозь весь этот шелест, трепыхание и звон Церера услышала голоса, когда пыльные, заброшенные книги на полках пробудились, чтобы заговорить.
– Кто это? – тревожно спросила одна из них. – Кто тут?
Это была книга о последних битвах Первой мировой войны – Церера увидела, что ее закрытые страницы шевелятся, словно губы, а тон был соответственно содержанию по-военному резким.
– По-моему, это женщина или девочка, – отозвалась другая. – Я слышу, как она дышит. Судя по ее шагам на лестнице, весит она примерно сто семьдесят фунтов.
– Сто сорок! – возразила оскорбленная Церера, даже не успев осознать, что спорит с книгой. Естественно, в прошлом она вполне могла не согласиться с содержанием какой-нибудь книги и даже высказать это вслух, но в подобные двусторонние разговоры никогда еще не вступала. Ситуация была более чем странная, но она все равно попыталась определить, с какой конкретно книгой разговаривает, хоть это оказалось и непросто – настолько громким был гомон с полок и настолько отвлекали ее жуки и оживший плющ.
– Вы абсолютно в этом уверены? Знаете, вы просто обманываете саму себя.
– Сто сорок пять, – уступила Церера. – Просто у меня организм задерживает воду.
– А она вообще должна быть здесь? – спросил военно-исторический том.
– Если она здесь, – ответил ему другой, – то, конечно же, должна! Иначе что ей здесь делать?
– Не говорите со мной в таком тоне, молодой человек! Не то я вас засужу. Выясните, что это за штучка! Вы ведь как раз этим и занимаетесь, насколько я понимаю? Вот и расследуйте. Иначе какой от вас прок?
После некоторого бормотания, которое могло включать в себя и одно-два грубых слова, вторая книга вновь подала голос.
– Простите, – вежливо поинтересовалась она, – но кто вы такая?
Церера наконец отследила источник вопроса до экземпляра «Эмиля и сыщиков»[11].
– Я схожу с ума, – сказала она вместо ответа.
– Ой, только вот этого не надо! – фыркнула «Эмиль и сыщики». – Это вам не поможет.
– Да, – послышался женский голос из книги под названием «Добрый хозяин»[12]. – Вы уже здесь, а это главное. И если вы нас слышите, это знак того, что вы находитесь в нужном месте. Вам нечего бояться.
– Пока что нечего…
Это многозначительно прозвучало из зачитанного издания «Меча в камне»[13], потертый переплет которого отчаянно цеплялся за корешок последними обтрепанными нитками. Этот вклад в разговор приглушил болтовню в комнате.
– Это мы еще посмотрим, – отозвалась «Добрый хозяин». – Итак, как вас зовут, лапушка?
– Церера.
Послышался ропот, когда это имя передавалось из книги в книгу – хотя некоторые явно были глуховаты, и Церера услышала, как нетерпеливо поправляют попытки переделать его на «Вера», «Перера» и «Рибера».
– Вы ребенок? – продолжала расспросы «Эмиль и сыщики». – Хотя нет, судя по голосу… Вы вроде совсем взрослая.
– Да, я совсем взрослая, – подтвердила Церера, хотя больше этого не чувствовала.
– Ну что ж, это объясняет вопрос с весом, хотя я все равно думаю, что вам следует проверить свои весы.
Снова бормотание и обмен репликами, причем порой довольно горячими.
– Я подозреваю, что произошла какая-то ужасная ошибка, – наконец сказала Церера. – Видите ли, я недавно прочла одну книгу, но, наверное, это была неправильная книга. По-моему, она запала мне в голову и все в ней переконфузила.
«Переконфузила» – еще одно из словечек ее отца, вроде «ойцидент» вместо «инцидент» и «жужулёт» вместо «жужелица». Она не употребляла этого слова и не слышала, чтобы оно произносилось вслух, с тех пор как отца не стало.
– Нет такого понятия, как «неправильная» книга, – терпеливо произнесла «Меч в камне». – Есть только правильные книги, прочитанные в неподходящее время.
– Не цепляйся к ней, – буркнула «Добрый хозяин». – Разве не видишь, что она запуталась?
