Лесли Форбс - Лед Бомбея
– Терпеть не могли до такой степени, что даже способны были бы ее убить?
Шома погасила недокуренную сигарету и уставилась на дымящийся окурок, по-видимому, просчитывая, что она может мне сказать, а о чем лучше промолчать.
– Выключите магнитофон.
Я выполнила ее просьбу или по крайней мере сделала вид. Я сняла микрофон с ее сари и положила его в сумку, не отключив.
– Это ведь не имеет отношения к программе о кинорежиссерах, не так ли? – спросила она.
– Непосредственного отношения не имеет. Но это имеет отношение к моей сестре Миранде, второй жене мистера Шармы.
Хитрые глазки сузились, и она оглядела меня всю с головы до ног: от челки под Элвиса Пресли до потертых туфель, не пропустив прабабкиных читральских серег.
– Так, значит, вы сестра Миранды. В последний раз, когда я слышала о ней, она продавала высохшие на солнце томаты из Гуджарата и тибетский козий сыр жирным бомбейским домохозяйкам, обожающим калифорнийскую пиццу. Признаюсь вам откровенно, вы лишены ее наивного девичьего очарования.
– Оно требует слишком больших затрат душевных сил.
– Ах, вот теперь я вижу сходство между вами. Меня ввел в заблуждение ваш стиль «грандж». А ваша сестра носит «шальвары-камиз», которые ей шьет приятель Проспера Неруда, любовник одного бывшего магараджи, усыновившего его. Магараджа этот известен тем, что пишет дурные вирши в стиле Одена на салфетках в роскошном отеле, который когда-то был загородной виллой его дедушки. Семейству приходится довольствоваться верхним этажом, но говорят, что при всем том это десятая по величине частная резиденция в мире.
Я попыталась как-то присовокупить и эту информацию к постепенно проступавшему портрету сестры.
– Чтобы вы могли представить себе, что это за обитель, – продолжала Шома, – я могу вам сообщить, что его стильные прибамбасы включают пруд в форме «роллс-ройса» модели 1935 года и люстру из рубинового стекла, которую спускали с потолка с помощью девяти слонов. Восемь из них, ныне представленные в виде чучел, стоят строем у главного входа на виллу.
– А что случилось с девятым?
– Девятый слон провалился сквозь крышу и раздавил старого слугу. Слон тоже погиб, однако в отличие от слуги не был при этом изуродован. Но, по серьезном размышлении, в семье решили не делать чучела ни из того, ни из другого. По всей вероятности, возникли какие-то сомнения с точки зрения хорошего вкуса.
– Говорят также, что у вас был роман с Проспером Шармой, – сказала я.
Моя фраза неожиданно прервала поток ее причудливых ассоциаций.
– Где вы так хорошо научились брать интервью? Не в тюремной ли камере, случайно? – Она закурила очередную сигарету и попыталась ускользнуть от моего вопроса. – У дочери Калеба Мистри тоже был роман с ним. Ну и что? Проспер всегда любил разнообразие. Все страшно удивились, когда он женился на Миранде вместо...
Шома закрыла глаза и выдохнула облако сигаретного дыма.
Я воспользовалась этим мгновением для того, чтобы проверить уровень записи на магнитофоне. С ним все оказалось в порядке.
– Вместо вас? – закончила я прерванную фразу Шомы невинным голосом.
– Отнюдь, дорогая. – Она расхохоталась. – Вместо девчонки Калеба. Как только Проспер покончил с Шармой номер один, откуда ни возьмись появилась ваша сестричка.
– Вы думаете, Проспер убил Майю? Но его же не было дома, когда она погибла.
– Значит, нанял кого-то. В любом случае это не такая уж проблема. У нашего местного Просперо большие связи с нужными людьми. Если от кого-то он не сумеет добиться желаемого с помощью своего прославленного обаяния, то он использует силу связей и влияние в самых высоких кругах.
– Вы упомянули нужных людей?
– «Гунда», гангстеры, наемные убийцы. Вы что, дорогуша, первый день как на свет родились? Половина фильмов здесь выпускается на бандитские деньги, на деньги тех ребят, которым нравится смотреть «свое» кино по телевизору. Подобно всем знаменитостям они не видят разницы между славой, разносимой масс-медиа, и вечной жизнью. Реинкарнация в виде телеобраза, представляете? Мы все здесь пользуемся услугами бандитов. Бандиты удерживают политиканов от предательских интриг, бандиты ускоряют строительство, бандиты финансируют кино. Но разве это новость? Вспомните Фрэнка Синатру и Джорджа Рафта. Кино всегда зависело от черни.
– Ну, предположим, что Проспер действительно организовал убийство своей жены. Но зачем ему это понадобилось?
– Послушайте, я всего лишь пару раз переспала с этим парнем. Он никогда не собирался жениться на мне. У него очень дорогие увлечения, такие, например, как по-настоящему хорошее кино, которое он готов делать, несмотря ни на какие затраты. Побеседуйте с кем-нибудь из его дружков, если вы действительно хотите до чего-то докопаться. С Бэзилом Чопрой или с кем-то из тех, с кем он начинал работать. Единственное, что мне известно, – это то, что о Майе ходили жуткие слухи.
– Слухи были каким-то образом связаны с Сами?
– Сами? – Шома нахмурилась и покачала головой.
– Хиджра, тело которого обнаружили два месяца назад на Чоупатти. Статист на студии Калеба Мистри угрожал мне из-за моего интереса к этой истории. Смотрелось весьма мелодраматично. Как сцена из какого-нибудь фильма.
– Вы знаете, мелодрама мелодрамой, а угроза остается угрозой. Местные бандиты подражают кинозвездам. Возможно, даже порой заимствуют кое-какие сюжеты из криминальной продукции Бомбейвуда. Только здесь у нас вы можете найти столь многослойную смесь преступлений и преступников: бандиты, играющие на бирже, угонщики скота, мошенники-страхователи, колдуны...
– Меня беспокоит будущее моей сестры.
Фраза вырвалась у меня почти помимо моего желания, и под ее воздействием хрупкая броня пластикового очарования Шомы сразу же дала трещину.
– Можно я дам вам совет? – сказала она, ее голос вдруг зазвучал значительно мягче и человечнее, чем прежде. – Миранда вот-вот родит Просперу сына, о котором он давно мечтает. Мужчины в Индии уважают женщин, рожающих им сыновей. Но вы можете действительно навлечь на себя серьезные неприятности, если будете и дальше совать свой нос куда не следует. Это чужая вам страна. Здесь не высмеивают донкихотов и не подвергают их великосветскому остракизму, закрыв для них двери престижных клубов и аристократических гостиных, здесь их просто убивают. Поэтому наши мельницы все еще стоят и, как ни странно, работают. А теперь, как ни печально, мне нужно бежать на работу. Мы готовим к выпуску сенсационный материал о поцелуях, и я совершила большую ошибку, поручив эту работу одной маленькой девственнице.
Мы вышли из «Тадж-Махала» на воздух, который совсем не был свежим. Перенасыщенный влагой до такой степени, что казалось, в нем можно было плавать, тяжелый, густой воздух, вдыхаемый, заглатываемый, перевариваемый, выдыхаемый и отрыгиваемый слишком большим количеством людей. Возникало ощущение, что вокруг головы у меня намотан кусок влажной шерсти.
– Боже, как хочется, чтобы наконец пошел дождь, – сказала Шома.
Я предложила подвезти ее, прикинув, что по дороге смогу вытянуть из нее еще кое-какие откровения о криминальной подкладке Бомбея. Но до самого коммерческого центра города Шома не переставая болтала о бомбейских ресторанах, не обращая никакого внимания на мои намеки и комплименты по поводу ее информированности о самых темных уголках жизни этого мегаполиса. И только она начала рассуждать о гастрономическом убожестве делийской кухни, как мы угодили в транспортную пробку.
– Я думала, что раз обеденное время кончилось, то с ним должны закончиться и пробки, – произнесла я, чувствуя, как тонкий ручеек пота, слегка щекоча кожу, стекает у меня промеж лопаток.
– Вы заблуждаетесь. Обеденные пробки закончились, но начинаются послеобеденные.
Между автомобилями появились попрошайки, которые довольно ловко пробирались к нам и барабанили по стеклам.
– Сразу поняли, что вы туристка, – пояснила Шома. – Если вы чувствуете себя виноватой в чем-то, пожертвуйте им что-нибудь.
Она опустила стекло и протянула какой-то нищенке банкноту в двадцать рупий.
– Извините, – сказала она. – У меня больше нет с собой.
У женщины, получившей милостыню, на лице была почти мужская щетина, а у губ – цвет ярко-красных георгинов.
Меня удивил неожиданный поступок Шомы.
– Чем она вас заинтересовала? – спросила я.
– Это хиджра. Если нагрубить им, они обрушат на вас массу проклятий и пригрозят продемонстрировать свои изуродованные гениталии. А это считается очень дурным предзнаменованием. – Она пристально посмотрела в окно и последние слова произнесла уже без особого желания, словно через силу и по какой-то загадочной необходимости. – Они могут превратить в хиджр ваших сыновей. А я беременна.
