Джек Хиггинс - Сольная партия
– Что случилось?
– В Лондоне состоялось покушение. Жертва – известный сионист. Ответственность взял на себя „Черный сентябрь", но полиция считает, что это дело рук Критянина.
Лизелотта Гофман повернулась к Моргану и вскинула сжатый кулак:
– Власть – народу!
– Какому такому народу, дура?
Девушка опустила руку. На ее лице проступило выражение некоторой неуверенности. Полковник открыл чемодан и достал оттуда ворох фотографий.
– Думаю, тебе для разнообразия не помешало бы поближе познакомиться с реальностью. Смотри, чем год из года занимался твой Критянин.
Девушка приблизилась к столу, Кэтрин Рили – последовала за ней.
– Вот полковник Вассиликос на заднем сиденье своей машины в Париже. Как видишь, его череп разнесен на куски. Человек на коленях рядом с ним – один из телохранителей. А вот его вывалившиеся наружу мозги.
Ничто не менялось в выражении лица Лизелотты Гофман, когда полковник одну за одной швырял перед ней фотографии жертв Критянина. Последней было фото Меган в придорожной канаве.
– А это кто? – Моя дочь, – ответил Морган. – Ей только что исполнилось четырнадцать лет. Он сбил ее машиной, когда бежал с места покушения на Кохена.
Девушка положила фотографии на стол и с безразличным видом повернулась к доктору.
– Теперь я могу идти?
И тут Кэтрин Рили, что было совсем на нее не похоже, с размаху ударила Лизелотту по лицу. В тот же миг Морган оказался между ними.
– Успокойся, девочка. Оставь ее, – повторял он тихим, но настойчивым голосом, держа Кэтрин за руки.
Лизелотта Гофман подошла к двери и нажала на кнопку звонка. Через некоторое время дверь распахнулась, и она, не говоря ни слова, ступила в проем.
Через плечо полковника Кэтрин отчетливо видела фотографию Меган – кровавое месиво. Ей стало дурно.
– Простите, – прошептала она.
– Ах, Кэйт, – отозвался Морган. – Правило номер один: никогда ни за что не извиняйся, никогда ничего не объясняй. А теперь давай-ка выметемся отсюда и поищем, где бы нам чего-нибудь выпить.
– Аза, – произнесла Кэтрин. – Какое странное имя.
– Из Библии, – ответил Морган и на какое-то мгновение в нем проглянул типичный валиец. – Мама была очень религиозная женщина. В детстве я ходил с ней в церковь по два раза каждое воскресенье.
– Где проходило ваше детство?
– В деревушке в долине Ронды, Уэльс. Угольные шахты, терриконы. Место, из которого надо бежать без оглядки. Обвалившаяся кровля насмерть придавила моего отца, когда мне исполнилось восемь лет. Компания назначила матери пенсию – десять шиллингов в неделю. Сам я спустился в шахту в четырнадцатилетнем возрасте, а через четыре года в последний раз поднялся на-гора и пошел в армию.
– И ни разу не оглянулись назад?
– Зачем? Мне там понравилось, – продолжал Морган. – В армии. Никогда позже я не чувствовал себя настолько в своей тарелке. И армия обошлась со мной хорошо. В Арнеме я стал сержантом, затем на поле боя меня произвели в лейтенанты. А после войны предложили остаться и послали в Сандхерст.[3]
– А ваше происхождение? У вас не возникало связанных с ним проблем?
– Любой дурак может научиться пользоваться ножом и вилкой. К тому же, как и полагается настоящему валийцу, я ни на миг не сомневался, что я лучше любого англичанина, хоть бы даже выпускника Итона. – Полковник усмехнулся. – Мы ведь очень большие интеллектуалы. Я их всех удивил. Потому что читал Клаузевица и даже кое-что посерьезней. Солидно подходил к делу, понимаете?
– Не сомневаюсь, что вы проявили себя оригинальным сукиным сыном.
– Я не имел выбора, девочка. Я мог быть только лучшим. Например, в языках. Впрочем, здесь проблем не могло возникнуть. Если вы в состоянии бегло болтать по-валийски, остальное покажется легче легкого.
Они сидели за маленьким столиком, одним из многих, выставленных на улицу перед баром на берегу Кэма. Солнце клонилось к горизонту, и его лучи приятно согревали.
– А ваша жена? Как она относилась к такой жизни?
– Насколько я могу судить, с присущей ей крепостью духа. – Морган передернул плечами. – Наш брак распался несколько лет назад. Ей никогда не нравилась армейская жизнь или по крайней мере то, как я ее понимаю. По профессии она художник, причем очень хороший. Однажды воскресным утром мы встретились в Национальной галерее. И произошла одна из тех роковых ошибок, какие часто совершают люди. Я думаю, во всем виновата форма и красный берет.
– Они ей нравились?
– Очень недолго.
– С чего началось отчуждение?
– Она приехала ко мне на Кипр, когда там произошли известные события. Однажды мы ехали в машине по Никозии вслед на врачом одного из бронетанковых полков, который в свободное от службы время оказывал бесплатную медицинскую помощь крестьянам в Тродских горах. Он остановился под светофором, и тут к нему подбежали два террориста и выбили мозги через окно машины.
– И вы разобрались с ними?
– Естественно, я был вооружен.
– Убили обоих?
– Да. К сожалению, как потом выяснилось, одному из них едва исполнилось пятнадцать.
– И вашей жене это пришлось не по душе?
– Знаете, каковы представители западного мира. Считают, что надо стрелять террористам в руку, или в плечо, или во что-нибудь подобное – чисто и эффективно. Однако когда доходит до настоящего дела, времени остается только на одно: стрелять на поражение. И всегда дважды, для верности, иначе, не ровен час, прикончат тебя.
– С тех пор она изменилась?
– Но скорее не из-за мальчишки, а из-за того, что увидела, как я убивал. Позже она сказала, что не может забыть выражение моего лица. Тогда она уже носила ребенка. С того дня она ни разу больше не спала со мной.
– Мне очень жаль.
– С какой стати? Видите ли, она верит в жизнь. А я стал для нее чем-то вроде палача. Сейчас она замужем за деревенским священником. Он из тех людей, кто верит всем и во все, так что они неплохо сосуществуют.
– Мне искренне жаль вашу дочь, – уточнила Кэтрин.
– Я сделал глупость, – заметил Морган. – Наивно полагать, что такую, как она, можно понять, пробудив в ней человеческие чувства.
– Для нее и ей подобных терроризм стал своего рода религией, – пояснила Кэтрин. – Они верят во всю ту чушь, которую несли люди вроде Сартра. Мистический взгляд на жестокость как облагораживающий фактор. Террористы любят романтику. Они претендуют на то, чтобы считаться героями революции, и в то же время отрицают правила ведения войны. Они утверждают, что говорят от имени народа, а на самом деле, как правило, представляют только самих себя.
– А Критянин? Что он за человек?
– А вы как думаете?
Морган пересказал Кэтрин свой разговор с Бейкером и вывод, к которому они пришли. Она кивнула.
– Да, я со многим согласна. Спорным мне кажется только утверждение о его солдатском прошлом.
– Почему?
– Уже многие годы кубинцы предоставляют террористам со всего мира прекрасную военную подготовку. Русские тоже. Они набирают студентов из многих стран в Университет Патриса Лумумбы в Москве. Агенты КГБ постоянно ведут среди них поиск перспективного материала.
– Знаю. Но по-моему, случай с Критянином иной. Если хотите, я как солдат инстинктивно чувствую другого солдата. Я хотел бы понять, что служит для него мотивом? Идеология тут ни при чем – его преступления не говорят о каких-либо политических пристрастиях.
– Вас интересует точка зрения психолога?
– Почему бы и нет?
– Хорошо. Слушайте. Некоторое время назад я участвовала в исследовании психологии автогонщиков. Полученные результаты показали: чем сильнее стресс, тем лучше они действуют. Большинство из них живут полной жизнью и используют свой потенциал только в обстановке максимальной опасности. Лучший гонщик – это тот, кто просто-напросто готов снести со своего пути любую мешающую ему машину. Он живет в образе стопроцентного мужчины, однако любит моторы, машины и прочую технику, связанную с профессией, гораздо сильнее, чем способен любить женщину. Гонки для него – вызов, а смерть – единственная альтернатива победе. Он играет в игру, которая неизменно возбуждает его и никогда не надоедает.
– Постоянный вызов. Один человек против… – Морган нахмурил лоб. – Против чего?
– Возможно, против себя самого. Он, разумеется, психопатическая личность, иначе он никогда бы не преодолел чувство вины, связанное с его преступлениями.
– И еще он ищет смерти. Вы это имеете в виду? Что он испытывает жажду смерти?
– Не думаю, чтобы мысль о смерти сильно его беспокоила. У нас есть магнитофонные записи, на которых летчики-испытатели во время аварии за миг до смерти вместо того, чтобы вопить от страха, все еще пытаются вслух разобраться, в чем причина сбоя мотора. Он тоже из той породы. – После небольшого колебания Кэтрин добавила: – Мне кажется, он очень похож на вас.
