Виктор Пронин - Ошибка в объекте
«Сухов мог меня спасти».
«Конечно, не дай он Николаю лодку, откажись помогать ему, вполне возможно, что через час-другой вы пришли бы в себя и преспокойно отправились домой».
Облокотившись о массивную гранитную глыбу набережной, Демин рассматривал тающие в осенней дымке очертания противоположного берега. Да, у Сухова просматривается второе дно.
Демин покосился чуть в сторону, как если бы рядом с ним пристроился Сухов, по своему обыкновению втянув голову в плечи, будто в ожидании удара...
«Почему вы темните, Сухов? То вы ушли от Николая, то выясняется, что вы от него сбежали... Дело не просто в том, каким способом вы от него избавились. Ушли или сбежали – в этом суть ваших взаимоотношений... Почему вы поехали с Николаем на станцию? Зачем?»
«Не знаю... Может быть, он хотел, чтобы я помог ему в чем-нибудь...»
«Темните, Сухов. Перед тем как оказаться на той станции, вы долго толклись на большом, многолюдном вокзале, стояли в очереди за билетами, ждали поезда... Неужели у вас не было возможности нырнуть в толпу? К нам-то вы явились, лишь убедившись, что Николай уехал из Москвы. О чем это говорит?»
«Вы можете толковать мои поступки как угодно», – кажется, с обидой проговорил Сухов.
«Нет, Сухов, я не своевольничаю. Вот вам четкий вопрос: почему вы не пришли с повинной, когда Николай был в городе? Вы пришли, лишь когда он уехал, и все свалили на него. Вывод может быть такой: вы, Сухов, не хотите, чтобы мы задержали Николая. Вы нам много чего рассказали, но при этом не обронили ни словечка, которое могло бы навести на след Николая».
«Понимаю, вам нужен виновник. Николая вы поймать не можете и готовы все свалить на меня».
«Не кривляйтесь, Сухов. Скажите, зачем вы ходили на берег перед тем, как явиться с повинной? Что вы там искали? Камень? Нет. Ведь вы не знали о его существовании, преступление произошло без вас – если принять вашу версию. В таком случае зачем вы бросили его в воду?»
«Я уже говорил – сделал это бессознательно... Мне казалось, что будет легче... психологически легче, если я уберу с глаз этот камень».
«Откуда вам было знать, что это и есть орудие преступления?.. Хорошо, так и запишем – психологический срыв. Но такое объяснение можно было бы принять, если бы камень был свидетелем вашего падения, позора, понимаете? Но камень вас ни в чем не уличал, наоборот, он подтверждал то, что Николая вы увидели лишь на тропинке у дома, что все произошло без вас...»
«Если бы я обо всем так подробно подумал, то обязательно сохранил бы камень, даже принес бы вам его в пакете», – Демин почти услышал, как хихикнул Сухов.
«Продолжим. Ваш сосед утверждает, что на тропинке к вам никто не подходил. Он даже припомнил интересную подробность – не опуская ведер на землю, вы ногой открыли калитку и успели пройти в нее до того, как она захлопнулась. А вы настаиваете на том, что к вам привязался Николай, попросил напиться, велел слить ему на руки...»
«Что же из этого следует?»
«Смотрите, Сухов, если принять за истину каждое ваше слово, то что же получается... Николай, совершив всего несколько минут назад убийство, подходит к вам и просит помочь отмыть руки... Трудно в это поверить. К вам никто не подходил на тропинке. Руки он мог помыть в реке. Значит, Николай поджидал вас уже дома».
«А это имеет большое значение?»
«Да! Если Николай ждал вас во дворе, значит, вы познакомились с ним гораздо раньше! Тогда можно предположить, что вы вообще знаете, кто такой Николай, да и ваша роль в происшедшем будет иной».
«Как легко у вас все получается!»
«Подождите смеяться, Сухов! – Демин с силой поддал камень, и он, звонко булькнув, упал в воду. – Неужели вы не видите, что стоит нам сделать маленькое допущение – Николая вы знали раньше, и вся картина теряет свою загадочность. Ладно, Сухов, можете идти, больше вы мне сегодня не нужны».
Демин не заметил, как стемнело. Он шагал по пустынной набережной от фонаря к фонарю, то возникая в их слабом свете, то снова исчезая. По реке прошел теплоход, его самого не было видно в сгустившемся тумане, только слабое сияние возникло на какое-то время и снова исчезло. Один из последних рейсов, отметил про себя Демин. Скоро конец навигации, река замрет до апреля, а то и до мая... Унылое будет время, унылой будет река. Только поезда будут грохотать над ней, как и прежде, – пассажирские, товарняки, электрички...
Теперь в самый раз проехать вслед за Николаем. Заботливый лейтенант, преисполненный расположения к незнакомцу, без билета посадил его на проходящий поезд. Это произошло через час после того, как удрал Сухов. Если убийство совершил именно Николай, то он должен забеспокоиться. Его самое большое желание – смыться на первом же поезде. Это удалось. Естественно, он предполагает худший вариант – Сухов обратился в милицию, и на станцию вот-вот поступит приказ задержать человека в светлой плащевой куртке и голубых джинсах. Дежурный тут же посылает телеграмму в дорожное отделение милиции Харькова, куда этот гражданин отбыл. Если такое сообщение запоздает, оно будет передано в Белгород, Курск, Орел, Тулу – во все города, через которые идет поезд. И, наконец, в Москву.
Прикинув эти вероятности, Николай должен дать деру на первой же остановке, то есть в Харькове. По железной дороге ему ехать опасно. Значит, принимаем – примерно в двадцать три часа на харьковском вокзале появился неизвестный гражданин по имени Николай. Денег у него нет, но человек он предприимчивый, и, вполне возможно, на станции Харьков в тот вечер произошло какое-нибудь событие. Например, похищение сумочки, чемодана, откровенный грабеж беззащитного человека...
Итак, что мы можем сделать? Послать запрос в Харьков. Если же Николай поступил безграмотно и остался в поезде, значит, он должен сойти на одной из последующих станций – туда тоже необходимо послать запросы. Мы можем установить бригадира поезда, проводника вагона, куда милиционер посадил Николая. Значит, есть надежда узнать о Николае не только от Сухова...
Демин даже не заметил, как свернул с набережной на узкую, вымощенную булыжниками улочку и зашагал по ней к центру города. Начался тихий осенний дождь, очертания домов стали мягче, расплылись, окна сделались тусклыми, а булыжники заблестели. Сунув руки в карманы, он мерно вышагивал квартал за кварталом, пока наконец не понял, что давно уже идет к конторе горводоканала. Да и понял он это, лишь когда остановился перед каменными ступеньками, на которые откуда-то сверху из дырявой водосточной трубы лилась тонкая прерывистая струйка воды. Демину показалось странным, что дверь в контору была приоткрыта, хотя рабочий день давно закончился. Поколебавшись, он вошел. В коридоре горел свет, пол был залит водой, у стены стояли ведро и швабра. Все стало понятно – здесь работала уборщица. Услышав, как хлопнула входная дверь, она выглянула из-за поворота коридора. Пожилая, изможденная женщина.
– Добрый вечер, – поздоровался Демин, медленно проходя вперед и стараясь не ступать на мокрые места.
– Приветик! – охотно ответила женщина.
– Смотрю – окошко светится, дверь открыта... Дай, думаю, загляну, может, хороших людей увижу... может, рюмку поднесут, – Демин улыбнулся, увидев в руках у женщины две пустые чекушки.
– Опоздал, мил человек, на рюмку. Отметили уже...
– Что же они отмечали? Праздники вроде прошли, новых не предвидится...
– А зарплата! Али забыл?
– Вообще-то да, я и не подумал... Жаль, опоздал, хотя и торопиться было не на что, – он кивнул на чекушки, которые уборщица аккуратно отставила в сторону.
– Да, у них бывает и повеселее, – согласилась уборщица.
– Что же они пьют, когда у них повеселее?
– То же самое, только побольше, – женщина улыбнулась. – Иногда такие емкости выносить приходится, что руки дрожат.
– Никак шампанское?! – ужаснулся Демин. Ему легко было разговаривать с этой бесхитростной женщиной, принявшей его без опаски и настороженности.
– Бывало, и коньячишком баловались, – женщина так улыбнулась, что Демин понял – и ей иногда рюмка перепадала.
– На коньяк разорялись?!
– Фетисов, царство ему небесное, шалил иногда, грехи перед начальством замаливал... Отшалился, – женщина непритворно вздохнула, скорбно вытерла рот платочком. – Говорят, хулиганье камнями забило...
– Да, я слышал, – кивнул Демин. – А какие грехи он замаливал?
– По работе у него не ладилось... То напутает что-то, то сопрут у него инструмент, то нет его ко времени... Бывало, как что у него случится, заходит к начальнику и сразу: «Коньяк за мной!» Тот уж знает – что-то у Фетисова не так... А человек хороший был, – уборщица, опершись о швабру, посмотрела на небольшой снимок в черной рамке, приколотый к доске приказов. Фетисов на снимке вышел веселым, с широкой, бесшабашной улыбкой. Ниже были написаны суховатые и оттого еще более печальные слова. – Да, хороший человек был, – продолжала уборщица. – Как-то подходит ко мне здесь же, в этом коридоре, на этом же самом месте, и спрашивает: «А что, – говорит, – тетя Тоня, запрыгала бы на одной ноге, если бы тыщу рублей нашла?» Сказала, что обрадовалась бы, коли б такие деньги нашла, а вот на одной ноге вертеться не стала бы. А он мне на это и говорит, что коли б он нашел, то уж запрыгал бы не стесняясь. И показал даже, как прыгал бы – на одной ноге полный круг возле меня сделал... До сих пор вот вижу, как он скачет, смотрит весело, будто уж нашел эти деньги, – женщина тяжелой ладонью смахнула слезы.
