Кристофер Райх - Правила мести
— Вы нашли того, другого доктора, — спросил он, — который проводил его в конференц-зал?
— Нет. Он словно растаял в воздухе. Явно не штатский.
— Значит, у нее своя команда?
— Похоже что так, босс. — Водитель искоса посмотрел на Коннора. — Но на кого она работает?
— Да, это действительно вопрос. — Коннор смотрел на сияющие огни отеля, привратников в богатых ливреях и вереницы красивых людей, проходящих в обоих направлениях через вращающиеся двери. Вытащив из пиджака мятый блокнот, он написал в нем: «Соловей в Лондоне». Соловей — последняя оперативная кличка Эммы Рэнсом.
— Куда, мистер Коннор?
— В Ноттинг-Хилл. Мне надо кое с кем поговорить.
14
Ка-тинк.
Услышав этот шум, Джонатан внезапно проснулся.
Он сел на кровати и стал напряженно прислушиваться к малейшему звуку. Он привык спать с раскрытым окном, отдернув занавески. Серебристый свет полной луны проникал в комнату, бросая зловещие удлиненные тени. Он не увидел ничего, что могло бы вызвать тревогу, и не слышал больше никаких звуков. Отбросив одеяло, он выскользнул из кровати и подошел к двери. Она была заперта на замок, но латунная цепочка, которую он накинул, когда ложился спать, свободно висела, слегка покачиваясь.
Джонатан обернулся в сторону кровати, нервы были напряжены до предела. Не понимая, вошел кто-то в номер или только попытался войти, он включил свет. Спальня была пуста, поэтому он прошел к просторной гостиной, заглянул внутрь, но и там никого не увидел. Только легкий ветерок шуршал занавесками.
Ка-тинк.
Его взгляд упал на пристенный столик: стоящая на нем хрустальная ваза, которую задевала занавеска, слегка постукивала о стену. Джонатан отодвинул вазу подальше от занавески. Немного успокоившись, он провел рукой по подбородку и спросил себя, действительно ли закрывал дверь на цепочку, ложась спать. Может быть, да. Но может быть, и нет. Он страшно устал и все еще находился под впечатлением от встречи с Эммой.
И тут где-то совсем рядом раздался глухой звон стакана, поставленного на твердую поверхность. Он почувствовал за спиной чье-то присутствие и тут же потянулся к вазе. Услышав шаги, он подумал: Вот оно. Они знают, что я видел Эмму. И пришли за мной. Но не успел он схватить вазу и обернуться, как чья-то сильная рука зажала ему рот, оттянув голову назад.
— Ш-ш-ш. Меня здесь нет, — сказала она едва слышным шепотом.
Знакомые губы коснулись его уха, рука ослабила хватку. Обернувшись, Джонатан увидел Эмму, приложившую палец к губам. Он сделал ей рукой знак, что все понял, и ждал, не двигаясь, а она ходила кругами по комнате, проводя маленьким прямоугольным прибором рядом со стенами, лампами, телевизором и телефоном. Она нашла то, что искала, за гравюрой всадника, а также в ванной — там это было прикреплено к задней стороне зеркала, стоявшего на туалетном столике. Эмма бросила электронные подслушивающие устройства в стакан и заполнила его водой из крана. Потом закрыла дверь ванной и подошла к Джонатану.
Она была одета в черное с головы до ног: черные джинсы, черная футболка и черные туфли без каблуков. Волосы собраны в конский хвост, щеки раскраснелись, лицо без следов косметики. Она провела рукой по его голой груди.
— Сколько раз я твердила себе, что не стану этого делать.
— Чего — этого?
Она поцеловала его, не закрывая глаз, потом отступила назад и стянула с него рубашку. Не отводя взгляда, расстегнула лифчик, и сбросила его на пол, потом сняла джинсы.
— Как ты проникла внутрь? — спросил он.
— У меня есть ключ от номера.
Это его почему-то не удивило.
— А цепочка?
— Дешевый трюк. Когда-нибудь покажу.
— Обязательно, — сказал он. Дешевый трюк того же рода, что и ее умение разбирать пистолет с завязанными глазами. — Я-то думал, мы увидимся завтра.
— Нарушение дисциплины. Что совершенно непозволительно, сэр. — Эмма легла на кровать, укутавшись простыней. — Кажется, это будет труднее, чем я думала.
— О чем ты?
— О том, что́ должна тебе сказать.
Джонатан повернулся на бок и внимательно посмотрел на жену, на янтарные крапинки в ее зеленых глазах.
— Вот он я, — прошептал он. — Расскажи мне.
Эмма провела по щеке пальцем:
— Я уезжаю.
— Еще месяцев на пять?
— Дольше.
— Ты уверена? Откуда ты знаешь?
— Потому что я должна уехать.
— Ты уже уезжала. Сказала, что надо уладить кое-какие дела, а потом мы встретимся, когда это будет безопасно.
— Я думала, что так и получится.
— Как надолго?
— Не знаю…
— Год? Два?
— Да… Не знаю точно. Не меньше года, а может быть, и дольше. Может быть, навсегда.
Джонатан изучал черты ее лица, выискивая скрытые места, где она прятала свои сомнения, но видел лишь непреклонность: все та же решительная, упрямая женщина, которую он полюбил.
— Должен же быть какой-то иной выход.
— Его нет. И мы оба это знаем.
— Ты говоришь так, как будто от меня что-то зависит. Это твое решение. Твоя проклятая жизнь.
Он отшвырнул простыню и встал с кровати.
— Теперь уже нет. Я обменяла ее на новую десять лет назад.
— Ради чего?
— Ради долга. Ощущения причастности. Потребности внести свой вклад. Ради всего, что движет нами, когда мы присягаем на верность.
— Ты свой долг исполнила, — сказал он, касаясь ее рукой. — И даже больше. Государство должно быть тебе благодарно.
Эмма опустила глаза:
— «Дивизия» получила взбучку за провал операции. Конгресс пытался прикрыть организацию, президент дал им еще один, последний, шанс.
— Последний шанс? Он что, с ума сошел?
— Я ведь тебе рассказывала. «Дивизия» как гидра. Стоит отрубить ей голову, и на ее месте вырастают десять новых. Из нее можно извлекать пользу, и президент не так глуп, чтобы ограничивать свои возможности.
— А ты говорила с ними? С людьми из «Дивизии»?
— Шутишь, что ли?
— Я просто хотел сказать…
— Что ты хотел сказать?
— Мне казалось, что с твоими связями ты могла бы найти способ объяснить, почему была вынуждена не подчиниться их приказам. Они могли бы понять.
— Я отщепенец. Я не просто перестала подчиняться приказам, Джонатан, а полностью вышла из-под контроля. Чуть не пустила ко дну весь их корабль. Я стала для них врагом.
— Но ведь ты не позволила сбить реактивный пассажирский самолет.
— Для них нет никаких «но». К тому же самолет спас ты. Стоит мне только показаться им на глаза, как я тут же получу пулю в лоб. Мне казалось, я тебе все объяснила. Или ты думаешь, что я скрываюсь, как какой-нибудь военный преступник, просто так, ради забавы?
— Извини. Наверное, я не знаю и половины из того, что тебе пришлось пережить.
— Конечно не знаешь. — Эмма перевела дыхание. — Понимаешь, новый директор «Дивизии» — законченный ублюдок. Его зовут Фрэнк Коннор, и он вышел не из нашей среды, то есть не обучался работе в полевых условиях. Вся его карьера прошла за письменным столом, и вот теперь он наверстывает упущенное. Ума не приложу, как выбор мог пасть на него. Он достаточно умен, чтобы понять: его кураторы не позволят ему даже мизинцем шевельнуть, пока он не разберется со мной.
— Там, внизу, его люди?
— Вероятно.
Джонатан чувствовал, что она недоговаривает:
— Что произошло, Эм? Он уже делал попытку? Откуда этот шрам у тебя на спине?
— Разве это имеет значение?
— Конечно имеет.
Эмма поднялась и посмотрела ему прямо в лицо.
— Ну тогда знай: он уже пытался меня убить. Мы ведь как раз этим и занимаемся: делаем мишенями своих врагов. Находим их, преследуем, а потом, если все складывается успешно, уничтожаем. Разница лишь в том, что на этот раз мишенью стала я.
Джонатан кивнул. Ему хотелось сжать ее в объятиях, но он сдержался.
— Где ты тогда была?
— В Риме.
— Что ты там делала?
— Навещала старых друзей. Во всяком случае, я их таковыми считала. Увы, я ошиблась. Я вышла из садов Боргезе и стояла на углу, ожидая, когда меня отвезут пообедать. Нарушила все правила, написанные в любом учебнике. Осталась одна, без сопровождения, в городе, который плохо знала. Какие-то десять минут человек, охранявший меня, отсутствовал. И как раз тогда появились они.
— Господи Иисусе, Эмма!
— Блейкмор предпочитает орудовать ножом, — небрежно сказала она, проведя пальцем по синевато-багровому шву. — Он забыл, что мне об этом известно. Отделалась двадцатью семью швами и разодранной почкой. Наверное, мне повезло.
— Но как они тебя нашли?
— Благодаря тебе.
— Мне?
— В апреле ты позвонил по телефону. В их системе твой номер был уже зафиксирован.
— Но это невозможно. Я купил телефон в Найроби. Никто мне на него не звонил, кроме коллег из лагеря.
