Уоррен Мерфи - Крайний срок
При ее приближении охранник вздрогнул и виновато попытался спрягать журнал под бумаги на столе.
– Здравствуйте, доктор, – пробормотал он. – Не спится?
– Вот хожу и думаю, – ответила она. – Слушайте, что от вас требуется...
Ее объяснения были весьма подробны. Она потребовала, чтобы Герман повторил поручение слово в слово. Он ничего не понял, – но важно кивал, давая понять, что все исполнит.
Доктор Гладстоун вышла на декабрьский мороз. Герман начал считать про себя:
– Один, два, три...
Досчитав до шестидесяти, он встал и, громко насвистывая, зашагал к задней двери, ведущей в лабораторное помещение. Дверь не была заперта, но он сперва повозился, и лишь потом нащупал выключатель и зажег в лаборатории свет.
Руби услыхала свист и выключила лампу на столе. В темноте она положила на место истории болезни и застыла у окна, ожидая, что произойдет дальше. Сперва она услышала, как где-то поворачивается дверная ручка, а потом в лаборатории зажегся свет.
Руби не дождалась, пока охранник выполнит остальные поручения, каковые состояли в том, чтобы вернуться к столику, надеть пальто и следовать домой. Она уже наполовину вылезла из окна, когда из тени выступила Елена Гладстоун. Руби заметила ее, но было поздно, ей в лицо ударила струя из баллончика, и молодая негритянка задохнулась. У нее защипало лицо, потом глаза, потом ее тело онемело, пальцы, цеплявшиеся за подоконник, разжались, и Руби без чувств свалилась на пол кабинета.
Осторожно ступая, чтобы не пораниться о стеклышки и острые камни, Елена Гладстоун вернулась в здание через главный вход. Удостоверившись, что охранник удалился, она отправилась в свой кабинет, чтобы выяснить, что за птичка попалась в ее сети.
Римо проснулся еще до восхода солнца. Заглянув в гостиную двухкомнатного номера, он застал Чиуна лежащим на спине в розовом ночном кимоно на соломенной циновке. Руки Чиуна были сложены на груди, глаза исследовали потолок.
– В чем дело, Чиун? Не можешь заснуть?
– Да, – ответил Чиун.
– Прости, – сказал Римо.
– Правильно делаешь, что извиняешься, – сказал Чиун, принимая сидячее положение.
– Только я не виноват, – сказал Римо. – Я не храплю, я закрыл дверь в спальню, чтобы ты не жаловался на мое шумное дыхание, на скрип пружин и прочее. Найди себе другого козла отпущения.
– Много ты знаешь! – проворчал Чиун. – Кто выбрал гостиницу со скрипучим лифтом? Если бы на этот этаж не ездили люди, которым понадобился ты, лифт бы не скрипел, и я забылся бы сном.
– Кому это я понадобился? – спросил Римо.
– Если бы под дверь не подсовывали записок, адресованных тебе, я урвал бы хоть минутку отдыха, – сказал Чиун.
Римо увидел на полу скомканную бумажку. Разгладив ее, он громко зачитал:
– «Дорогой балбес! Тебе нужна лаборатория „Лайфлайн“ на 81-й Ист-стрит. Руби».
Он взглянул на Чиуна.
– Откуда это взялось?
– Ты не собираешься спросить меня, откуда мне известно, что эта записка предназначена именно тебе?
– Нет. Когда она появилась?
– Откуда я знаю? Два часа назад, час назад.
– Ты прочитал это и ничего не предпринял? Руби могла сама отправиться туда и угодить в переплет.
– Первое: я ничего не прочитал, потому что записка адресована не мне. «Дорогой балбес» – это не ко мне. Второе: если это Руби написала записку и куда-то отправилась, то она не попадет в переплет, потому что может за себя постоять. Именно поэтому из нее вышла бы отличная мать для сына одного субъекта, если бы у означенного субъекта водились мозги. Впрочем, нельзя ожидать многого от бесчувственного булыжника.
Римо стал звонить Смиту. Когда на аппарате Смита замигала красная лампочка, его жена наводилась внизу, занимаясь завтраком, поэтому Смит остался в спальне.
– Да, Римо, это лаборатория «Лайфлайн». Это я велел ей предупредить тебя, прежде чем туда соваться. Хорошо, держите меня в курсе.
Закончив разговор с Римо, Смит перевернул аппарат диском вниз. На нижней панели оказалась россыпь кнопок. Смит не глядя набрал десятизначный номер. В трубке не раздалось ни одного гудка. После 30 секунд безмолвия мужской голос сказал:
– Я слушаю, доктор Смит.
– В деле Липпинкотта наши люди вышли на след, – доложил Смит.
– Спасибо, – ответил президент Соединенных Штатов, не зная, что Смит уже повесил трубку.
Глава тринадцатая
Ее привела в чувство головная боль.
Руби знала, что это головная боль, и, приходя в себя, задавалась вопросом, чем вызвана боль. Ее головной болью был Римо. Второй причиной головной боли было то, что она работает на правительство. Будь у нее хоть капля здравого смысла, она никогда не сунулась бы в ЦРУ, а потом в КЮРЕ, а преспокойно продолжала бы торговать париками в своем магазинчике в Норфолке, штат Виргиния, создавая собственный бизнес; со временем она расширила бы поле деятельности и скопила достаточно денег, чтобы к тридцати годам отойти от дел и начать наслаждаться жизнью.
Но нет, она поступила по-другому. Она оказалась такой умницей, что пошла на правительственную службу. Вот вам и головная боль. Головной болью был Римо, а также Чиун и Смит. Да, не забыть родного братца по имени Луций. Этот доставлял ей не, боль в голове, а настоящее жжение на полметра ниже.
Стоило ей открыть глаза, как головная боль стала нестерпимой. Ей казалось, что в основание затылка ее укусил гигантский слепень. Она попробовала дотронуться до места укуса правой рукой и потерпела неудачу. Скосив глаза, она убедилась, что ее правая рука привязана к кровати. Так же обстояло дело с левой рукой и с остальным телом. Она лежала на больничной койке, перехваченная широкими толстыми брезентовыми полосами, препятствовавшими какому-либо шевелению. Она мигом все вспомнила: струя в лицо при попытке к бегству!
В противоположном углу сидела доктор Елена Гладстоун. Она говорила по телефону. Увидев, что Руби очнулась, она широко улыбнулась и направилась к пленнице. Помещение было ярко освещено лампами дневного света, вмонтированными в потолок. Недавно Руби уже видела подобные светильники, вот только где? Вспомнив, она содрогнулась: в городском морге!
– Как самочувствие, мисс Гонзалес?
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Я многое о вас знаю: имя, место службы, род занятий. Я знаю также, кто такие азиат и американец, не дающие мне покоя. Мне известны ваши подозрения относительно трагических событий в семье Липпинкотта и гибели мистера Мидоуза.
– Вы накачали меня наркотиками! – Это был не вопрос, а констатация неприятного факта.
– Да, дорогая. Теперь скажите, как вам нравится умереть?
– Одно из двух: либо не слишком, либо вообще не нравится.
– И то, и другое неприемлемо, – сообщила доктор Гладстоун. – Придется поискать что-нибудь получше.
– Не торопитесь. Я ведь не спешу.
Кошачьи глаза Руби успели оглядеть всю комнату. Вдоль стен стояли клетки с крысами и хомяками. На столике поблескивал скальпель. Она подумала, что у нее остались кое-какие шансы.
– Да, вы знаете обо мне все, – сказала Руби. – На меня произвела сильное впечатление обстановка в лаборатории, вот только я никак не могу взять в толк, чем вы тут занимаетесь.
– Ничего удивительного, – ответила доктор Гладстоун, – Это мало кому по зубам.
Ее не подловить, как ребенка. Что ж, попробуем сыграть на тщеславии.
– Ваши достижения по части пептидов – настоящий прорыв в науке, – сказала Руби.
Доктор Гладстоун приподняла брови.
– Пептиды? А вы начитаны!
Руби проигнорировала снисходительный тон.
– Одного не пойму: как вам удается, синтезировав вещества, присущие одному виду, заставить их воздействовать на совершенно другой вид.
В глазах рыжеволосой ученой загорелся интерес.
– Я их не синтезирую. В ход идут натуральные вещества. Путем синтеза получено только одно соединение, благодаря которому все и заработало. Помните, при трансплантации органов требуются медикаменты, предотвращающие отторжение органов из чужого организма?
– Помню, – сказала Руби.
– Я получила методом синтеза базовые компоненты, предотвращающие отторжение, и сумела связать их с пептидными. Благодаря этому я могу перемещать вещества от одного вида к другому со стопроцентной эффективностью.
– Невероятно! – воскликнула Руби. – Меня покорило также разнообразие программируемых вами реакций. Я еще понимаю, как можно заставить животное бояться темноты, воды. Но азиатов?! Одежды, любых ограничений?
– Тут нет никакого чуда. Простое расширение примитивного поведенческого рефлекса. Поручите истязание животных ассистенту-азиату. Причиняйте боль в окружении желтых предметов. Нужная реакция не заставит себя ждать. С одеждой еще проще: сочетание покрова с электрошоком, использование различных типов тканей. Крысы обучаются быстро. Любая ткань ассоциируется с болезненным ударом током; рефлекс продуцирует в мозге пептидные вещества, способные и человеку внушить страх точно к тем же раздражителям.
