Нэнси Прайс - В постели с врагом
Не возражает ли он против чашечки кофе? Сейчас уже довольно поздно. Ужинал ли он сегодня? Он ответил, что не ужинал, и она сделала ему омлет. У него на глазах опять появились слезы. Он прислушивался к тому, как она гремит посудой, а он сидел в столовой и представлял себе, что это Сейра.
Мартин отнес грязную посуду на кухню, и, пока Пам мыла и вытирала ее, он рассказывал о своей работе в Компании. Он говорил, что ему приходится иметь дело с чрезвычайно сложным оборудованием. Домой он приезжает совершенно измочаленным, но и тогда не перестает сожалеть о том, что в тот последний день он оставил Сейру одну. Целый день она сидела в домике на пляже, который они снимали, и плакала.
— Я понимаю, — проворковала Пам, подходя к нему. Она обняла его за шею, притянув его руку к низкому вырезу своего декольте.
— Если бы Сейра могла вернуться! — всхлипнул Мартин. Руку он не убирал, боясь обидеть Пам, а она тем временем направила его другую руку себе под юбку и продвигала ее все дальше. Рука почти не встречала препятствий, разве что немного кружев.
— Я был бы добр к ней теперь, слова бы грубого не сказал, если бы она вернулась! — причитал Мартин.
Пам ничем не напоминала Сейру. Она начала раздеваться, но Мартин не счел правильным остановить ее — она ведь приготовила ему ужин. Она проявила себя как настоящий друг. Белье у нее было красного цвета. Мартин решительно отказался от воспоминаний.
Раздевшись догола, она начала снимать с него рубашку. Он старался не смотреть на нее
Сняв с него рубашку, она занялась его брюками, а он тем временем беспокоился — получится ли у него что-нибудь. Омлета и тостов было слишком много, его глаза снова и снова наполнялись слезами, и ему очень хотелось, чтобы она оделась и ушла.
Ему оставалось только закрыть глаза и представить, что это Сейра. По крайней мере, она хоть не была толстой и пахло от нее не очень противно. Пам забавно повизгивала в постели, беспрерывно говорила и совершенно не знала, что он любит. Он вспомнил скрипящую кровать в доме на пляже и Сейру, вскрикивавшую под ним.
Ему очень хотелось, чтобы Пам перестала бормотать, когда он взобрался на нее. Стараясь не слушать ее, он представлял себе грудь Сейры и ее мягкие волосы, пока он не убедил себя, что это именно она. Библиотекарша получила на несколько параграфов больше, чем она заслуживала. — А теперь постарайся заснуть, — прошептала Пам, встала и пошла на кухню, где осталась ее одежда. Забрав ее, она вернулась в спальню и стала одеваться. Ее движения странным образом напоминали движения Сейры. Она улыбнулась Мартину, но он натянул на себя простыню, закрыл глаза и лежал так, пока она не оделась и не ушла.
17
— Вот я и замужем, — прошептала Пам Фитцер про себя, улыбнувшись Мартину, который лежал счастливый и удовлетворенный. Она бежала под дождем, совершенно не обращая внимания на то, что будет с ее прической и макияжем.
— Дома никто ничего не знает. — Она остановилась, чувствуя, как капли дождя падают на лицо. Она решила, что действовала очень храбро, да и больно было не очень. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди под новым изумрудного цвета плащом с пуговицами из настоящего перламутра. Матери достаточно раз взглянуть на нее…
Она побежала дальше. Так вот значит чем занимаются люди.Слава Богу, в библиотеке были книги на особой полке, о существовании которых все уже забыли. Она все сделала правильно — показала, как любит его, интересовалась его работой, сочувственно выслушала его причитания и слушала, слушала. Бедная душа. Бедная одинокая душа, безутешно тоскующая о своей Сейре.
Все было сделано в должной последовательности, хотя она ужасно боялась. Но он плакал у нее на груди. Омлет. Правда, первая партия тостов у нее подгорела, но он ничего не заметил. С омлетом проблем не было — она знала как сделать его не слишком водянистым, но в то же время и не слишком сухим. А завтра он найдет бутерброды, которые она приготовила, пока он болтал о своей Компании по продаже и обслуживанию компьютеров. Бутерброды были с цыплятами и майонезом. Цыплят она прихватила из дома
Пам остановилась под уличным фонарем и прижала руки к мокрым щекам. Временами он был похож на мальчика с круглым лбом, на котором начали закладываться морщины, с круглым подбородком и пухлыми губами непонятного цвета. Брови можно было разглядеть только вплотную.
Она снова пошла. Скрыть ничего не удастся. Маме достаточно будет одного взгляда.
Она тихонько закрыла за собой входную дверь. Мать читала и не подняла на нее глаз. Отец и мать сидели каждый под своим торшером и читали.
— Наверное, промокла, — сказала мать, не отрываясь от книги, — в этом новом плаще. Четыре вечера тебя нет дома.
— Он непромокаемый, — рассеянно сказала Пам, глядя на родителей. Так вот как у них это было. По книгам все равно всего не поймешь — куда там ноги девать и прочее. А если живот толстый?
У нее будет кольцо с бриллиантом. Книжные полки и вспыхивающий на пальце бриллиант.
— Ну, как кино? — спросила мать, по-прежнему не отрываясь от книги.
— Про ковбоев, — ответила Пам. — Они все вместе пытались спасти свое ранчо, но все же потеряли его. — Ей казалось, что гостиная изменилась, весь дом изменился. Значит, это становится большим и тогда его можно затолкнуть — теперь понятно. Все становится на свои места.
— Скажи своему отцу, что он опять не вынес мусор. Он, конечно, тут же возразит, что на улице идет дождь, и он не может идти под дождем. Но по утрам мусор вывозят еще до того, как он просыпается, хотя, видит Бог, я уже не сплю, — сказала мать.
— Хорошо, — отозвалась Пам, представляя теперь, что происходит за темными окнами Монтроза — каждую ночь! Пойти что ли смыть с себя его запах?
— Па? — позвала Пам, и он поднял на нее глаза. — Ма говорит, что ты опять не вынес мусор, а теперь ты скажешь, что идет дождь и ты не можешь идти под дождем, а завтра за мусором приедут, когда ты еще будешь спать, а она уже спать не будет. «Он видел ее изумительное красное белье с черными розами».
— Скажи матери, что я вынесу, — ответил отец, не в силах удержать смех. Смеясь, он сложил газету, встал и вышел на кухню.
— Он вынес мусор, ма, — сказала Пам, повесила плащ на вешалку и понесла наверх свое новое тело, которое держали в руках, открыли и использовали и которое теперь знает, как устроен мир.
По дороге она остановилась и взглянула на свадебную фотографию родителей. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, его белый воротничок сливался, белый на белом, с ее фатой.
Раздеться. Раньше она думала, что никогда не сможет сделать этого. Но в мыслях у нее был только он, всхлипывающий и бормочущий, что он был бы всегда добр к Сейре, если бы ее удалось вернуть.
Пам заперла за собой дверь спальни и разделась. Крови было немного. И вот еще отметины. Эти пропадут не сразу. Следы пальцев. Она почувствовала, что сердцу опять становится тесно в груди. Она никогда не будет так счастлива, как сейчас, даже когда ее поведут в церковь в прекрасном подвенечном платье. Памела Берни. Миссис Мартин Берни. Сейре ведь все равно. Она уже утонула.
Она делилась с Сейрой всем: рассказывала о своих родителях, о том, как другие девочки относились к ней в школе, и что у нее не было мальчика. Сейра внимательно слушала ее. Она была первым человеком, который выслушал ее. Ей казалось, что Сейра выглядит печальной и одинокой.
— Иногда, — сказала ей Сейра однажды, — я смотрю на мир как бы со стороны. Он такой случайный. Ведь мир — это тот выбор, который мы делаем. Обочины на дорогах — результат нашего выбора. То, что детей посылают в школу, а мужчины и женщины живут вместе «в браке» — это тоже результат выбора, решения. Все это совершенно не обязательно должно быть так. Для счастья совершенно не обязательно, чтобы был друг, чтобы вы занимались сексом или чтобы появился ребенок. Кто сказал, что это обязательно?
Думая о Мартине, Пам накинула ночную рубашку. Он грыз ногти и сутулился. Отца он не любил, но он с симпатией говорил о матери, и это ей поправилось. При ходьбе он немного косолапил и широко размахивал руками — она подглядывала за ним из окна библиотеки.
Конечно, она не такая умная, как Сейра. Каждый месяц или два Сейра переходила к изучению какого-нибудь нового предмета, и она постоянно читала. Она могла цитировать современных поэтов, о которых Пам даже не слышала, а когда она занималась драмой, то заказывала в других библиотеках записи спектаклей и внимательно слушала их после работы.
Пам вздохнула. Когда она выйдет замуж за Мартина, ее родителям придется, возможно, завести кошку. И ее мама тогда скажет: «Киска (или как там ее еще назовут), я не думаю, что он уже вынес мусор, а завтра, когда приедут за мусором, он еще будет спать, а мы с тобой, Киска, уже встанем».
Пам наклонилась к своему отражению в зеркале и прошептала: «Не делай мне больно. Это мой первый раз». Но он такой страстный. Никак не мог остановиться. У него широкие скулы и уши не оттопырены. Она старалась поведать ему свои самые сокровенные мысли, пока он получал от нее то, что ему было нужно.
