Патриция Хайсмит - Рассказы
— …большинство действительно предпочитает жить подальше от города. — Оказывается, миссис Кристиансен о чем-то в это время с ней говорила.
— О да… да, конечно, мэм. Здесь так чудесно — гораздо лучше, чем в городе.
Миссис Кристиансен гладила волосы девочки с нежностью, растрогавшей Люсиль.
— Им как раз пора обедать, — сказала она. — Вы, Люсиль, будете есть здесь, наверху. Кстати, что вы предпочитаете, чай, кофе или молоко?
— Если можно, кофе.
— Отлично, Лизабет поднимется сюда с обедом через несколько минут. — Она помедлила, задержавшись в дверях. — Скажите, Люсиль, вас ничто не беспокоит? — спросила она, понизив голос.
— О нет, мэм.
— Ну и отлично, для этого и нет никаких причин. — Казалось, она хотела еще что-то добавить, но, передумав, улыбнулась и вышла из комнаты.
Глядя ей вслед, Люсиль пыталась понять, что бы это такое могло быть, что хотела сказать, но так и не сказала миссис Кристиансен.
— Вы гораздо красивее, чем Кэтрин, — сказал ей Ники.
Она повернулась к нему.
— Кто это — Кэтрин? — Люсиль присела на лежавшую на полу подушечку, и, когда ее внимание полностью переключилось на продолжавших пристально ее рассматривать малышей, она почувствовала, что ее плечи расслабились и напряжение ушло.
— Кэтрин раньше была нашей няней. Она вернулась к себе в Шотландию… Хорошо, что теперь вместо нее будете вы. Кэтрин нам не нравилась.
Элоиза стояла заложив руки за спину и слегка покачиваясь из стороны в сторону.
— Да, — проговорила она, разглядывая Люсиль. — Кэтрин нам не нравилась.
Ники повернулся к сестре.
— Нечего повторять. Это я сказал!
Люсиль засмеялась и обхватила свои колени. Через мгновение Ники и Элоиза тоже рассмеялись.
Вошла темнокожая горничная с дымящимся подносом и поставила его на столик из светлого дерева, стоявший посреди комнаты. Это была стройная женщина неопределенного возраста.
— Я — Лизабет Дженкинс, мисс, — застенчиво проговорила она, раскладывая бумажные салфетки.
— Меня зовут Люсиль Смит, — представилась девушка.
— Ну что же, я пока пойду займусь остальным, мисс. Если вам что-нибудь еще понадобится, только позовите. — Она вышла. Ее бедра казались очень упругими под голубой форменной юбкой.
Все трое уселись за стол, и Люсиль, подняв крышку с большого блюда, обнаружила три украшенных петрушкой омлета, ярко-желтых от солнечного луча, пересекавшего стол. Но сначала ей пришлось разлить томатный суп и раздать треугольные тосты с маслом. Для нее в серебряном кофейнике был налит кофе, а детям предназначались два больших стакана с молоком. Стол был немного низковат для Люсиль, но она не обратила на это внимания. Было так чудесно даже просто сидеть здесь, с этими детьми, когда солнце своим теплым и веселым светом заливало покрытый желтым линолеумом пол, и стол, и румяное личико сидевшей напротив нее Элоизы. Как замечательно, что ей не нужно больше возвращаться в дом миссис Хоуэлл! Там она всегда чувствовала себя неловко. А здесь ничего бы страшного не произошло, даже если бы она случайно уронила соусную ложку кому-нибудь на колени. Дети только рассмеялись бы.
Люсиль отхлебнула кофе.
— А что, есть вы не будете? — спросила Элоиза с набитым ртом.
Чашка выскользнула у Люсиль из пальцев, и половина кофе пролилась на скатерть. Но, слава Богу, это была не скатерть, а клеенка. Ее можно вытереть бумажным полотенцем, и Лизабет ничего не заметит.
— Поросенок! — засмеялась Элоиза.
— Элоиза! — одернул ее Ники и отправился в ванную за бумажным полотенцем.
Они вместе вытерли стол.
— Папа всегда дает нам попробовать своего кофе, — заметил Ники, усевшись на место.
Люсиль размышляла, расскажут дети об этом небольшом происшествии матери или нет. Она догадалась, что Ники предлагает ей небольшую сделку.
— В самом деле? — переспросила она.
— Он наливает нам немного в молоко, — продолжал Ники, — чуть-чуть, только чтобы подкрасить.
— Вот так? — И Люсиль плеснула немного кофе из изящного серебряного носика в оба стакана.
— Да! — восторженно выпалили дети.
— Мама не хочет, чтобы мы пили кофе, — объяснил Ники, — но когда она не видит, папа отливает нам немножко, вот как вы сейчас. Папа говорит, что без кофе у него весь день пошел бы насмарку, и у меня то же самое… Да, уж Кэтрин не дала бы нам так запросто кофе, а, Элоиза?
— Дождешься от нее, как же! — Элоиза, смакуя, сделала большой глоток из стакана, который она держала обеими руками.
Люсиль почувствовала, как у нее откуда-то из глубины поднимается теплая волна и румянцем загорается на ее щеках. Она понравилась детям, в этом не было никаких сомнений. Она вспомнила, как часто за те три года, что работала горничной в разных домах (Люсиль привыкла считать, что быть горничной — это единственное, на что она способна), она приходила в городской парк только для того, чтобы посидеть на скамейке и посмотреть на играющих детей. Но те дети обычно были чумазыми и ужасно сквернословили, да и она всегда оставалась для них чужой. Однажды она видела, как мать ударила собственного ребенка прямо по лицу. Люсиль вспомнила, как убежала из парка, не в силах перенести боль и ужас…
— А почему у тебя такие большие глаза? — спросила Элоиза.
Люсиль вздрогнула.
— У моей мамы тоже были большие глаза, — проговорила она неуверенно, словно признаваясь в чем-то предосудительном.
— А-а, — кивнула Элоиза, вполне удовлетворенная таким ответом.
Люсиль медленно отрезала кусочек омлета, хотя есть ей совершенно не хотелось. Прошло три недели с тех пор, как умерла ее мать. Всего три недели, а кажется, что гораздо, гораздо больше. Это потому, что она старалась забыть, подумала она, забыть о безнадежной мечте последних трех лет, надежде на то, что мать сможет поправиться в санатории. Но что значит — поправиться? Болезнь была чем-то, совершенно с ней не связанным, чем-то, что ее убило. Бессмысленно было надеяться на то, что мать станет психически здоровой, ведь она — Люсиль хорошо это знала — раньше такой не была. И врачи говорили ей то же самое. Они много чего ей тогда говорили, в том числе и о ней самой. Много хорошего, обнадеживающего — что она нормальна, как и ее отец. Глядя на дружелюбное личико сидевшей напротив Элоизы, Люсиль почувствовала, как возвращается теплая волна радости. Да, в этом чудесном доме, вдали от всего мира, она сможет все забыть и начать все сначала.
— Не пора ли нам заняться мистером Желе? — спросила она.
— Но вы же еще не поели. — Ники показал на ее тарелку.
— Я не проголодалась.
Люсиль разделила между ними лишнюю порцию сладкого.
— Мы могли бы сходить сейчас в песочницу, — предложил Ники. — Мы обычно ходим туда только по утрам, но я хочу, чтобы вы посмотрели на наш замок.
Песочница была за домом, в углу, образованном пристройкой. Люсиль присела на деревянный край песочницы, а дети принялись, как гномики, копошиться в песке — сгребать его в кучу и утрамбовывать ладошками.
— Чур, я буду пленной принцессой! — закричала Элоиза.
— Ладно, а я спасу ее, Люсиль. Вот увидите.
Замок из мокрого песка рос на глазах. У него были башенки с жестяными флажками, ров и подземный мост, выполненный из крышки сигарной коробки, присыпанной песком. Люсиль смотрела как завороженная. Ей вдруг живо вспоминалась история Бриана де Буагильбера и Ревекки. Она прочла «Айвенго» не отрываясь, за один присест, потеряв представление о времени и пространстве. Точно так же, как сейчас.
Когда замок был готов, Ники положил внутрь, сразу за подъемным мостом, полдюжины мраморных шариков.
— Это хорошие солдаты, они попали в плен, — объяснял он ей. Вторую жестяную крышку от сигарной коробки он держал перед ними до тех пор, пока не соорудил стену из песка. Затем он поднял крышку, чтобы песочная дверь прикрывала потайной ход.
А Элоиза тем временем набирала на площадке возле дома маленькие камешки-снаряды.
— Мы разбомбим ворота, и хорошие солдаты спустятся вниз по холму и перейдут через мост. Тогда я спасена!
— Не рассказывай ей! Она сама увидит!
Ники с серьезным видом швырял камешки от края песочницы, противоположного воротам замка, а Элоиза, стоя за замком, в промежутке между выстрелами пыталась по мере возможности восстановить разрушенное, поскольку она была не только пленной принцессой, но и осажденной армией.
Ники вдруг остановился и посмотрел на Люсиль.
— Папа умеет стрелять при помощи палочки. Он кладет на один конец камешек и бьет по другому. Это называется баллиска.
— Баллиста, — поправила Люсиль.
— Ого, а вы откуда знаете?
— Я читала об этом в книге… о замках.
— Ого! — Ники, смущенный тем, что неправильно произнес слово, снова принялся бомбить замок. — Нам нужно скорее освободить хороших солдат. Они в плену, видите? Потому что, когда они окажутся на свободе, мы сможем воевать все вместе и захватим замок!
