Дин Кунц - Черные реки сердца
Боясь, как бы эти двое не услышали, как бешено колотится его сердце, Спенсер подошел к Ли и взял подарок.
Он был сантиметров пять в диаметре. С одной стороны была вырезана голова дракона. С другой – стилизованное изображение фазана.
– Это слишком дорогая вещь, чтобы...
– Это всего лишь мыльный камень. Фазаны и драконы, мистер Грант. Вам нужна их сила. Благополучие и долгая жизнь.
Держа медальон на ладони, Спенсер спросил:
– Это талисман?
– Да, и очень эффективный, – сказал Ли. – Вы видели Кван Инь, когда вошли в ресторан?
– Не понял?
– Деревянную статую около входной двери.
– Да, видел. Женщина с добрым лицом.
– В ней живет добрый дух и не позволяет врагам переступить мой порог. – Ли говорил с той же серьезностью, с какой повествовал о своих мытарствах. – Особенно она оберегает от завистливых людей, а зависть среди самых опасных чувств занимает второе место после жалости к себе.
– И прожив такую жизнь, после всего, что выпало на вашу долю, вы еще верите в это?
– Мы должны во что-то верить, мистер Грант.
Они обменялись рукопожатиями и простились.
Спенсер пошел за своим проводником, держа в руке записку с адресом и медальон.
В лифте, вспоминая короткий обмен репликами между своим сопровождающим и лысым телохранителем, когда они только вошли в приемную, Спенсер спросил:
– Когда мы ехали вниз, вы проверили, нет ли у меня оружия?
Вопрос вызвал у того улыбку, однако он не ответил.
Чуть позже, подойдя к входной двери, Спенсер остановился, чтобы как следует разглядеть Кван Инь.
– Он действительно думает, значит, так оно и есть, – сказал его сопровождающий. – Мистер Ли – великий человек.
Спенсер посмотрел на него:
– Вы были на том судне?
– Мне было всего восемь. Это моя мать умерла от жажды за день до нашего спасения.
– Он говорил, что никого не смог спасти.
– Он спас нас всех, – сказал тот, отворяя дверь.
Выйдя на улицу, ослепленный ярким солнечным светом и оглушенный шумом проносящихся мимо машин и пролетающего над головой самолета, Спенсер словно неожиданно проснулся от какого-то странного сна. Или же наоборот – заснул и видел сон.
За все то время, что он пробыл в ресторане и прилегающих к нему помещениях, никто ни разу не взглянул на его шрам.
Он повернулся и посмотрел внутрь ресторана через стеклянную дверь.
Человек, чья мать погибла от жажды в Южно-Китайском море, стоял среди столов и опять скручивал салфетки в причудливые остроконечные пирамиды.
* * *Дактилоскопическая лаборатория, где молодой ассистент Дэвид Дэвис поджидал Роя Миро, занимала одно из помещений дактилоскопического отдела. Здесь находилось большое количество компьютеров для обработки изображений, мониторы с высокой разрешающей способностью и еще более экзотические приборы.
Дэвис готовился к тому, чтобы проявить незаметные глазу отпечатки пальцев на окне в ванной Валери Кин, аккуратно вынутом из стены дома. Оно лежало на мраморном столике лаборатории – вся рама целиком и нетронутое стекло, даже рояльные петли казались в полном порядке.
– Это очень важное дело, – сказал Рой, подходя к столу.
– Ну разумеется, у нас все дела очень важные, – сказал Дэвис.
– Да, но это дело особой важности. И к тому же очень срочное.
Рою Дэвис не нравился, и не только потому, что у него было дурацкое имя, а потому, что его раздражали его увлеченность и суматошность. Длинный, тощий, похожий на журавля, с жесткими, как проволока, светлыми волосами, Дэвид не просто входил в помещение, но врывался, влетал, вбегал. Вместо того чтобы просто повернуться, он вращался. Вместо того чтобы просто показать на что-то, он тыкал пальцем. Рою Миро, всегда избегавшему крайностей в одежде или поведении, Дэвид казался ужасно неестественным.
Его помощник – Рой только знал, что его зовут Верц, – был бледным типом, носившим свой белый лабораторный халат, как робкий новичок-семинарист рясу. Если он не сновал по лаборатории, выполняя поручения Дэвиса, то вечно суетился вокруг своего начальника, глядя на него с нескрываемым восхищением. Роя просто тошнило от него.
– На этой форточке ничего нет, – сказал Дэвид, рисуя ручкой в воздухе огромный ноль. – Ноль! Ни граммулечки. Дерьмо. Эта форточка – просто кусок дерьма! Здесь вообще нет ни сантиметра гладкой поверхности.
– Очень плохо, – сказал Рой.
– Очень плохо? – произнес Дэвид, глаза его расширились, как будто Рой на новость о покушении на Папу Римского отреагировал лишь пожатием плеч и усмешкой. – Похоже, что эта дрянь специально придумана для воров и грабителей – просто оборудована для мафии, ей-Богу.
Верц тоже пробормотал:
– Ей-Богу.
– Так давайте займемся окном, – нетерпеливо произнес Рой.
– Да, мы возлагаем на окно большие надежды, – сказал Дэвис, мотая головой вверх-вниз, как попугай, слушающий джаз. – Лаковая поверхность. Несколько раз рама была покрыта темно-желтым лаком, чтобы дерево не портилось от влажности ванной. Очень гладкая поверхность. – Дэвис просиял, глядя на маленькое окошко, лежащее на мраморном столике. – И если на нем что-то есть, то мы это найдем.
– Чем раньше, тем лучше, – подчеркнул Рой.
В одном из углов комнаты под вытяжным шкафом стоял пустой аквариум литров на десять. Верц, надев хирургические резиновые перчатки, взял окошко за боковые поверхности и понес его к аквариуму. Более мелкие предметы обычно подвешивались на проволоку с помощью специальных зажимов. Но окно было слишком тяжелым и громоздким для этого, так что Верц поставил его в аквариум под углом, прислонив к одной из стеклянных стенок. Оно еле-еле вошло.
Дэвис положил в чашку Петри три ватных тампона и поставил ее на дно резервуара. С помощью пипетки он нанес на вату несколько капель метилового эфира. Другой пипеткой он накапал такое же количество раствора гидрата окиси натрия.
Тотчас же в аквариуме появились пары цианистого акрилата, которые устремились вверх, к вентиляционному отверстию.
Скрытые отпечатки, оставленные небольшим количеством выделений – жира, пота, грязи, – не видимые простому глазу, обычно проявляются под воздействием одного из следующих веществ: порошка, йода, раствора нитрата серебра или же паров цианистого акрилата, с помощью которого достигаются лучшие результаты на непористых материалах, вроде стекла, металла, пластика и лаковых покрытий. Пары моментально конденсируются в плотную смолоподобную массу на всей поверхности, однако сильнее всего на остатках жира, повторяя рисунок отпечатка.
Процесс занял чуть больше тридцати минут. Если бы оставили окно в аквариуме на более длительное время, мог образоваться слишком плотный слой смолы, скроющий отпечатки пальцев. Дэвис решил, что ему понадобится сорок минут, и оставил Верца следить за процессом.
Рой с трудом пережил эти сорок минут, поскольку Дэвид Дэвис – волшебник в области техники – настоял на том, что покажет гостю новое, ультрасовременное оборудование своей лаборатории. Отчаянно жестикулируя, не умолкая ни на минуту, сверкая маленькими блестящими, как у птицы, глазками, он подробнейшим образом рассказывал Рою о работе каждого прибора, всех его узлов.
К тому времени, как Верц объявил, что окно из резервуара вынуто, Рой уже устал демонстрировать внимание к болтовне Дэвиса. Он с тоской представил спальню Беттонфилдов вчера вечером: как он держал руку милой Пенелопы, как слушал «Битлз». Ему было так хорошо.
Насколько же с мертвыми приятней иметь дело, чем с живыми.
Верц подвел их к фотографическому столику, на котором лежало окно из ванной. На штативе, установленном над столом, был укреплен «Поляроид С-5», чтобы сделать снимки отпечатков пальцев крупным планом.
Окно лежало к объективу внутренней стороной – таинственный незнакомец мог коснуться ее, убегая из дома. С внешней же стороны все следы были, разумеется, смыты дождем.
Хотя идеальным фоном считался черный, деревянная лакированная рама была достаточно темной, чтобы на ней проявились белые узоры от скопления цианистого акрилата. Однако при тщательном рассмотрении они ничего не заметили ни на раме, ни на стекле.
Верц выключил верхний свет, и в лаборатории стало темно, только через закрытые жалюзи проникал дневной свет. Его бледное лицо, казалось, фосфоресцировало в темноте, как какая-то тварь морских глубин.
– Возможно, мы сумеем что-нибудь увидеть при боковом освещении, – сказал Дэвид.
На гибком штативе была прикреплена галогеновая лампа с коническим абажуром. Дэвис включил ее, снял со штатива и стал медленно водить ею над окном, всячески поворачивая лампу под самыми разными углами.
– Ничего, – с досадой произнес Рой.
– Давай-ка посмотрим стекло, – сказал Дэвис, продолжая водить лампой в разных направлениях, с той же тщательностью изучая и стекло.
