Лев Пучков - Кровник
Отложив бинокль в сторону, я высунул над краем воронки полголовы и оглядел подножие холма, еще раз оценивая правильность выбора места для засады. Вроде бы все нормально, хотя можно было бы и… Домыслить я не успел, так как периферийное зрение зафиксировало какую-то незапланированную активность в секторе наблюдения.
Глянув на подворье объекта через бинокль, я обнаружил, что в промежутке между домом и сортиром оживленно размахивает руками какой-то вообще посторонний дед — скорее всего сосед (его я ранее на подворье не наблюдал) и тычет пальцем в мою сторону. Беслан стоял рядом и в упор смотрел на меня (прекрасный бинокль у Тэда, эффект присутствия — от винта!).
Ухватив веревку, я привел семафор в действие и телеграфным шифром выдал набор стандартных сигналов: «Все в норме. Какие будут указания? Повторите», — на тот случай, если Беслан вдруг владеет азбукой Морзе.
Насмотревшись на мое семафорство, подконтрольный почесал затылок и вместе с дедом скрылся за углом дома. Вот оно!
Метнувшись обеспокоенным взором по близлежащим усадьбам, я не обнаружил более наблюдательной активности, оборвал рукав, обнажая зеркало, и, выбравшись ползком из своего укрытия, в буквальном смысле скатился к месту, запланированному для засады.
Притаившись в кустах, я осмотрел видимую отсюда оконечность села и попенял себе за утрату профнавыков. Дед, старый пердун, заметил мое семафорство, а вот я его не обнаружил, хотя очень тщательно осматривал через бинокль близлежащие дворы. Вот это прокол…
Минут через десять из-за крайнего дома показался вооруженный автоматом Беслан и направился в мою сторону.
Все было правильно. Поднадзорный никого с собой не пригласил — он шел один, без опаски, периодически бросая взоры на торчавший посреди склона семафор, и весь его вид выражал живейшее любопытство.
— Молоток, красавчик! — похвалил его я. — Только вот автомат ты напрасно взял. Зачем тебе автомат в мирном селе? Хотя в данный момент без разницы — с автоматом ли, без — самое главное, мой хороший, что ты вообще вылез.
Высказавшись подобным образом, я еще раз промерил взглядом расстояние, повязал на лицо косынку и, ухватив конец веревки, начал разминать мышцы ног.
Добравшись до зарослей кустов на опушке, Беслан на секунду остановился, осматриваясь, и двинулся по тропе. Молодец, верно мыслишь — по тропе, конечно, лучше, чем ломиться через заросли, рискуя нарваться на забытую кем-то растяжку.
Обернув веревку вокруг запястья, я выбрал слабину и чуть-чуть натянул ее, чтобы рывок получился коротким. Беслан неторопливо двигался по тропе, глядя под ноги, — до моего сооружения ему оставалось пройти метров 20.
— Давай, давай, не отвлекайся, паря, — подбодрил я его и принялся разминать кисть правой руки, одновременно разгоняя организм дыхательным упражнением.
Это только в кино вы можете наблюдать, как какой-то там тип крадется по лесу, держа в руках взведенное оружие, и вдруг из кустов выскакивает ловкач — совсем без оружия, но страшно подготовленный — и одним движением обезоруживает того, который крадется. Это лажа, ребята, — для такого трюка необходимы идеальные условия: мягкая трава, скрадывающая шорох движения, отсутствие хрустких веток, кустов и вообще всего, что может вызвать шум, а также хорошо замаскированное место.
Это фэнтэзи. В реальном лесу каждое движение вызывает изрядный шум, а непосредственно у тропы, как ни странно, природа не оборудует хороших мест для засады на расстоянии одного прыжка. А потому, даже если вы являетесь обладателем сразу шести черных поясов по различным видам боевых искусств и состоите в близком родстве с Брюсом Ли, — ни в коем случае не пытайтесь в нормальном чеченском лесу голыми руками обезоружить крадущегося по тропе со взведенным автоматом мужика, который умудрился за полтора года войны остаться живым и невредимым. «Дух» при любом раскладе и независимо от состояния атмосферного давления успеет сделать из вас дуршлаг, так как мгновенно повернет ствол в направлении источника шума с одновременным нажатием на спусковой крючок. Вот так. Поэтому единственный способ захватить вооруженного чеченца голыми руками в лесу — это отвлечь…
Беслан приблизился к сооружению и повернул лицо в мою сторону. Ух, волчара! Как будто чует! Он обеспокоенно шевельнул ноздрями. Я мгновенно вспотел и порадовался, что позаботился натянуть на лицо косынку с прорезями для глаз, изготовленную накануне из запасной футболки. Нас разделяло что-то около шести метров — на таком расстоянии он, повернувшись в мою сторону, обязательно бы рассмотрел незамаскированное лицо: я-то его вижу хорошо! Встревоженно понюхав воздух, Беслан пожал плечами и сделал по тропе два шага, пересекая установленный мною незримый рубеж.
Оппп!!! Я резко дернул за веревку и, зафиксировав результат, рванулся через кусты к поднадзорному. Устройство сработало. Накануне я довольно долго прочесывал окрестности, прежде чем обнаружил это сгнившее бревно — в меру толстое, кривое, с узловатым комлем. С трудом доперев его к месту засады, я пристроил бревнышко к стволу клена и несколько раз ходил туда-сюда по тропке, поправляя сооружение — так чтобы оно не бросалось в глаза при движении от опушки в глубь леса.
Результат вышел что надо: теперь «дух» на шумы не реагировал совсем — он лежал на тропе, держа в объятиях комель внезапно соскочившего бревна, и не подавал признаков жизни.
Стащив с поднадзорного бревно я убедился, что он дышит, и облегченно вздохнул: однако же ваш покорный слуга неслабый математик — все рассчитал как надо, впритирочку.
Зашвырнув автомат подальше в кусты, я залепил Беслану рот пластырем, связал руки за спиной и, взвалив его наподобие куля на плечо, быстро двинулся прочь от села — в противоположную сторону от нашей машины, в которой меня поджидал дисциплинированный Тэд.
Попетляв меж лесистых холмов, я приглядел местечко неподалеку от глубокой лужи и аккуратно опустил пленного на траву. Беслан пришел в себя и начал ворочаться, ошалело таращась на меня.
Обыскав связанного, я ничего интересного не обнаружил, кроме большого ножа в чехле. Настоящий горец! Из дому вышел на пять минут, а клинок не забыл прицепить. Проверив прочность узлов на веревке, стягивающей пленнику руки, я на всякий случай спеленал ему ноги и, быстро собрав сухих веток, запалил костер. Когда пламя набрало силу, я снял с Беслана рубаху, разрезав ее ножом на спине и стал разгонять дым — мало ли чего, вдруг кто-нибудь заинтересуется появившимся меж холмов дымком. Разгоняя дым, я смотрел на мерзавца и тяжко размышлял. Он, подонок, еще не вполне осознал ситуацию, а потому моих размышлений не замечал — только что-то мычал и зверовато таращился.
Да, я собирался пытать пленного, тем самым грубо нарушая положения кодекса комбатантов.[4] У меня просто не было иного выхода.
Разумеется, я мог бы побеседовать с Бесланом обычным способом и спросить его: куда вы подевали мою супругу? Очень возможно, что в ответ он бы сказал правду — сведения эти не составляют особой важности и ни для кого не несут в себе угрозы. На первый взгляд. Подумаешь, важная птица, какая-то славянка, одна из множества подвергшихся подобной участи. Да пожалуйста, — на, забирай, мы уже попользовались… Стоит ли скрывать такую информацию перед лицом возможной смерти?
Однако у меня были изрядные сомнения по поводу истинности показаний, которые предстояло дать Беслану. Во-первых, сообразив, что от него хочет внезапно свалившийся агрессор, «дух» может соврать, понимая (если не дурак), что после такого допроса оставлять его в живых мне ни в коем случае не стоит. Ну, а коли так — вот тебе, получи дезу!
Во-вторых. Если подонок местами умный, он сразу сообразит, что может рассчитывать остаться в живых лишь в том случае, если предложит мне версию, предполагающую его обязательное участие в моем предприятии. Например, скажет, что место нахождения интересующей меня женщины знает только он один, а объяснить, как туда добраться, толком не может. Вот проводить — так это запросто, это можно. И проводит — прямиком в лапы какого-нибудь сторожевого поста «духов»…
Меня такой расклад не устраивал — слишком много было поставлено на карту.
Дождавшись, когда образовались качественные угли, я положил нож Беслана кончиком в костер и потерянно ухмыльнулся, пожав плечами. Неожиданно меня посетила совершенно посторонняя и, казалось бы, никчемная мысль, сравнение, навеянное ситуацией. Вот ведь как интересно — нас практически ничто не отличает от наших диких предков: компьютеры, роботы и космические исследования — это так, мишура, напускное обличье. Сущность остается одна, она равновелика, как у кроманьонца, забившего какого-нибудь мамонта много веков назад, так и у оператора ракетной установки на пороге XXI века.
