Адам Нэвилл - Судные дни
Кайл присел на корточки, зажав между коленями ноутбук и магнитофон. Откашлялся, щелкнул хлопушкой и начал, невольно понизив голос:
– Здесь располагалось сердце секты, как дом в Холланд-парке был породившей ее утробой. Этот храм служил духовным центром до тех пор, пока сестра Катерина не решила, что звезда в Америке получает больше денег и славы, чем автор запутанной теологической теории в Нормандии. За собой она оставляла тела. Множество тел.
Адепты Последнего Собора либо влачили ужасное существование сельскохозяйственных рабочих под нормандским дождем, либо проводили время здесь, в храме.
Как только они приехали во Францию, сестра Катерина снова ввела в их круг сущности. Здесь их также называли святыми духами. Здесь она впервые объявила: «Что есть я, тем желала я быть, а кем желала я быть, тем и стала». Именно здесь полностью сформировалось ее кредо, которое Ирвин Левин называл «злокачественным нарциссизмом». Оно отлично служило ей вплоть до кровавой кончины в тысяча девятьсот семьдесят пятом году.
Вообразите их – худых, бледных, бородатых, столпившихся вокруг свиноподобной сестры Катерины, восседавшей на троне, что по рассказам стоял на маленьком помосте. Она вела их от одной смехотворной исповеди к другой, как товарищ Мао. Прямо здесь. Слезливые признания в любой слабости, пороке, стыдном секрете выкрикивали отчаянными голосами. У тех, кто голодает, голоса меняются, делаются нечеловеческими.
Утомительные постоянные сеансы самоанализа были призваны лишить адептов индивидуальности, самой личности, ввести в транс, а потом в своего рода религиозную экзальтацию, пробить прямой путь для общения с сущностями. Со святыми духами.
Или же здесь их ждало только безумие? Эйфория, сопровождавшая истощение? А может, сущности были полной ерундой, уловкой, инструментом порабощения? Ирвин Левин полагает, что так.
Про себя кляня Гавриила, который был совершенно необходим для рассказа о сущностях, Кайл сделал паузу и проверил оба микрофона.
– Говорят, что здесь, в храме, сестра Катерина многому научилась. Использовала воздержание и сексуальное унижение для контроля над людьми. Супружеские измены – в секте было три женатых пары – поощрялись в целях «независимости». Здесь разлучали друзей, разрушали связывающие людей узы, процветал эротический мистицизм. Правда, только в установленных сестрой Катериной строгих границах. Ее последователи не могли сами решать, с кем спать и рожать детей.
В такой атмосфере, пропитанной насилием, родились пятеро детей. В темном грязном сарае. В месте, предназначенном для скота, но использовавшемся как храм. Впрочем, жили они не лучше скота. Достоверно неизвестно, почему сестра Катерина разрешала рожать детей. Бывшая проститутка и хозяйка борделя, сама она никогда не заводила любовников. Насколько известно, она хранила целибат и презирала беременных женщин. Так почему же женщина, которая вполне могла запретить секс среди последователей, наоборот, проводила странные эротические ритуалы и поощряла деторождение?
Кайл закончил монолог и отключил микрофон. Пошел в храм, посмотреть, где ставить свет. Земля хлюпала и уходила из-под ног. Ступая осторожнее, он обошел сарай и сделал пару фотографий: черная крыша, дырявые стены.
Вспышка освещала сводчатый потолок, порождая неверные тени. Они как будто двигались в смрадном влажном воздухе, ища темноту и ненавидя свет вспышки. Он посмотрел, что получилось на экранчике фотоаппарата. И пошел к двери, подальше от источника вони и неприятных мыслей, которые здесь возникали сами собой. При свете Дэн снимет все гораздо лучше, с братом Гавриилом или без него.
Перед дверью он остановился. Внимательно посмотрел на кусок стены в четырех футах от двери, в которую вошел и через которую собирался выйти. Здесь запах был сильнее всего. Черная краска откололась или ее скололи, и под ней виднелся край какой-то странной отметины на светлом камне. Кайл вспомнил о подвале на Кларендон-роуд и о словах Рашель Филлипс. Вытащил телефон и посветил на стену:
– Ни хрена себе!
Это оказалось не пятно, а очертания человеческой фигуры. Кайл чиркнул «Зиппо». Оранжево-голубой огонек пометался и успокоился, и Кайл присмотрелся повнимательнее.
Могут ли пятна старой краски, плесень или грибок принять такую форму? Силуэт был ростом около пяти футов, но горбился, прикрывая голову, – отчего Кайл не смог разглядеть лицо в тех же подробностях, что костлявые ноги и тонкие пальцы, поднятые перед глазами, словно человек хотел закрыться от чего-то отвратительного или болезненного.
Нет, это совершенно точно не пятно. Была видна каждая кость на ногах. Грудная клетка. Впалый живот цвета черного чая – и черные штрихи костей.
Кайл сделал несколько фотографий. Крупный план разинутого рта и длинных зубов. Лошадиных зубов почти без десен.
Он дотронулся до рельефа. Холодный, чуть выступающий из стены. Слившийся с ней, как окаменелость. Кайл убрал руку и попытался убедить себя, что это природное образование. «Пожалуйста». Что-то вроде Туринской Плащаницы, но в камне. Да нет, не может быть. Это нарисовали люди, а потом оно осыпалось и стало выглядеть вот так. «Правда ведь?»
– Дэн! – позвал он. – Дэн!
Ответа не было.
Кайл поежился. Посмотрел на другие стены. От двери было ничего не видно – слишком темно. Почему он не додумался взять фонарь? Солнце уже садилось, и он боялся этого сильнее, чем мог признать.
Посмотрел на часы: до темноты остался примерно час. А им еще нужно снять домик сестры Катерины и вернуться в машину. Если Макс увидит фото фигуры на стене, он начнет уговаривать, чтобы они вернулись и закончили работу.
То, что началось так многообещающе, теперь становилось все неприятнее.
– Блин.
Кайл пошел вдоль стены к узкому столбу света, пробивавшемуся из второго окна. Зажигалкой вел на уровне груди, в паре дюймов от каменной кладки. В паре мест краска отвалилась, но ничего странного он не нашел.
Пока не дошел до противоположной части храма. У подножия стены он увидел что-то похожее на ступни, не прикрытые одеждой или хотя бы плотью. Они торчали примерно в ярде над полом, как будто их обладатель левитировал. Кайл немедленно захлопнул «Зиппо», но быстро понял, что темнота под этими ногами хуже, чем их вид, и снова на ощупь щелкнул зажигалкой. В колеблющемся свете от пламени он в подробностях разглядел не только ноги, но и весь силуэт.
Фигура вскинула руки над шишковатой головой. Задрала подбородок и закатила глаза в каком-то жутком экстазе. Это оказалась очень худая обнаженная женщина. Ниже ключиц болтались сморщенные черные мешочки грудей. С черепа свисали то ли пряди неопрятных волос, то ли остатки какого-то головного убора.
Оно шествовало. Другого слова не подберешь. Шествовало, как будто размашисто шло сквозь камень, сверху вниз. Этот образ сразу навел Кайла на мысль, которая ему ужасно не понравилась, но все выглядело так, словно фигура в некоем диком трансе прошла сквозь стену, оставив после себя то ли что-то вроде фотографического негатива, то ли след от своих физических останков, каким-то образом вплавившийся в твердый камень. Наверное, изображение как-то вытравили на стене. Нарисовали? Вырезали? Рашель Филлипс говорила, что они выцветают и пропадают. «Это не пропало».
Кроме того, здесь сильно пахло падалью, как будто Кайл стоял над довольно свежим трупом. И еще чем-то вроде стоячей воды. Мертвечина и сточные воды. И… и… ему захотелось чихнуть. Пыльные перья у лица. Старые грязные подушки. Да, старые перья и наволочки в желтых пятнах. Может, старая одежда. Влажная, нестираная, гниющая ткань. Тот же запах, что и на Кларендон-роуд.
Разум уцепился за объяснение: члены секты выкопали выгребную яму, и ее содержимое просочилось под пол храма. А эти рельефы на стенах они нарисовали, когда сошли с ума.
Кайл снял вторую фигуру с трех сторон крупным планом. В свете вспышки она выглядела еще гнуснее. Когда он снимал ужасное лицо во весь экран, снаружи раздался страшный грохот.
Как будто кто-то с силой хлопнул тяжелой дверью. Какой дверью? Тут не осталось ни одной двери.
Старая пустая ферма. Наверное, рухнуло какое-то бревно. Шифер с крыши.
«Здесь небезопасно. Это место проклято».
– Эй! – крикнул он, съежившись в тени, посмотрел в сторону далекой двери: прямоугольник серого света на черном. Выпрямился Кайл, когда понял, что стоит на коленях, словно пал ниц в страхе перед тварью в стене, перед ее когтистыми ступнями, прямо на алтаре храма, там, где в любой нормальной церкви висело бы распятие.
Нужно идти. Бежать!
– Дэн! Дэн! – Все остальные тут, просто снаружи, нечего бояться. Но вдруг он вспомнил, как они в ужасе бежали из дома на Кларендон-роуд. Тогда тоже громко хлопнула дверь.
Кайл снова щелкнул зажигалкой. Попытался тихо пройти по листьям, веткам, неведомым предметам, крошившимся под ногами. Из-за резких судорожных движений пламя погасло.
