Том Клэнси - Красный шторм поднимается

– Что вы сказали?

– Бывший главнокомандующий Западным фронтом расстрелян вместе с маршалами Шавыриным, Рожковым и четырьмя другими военачальниками.

– И этот мерзавец Косов осмеливается поздравлять меня…

– Он сказал, что был бессилен что-либо предпринять для их спасения, и выражает глубокое соболезнование.

Подумать только, соболезнование от председателя Комитета государственной безопасности, пронеслось в голове Алексеева. Ну ничего, товарищ Косов, мы еще встретимся…

– Значит, скоро наступит и моя очередь.

– Вы правильно поступили, товарищ генерал, что посоветовали обсудить план будущих военных операций с моим отцом. По мнению его и Косова, как только такое предложение поступит в Ставку, вы будете немедленно арестованы. Политбюро по-прежнему считает, что победа возможна. Стоит им потерять веру в победный исход войны, может произойти что угодно.

Алексеев точно знал, что значит выражение «что угодно».

– Продолжайте.

– Ваша идея усилить обстрелянными военнослужащими прибывающие дивизии третьей категории вызвала интерес, это всем понятно. Сейчас каждый день через Москву проходит несколько таких дивизий. – Сергетов помолчал, чтобы генерал смог сам сделать вывод.

Алексеев вздрогнул.

– Ваня, но ведь ты говоришь о государственной измене.

– Товарищ генерал, мы говорим о спасении Родины…

– Не надо смешивать спасение собственной шкуры со спасением всей страны! Ты солдат, Иван Михайлович, как и я. Наши жизни – разменные пешки…

– В руках партийного руководства? – презрительно усмехнулся майор. – Слишком поздно вы начинаете проявлять уважение к партии.

– Я надеялся, что ваш отец сумеет убедить Политбюро в необходимости выбрать более умеренный путь решения проблемы. Мне и в голову не приходило поднимать мятеж.

– Время умеренности осталось в прошлом, – ответил Сергетов. Казалось, он внезапно повзрослел и говорит подобно политическому деятелю. – Мой отец выступал против войны вместе с несколькими другими членами Политбюро, но безуспешно. Стоит вам предложить решение конфликта дипломатическими средствами, вас арестуют и расстреляют – во-первых, из-за того, что вы не сумели выполнить поставленную перед вами задачу, и, во-вторых, за то, что осмелились предлагать политическую линию партийной иерархии. Кто вас заменит и каким будет результат? Мой отец опасается, что Политбюро может склониться к использованию ядерного оружия на поле боя. – Да, отец был прав, подумал Сергетов, несмотря на все недовольство партийными решениями, Алексеев служил государству слишком долго и слишком преданно, чтобы рассматривать понятие государственной измены с реалистических позиций.

– Произошло предательство идей партии и революции, товарищ генерал. Если мы не возьмем спасение страны в свои руки, погибнет и то и другое. Мой отец говорит, что вы должны решить, кому вы служите и во имя чего.

– А если мое решение окажется не таким, как вы ожидаете от меня?

– Тогда меня убьют, убьют и моего отца, и многих других. А в конечном итоге и вы не избежите расстрела.

Он прав. Он прав по каждому из этих вопросов. Партийная верхушка предала революцию, предала саму идею партии…, но…

– Вы пытаетесь манипулировать мной, как ребенком! Ваш отец предупреждал вас, что я откажусь принять участие в этом, если не буду убежденным в идейной… – генерал запнулся, подыскивая подходящее слово, – в идейной правоте подобных действий.

– Мой отец говорил, что за много лет вас отучили самостоятельно мыслить, как этого и требует коммунистическая наука от людей. Вам говорили на протяжении всей жизни, что армия служит партии, что вы являетесь защитником государства. Он просил напомнить вам, что вы – член партии, что пришло время сделать партию проводником народных идей.

– А-а, так вот почему он вступил в заговор с председателем КГБ!

– Может быть, вы предпочитаете очистить революционные принципы, полагаясь на поддержку православных бородатых священников или евреев-диссидентов из ГУЛАГа? Нам нужно бороться за справедливость, прибегая к тому оружию, которое у нас есть. – У Сергетова кружилась голова из-за того, что он говорил таким тоном с генералом, отдававшим ему приказы под огнем противника, но он понимал, что отец прав. Дважды за последние пятьдесят лет партия подчиняла армию своей воле, уничтожая лучших офицеров. Несмотря на свою гордость и силу, сконцентрированную у них в руках, генералы Советской Армии были склонны к мятежу и непокорности ничуть не больше комнатной собачки. Но стоит Алексееву приять решение, сказал отец… – Родина взывает о спасении, товарищ генерал.

– Не смейте говорить мне о Родине! – «Партия – душа народа», вспомнил Алексеев лозунг, который повторяли тысячи раз.

– Тогда кто убил детей из Пскова?

– Это дело рук КГБ!

– Значит, вы обвиняете в преступлении меч, а не руку, сжимающую его? Если это так, то кто вы сами?

– Непросто совершить государственный переворот, Иван Михайлович, – заколебался Алексеев.

– Товарищ генерал, неужели ваш долг заключается в том, чтобы выполнять приказы, которые ведут к гибели нашей страны? Мы не собираемся уничтожать государство, наоборот, стремимся укрепить его, – негромко произнес Сергетов.

– Скорее всего мы потерпим неудачу, – заметил Алексеев, испытывая от этих слов какое-то мрачное удовлетворение. Он сел за стол. – Но если суждено умереть, уж лучше я умру как мужчина и солдат, а не как собака. – Он начал составлять план, направленный, на то, что они одержат верх, а он не умрет, пока не добьется успеха по крайней мере в одном деле.

На вершине горы расположились хорошие солдаты, полковник Лоу понимал это. Почти вся артиллерия дивизии била по их позициям, авиация совершала непрерывные налеты, а пятидюймовые орудия линейных кораблей не прекращали обстрел. Он наблюдал за тем, как его солдаты взбираются по крутым склонам под огнем еще оставшихся в живых русских десантников. Универсальная корабельная артиллерия стоящих недалеко от берега линкоров обстреливала гору снарядами с бесконтактными взрывателями. Они взрывались в двадцати футах от земли страшными черными вспышками, осыпая все вокруг смертоносными осколками, а снаряды тяжелой артиллерии морской пехоты перепахивали вершину. Каждые несколько минут огонь прекращался, чтобы дать возможность авиации промчаться над самой горой, поливая ее напалмом и осыпая кассетными бомбами – и все-таки русские не сдавались.

– Вертолеты – вперед! – скомандовал Лоу.

Через десять минут послышался характерный шум лопастей – пятнадцать вертолетов пролетели к востоку от командного пункта, заходя с обратной стороны горы. Начальник дивизионной артиллерии приказал прекратить огонь, чтобы дать возможность двум ротам морских пехотинцев высадиться на южном гребне вершины. Высадку поддерживали штурмовые вертолеты «си кобра». Сразу после высадки пехотинцы начали продвигаться перебежками к русским позициям, находящимся на северном гребне горы.

Русский командир был ранен, а его заместитель с опозданием заметил противника у себя в тылу. Теперь он понял, что безнадежное положение стало отчаянным. Почти все рации были уничтожены, и отданный им приказ не сразу достиг солдат, которые продолжали вести огонь, так что морским пехотинцам пришлось убивать их в окопах. Но таких солдат оказалось всего несколько. Почти все десантники услышали, как ослабевает огонь, и увидели поднятые руки. Со смешанным чувством стыда и облегчения они вывели из строя свое оружие и стали ждать, когда их возьмут в плен. Бой за горную вершину продолжался четыре часа.

– Высота 914 не отвечает, товарищ генерал, – доложил связист.

– Наше положение безнадежно, – пробормотал Андреев. Артиллерия уничтожена, запасы зенитных ракет иссякли. Ему приказали удерживать остров в течение всего нескольких недель, обещали доставить морем подкрепления, говорили, что война в Европе продлится две, максимум четыре недели. Он сумел продержаться гораздо дольше. Один из его полков был уничтожен севернее Рейкьявика, и теперь, когда американцы захватили высоту 914, исландская столица просматривалась оттуда. Две тысячи солдат и офицеров его дивизии погибли или пропали без вести, еще тысяча ранена. Достаточно.

– Свяжитесь с командующим американскими войсками по радио и передайте мою просьбу о прекращении огня. Скажите, что я готов встретиться с ним в любом месте.

– Значит, вы и есть «Ищейка»?

– Так точно, генерал. – Эдварде попытался приподняться в кровати. Из-за трубок в руке и ноги в гипсе это оказалось непросто. Медсанчасть корабля была полна раненых.

– А это, должно быть, мисс Вигдис. Мне говорили, что вы красивая девушка. У меня дочь примерно таких же лет.