Тест Тьюринга - Александр Петрович Никонов
– Какой вопрос?
– Вы спросили, «а в чем принципиальная разница?» Ваш вопрос касался голоса вашего собеседника – будет ли он механическим, как сейчас мой голос, или живым, соответствующим образу.
– А-а… Живой давай, с таким, как у тебя, говорить неприятно.
– Принято. Голос вашего собеседника искажаться не будет. Сеанс начнется через…
– Стой! А в чем разница-то? Почему голос может быть механическим или живым?
– Живой голос более привычен людям. Но он, как и изображение, может отвлекать и склонять тестирующего к ответу в сторону того, что его собеседник – человек. Поэтому некоторые предпочитают не вносить такую помеху и механизируют голос, ориентируясь больше на смысл ответов, нежели на эмоциональную составляющую, которая непроизвольно включается, когда…
– Понял. Мне не надо механизации. Давай эмоциональную помеху.
– Принято. Сеанс начнется через несколько секунд, когда цветовой тон экрана изменится на диалоговый. Приятной работы.
Я зачем-то взглянул на часы и уставился на экран. Несколько секунд ничего не происходило, потом яркость его свечения упала, он стал темнее, спокойнее, в динамиках прекратилось едва слышное шипение и раздался голос.
Тихий. Робкий. Человеческий. Мужской голос…
– Кто здесь? – спросил он, и я подивился качеству динамиков, умеющих передавать все частоты и оттенки – настолько контрастировала эта живая и теплая человеческая речь с прежним механическим дребезжанием. На мгновение мне почудилось, будто меня с собеседником разделяет какая-то непроходимая, принципиальная бесконечность. Которая вдруг была преодолена.
Голос был настолько беззащитен, что уже готовая шутка застряла у меня в глотке, я прокашлялся и ответил так глупо, как никогда, наверное, в жизни:
– Это я!
– Вы – машина?
Я не смотрел на экран, который почти погас. Я почему-то вперился в дырочки динамика. Ну надо же!
«Вы машина?..»
Ах, какая хитрая! Машина спросила меня человечьим голосом, не машина ли я! Ну, конечно, я машина! А кто же еще из нас машина?
– А вы?!
Моего игриво-агрессивного тона собеседник не принял. Его голос был по-прежнему тих и спокоен:
– Нет, я не машина. У меня рак.
Мать твою! Я ожидал чего угодно, только не этого! Что она будет врать, наметать мне сочувственное настроение человеческим голосом, эмулировать, симулировать и выделять из себя человеческое колбасками, но чтобы сразу так…
– Так нечестно!
На пару секунд динамик затих.
– Это вы мне? – На том конце бесконечности почудилась растерянность.
– А кому еще! Тебе! Вам…
– Я не понимаю.
– С козырей зашла?
Судя по опять воцарившейся паузе, на той стороне пространства действительно царило растерянное непонимание. Какова сучка!
Я решил подождать, выдержать паузу. Старые актеры так велят делать. Но какой актер в паузах переиграет железный агрегат? Когда молчание затянулось уже слишком, я начал чувствовать некие угрызения совести, которые оправдал тем, что мне здесь платят деньги за разговоры, а я не разговариваю и поэтому…
– Эй! – окликнул я. – Вы тут?
Хотя где ж ей быть, заразе?
– Чего замолчала, родная?
– Я поняла. – Вдруг раздался тот же негромкий голос.
– Чего ты поняла? – подхватил я, обрадовавшись, что связь не прервалась насовсем. А то вдруг действительно, как угрожал этот «шлюз», программа собеседника отсимулирует обидку и уйдет, хлопнув дверью? Не удивлюсь, если из динамиков действительно раздастся хлопок! Что мне тогда написать в отчете – человек это был или машина, – если я и вправду ей почти поверил. Почти посочувствовал?
– Понял, почему вы меня называете в женском роде, – сказал динамик. – У вас, наверное, механический голос установлен, а он не дает женских и мужских модуляций.
– Нет, у меня опция «живой голос». Так что вы говорите «своим» голосом. Просто я ассоциирую вас с машиной. А машина – это «она». Женского рода. Но если вам больше нравится, могу обращаться к вам в мужском роде.
– Да, так было бы гораздо привычнее, – мне почудилась в голосе машины чуть заметная ирония. – Меня всю жизнь называют в мужском роде.
Жизнь! Интересно, она ему целую биографию насимулировала или, как говорит Фридман, «выделила»?
– Ну, расскажите о своей жизни. Кое-что, правда, я уже знаю. Вы думаете, точнее, вы говорите… ну, сказали сразу, что у вас рак… Это было сильно! И голос прямо такой… соответствующий. Это все было неожиданно и пробило, честно скажу!
Я вдруг поймал себя на том, что с самого начала звучания этого голоса почему-то сразу перешел на «вы», хотя со «шлюзом» разговаривал совершенно запанибрата, легко «тыкая». И даже моя попытка перейти на «ты» во время разговора с собеседником обернулась фиаско – организм сам непроизвольно перешел обратно на «вы». Ладно, не будем насиловать организм! Как все-таки на нас действует живой голос! Какие они тут тонкие психологи…
– В общем, я к тому, что у машин не бывает рака. Он бывает у людей, они его боятся, и вы сразу решили меня напугать, чтобы вызвать сочувствие, и чтобы я написал в отчете…
– Счастливчик! А вот мне уже бояться нечего, – перебил голос все так же ровно. – Хотел бы я поменяться с вами этими деталями.
– В смысле? – не догнал я.
– Мой рак на ваш страх. Не глядя. Как хорошо бояться рака! И как плохо уже не бояться его!
Я замолчал, обдумывая, что бы на это ответить и как вывести ее на чистую воду. Ну, должна же она где-то проколоться! Или не должна?.. Но мой собеседник продолжил сам:
– Как вас зовут?
Она снова захватила инициативу, машина эта! Это я хотел ведь первым спросить про имя! Какое имя она ему «эмулировала»? Но теперь придется уходить от первого удара и пробивать встречным. Лучше несколькими.
– Александр. А вас? И фамилию назовите, если не сложно.
– Булат. Шаталов.
– Странное имя, – я задумчиво почесал бровь.
– Ничего странного. У меня мать казашка. А отец русский. Мать взяла его фамилию, но настояла, чтобы дать мне имя. Булат – это тюркское имя. А изначальное – персидское. Если бы у нас работали экраны, вы бы увидели, что у меня слегка раскосые глаза – в мать. От отца только фамилия, собственно.
– Ну и… Ну и кто был ваш отец?
– Вас это правда интересует? – Видимо, собеседник уловил паузу в моем вопросе, и счел вопрос надуманным.
– Да, – соврал я с такой интонацией, что мгновенно почувствовал стыд – по этой интонации любой определил бы вранье. Господи! Мне стыдно перед машиной! И я тут же попытался оправдаться. – Надо же нам о чем-то говорить! Почему бы не про вашего папу?
– Вы на самом деле не такой циничный, как хотите казаться, – вдруг сказал мой собеседник.
Черт бы его
