Дарья Донцова - Приведение в кроссовках
– Кого?
– Лаве, – усмехнулся собеседник, – деньги. Уж извините, это так лаврушники говорят, я с ними вместе сидел и нахватался.
Я внимательно посмотрела на Женю Бетона. Лаврушник – это вор грузинской национальности, нашему криминальному миру нельзя отказать в чувстве юмора.
– Сам чем занимаешься?
– Техникой торгую, – пояснил Женя, – телики, видики, ну и все остальное. Значит, лаве не берут, чтобы соблазна не было купить. Одна тырит, а другая у магазина поджидает.
– Зачем?
– Так у них спор. Кто больше вещей утянет, не по стоимости, а по количеству, тот банк и сметает. У них на кону сумма стоит, так, ерундовая, баксов пятьсот, не больше. Но девкам главное не деньги, а кураж.
Он помолчал немного и добавил со смешком:
– Моя-то сегодня Катьку обштопала. У Шурки три книги, а у Катьки только щетка для одежды, она в универмаге скоммуниздила. Ща обе красотки у меня в джипе злятся.
Я возмутилась до глубины души:
– Но это же отвратительно! Женя пожал плечами:
– Развлечься охота.
– Тебе никогда не приходило в голову, что супруга позорит тебя?
– Все бабы одинаковые.
– Вовсе нет! – вскипела я. – Хочешь дружеский совет? Разведись с Шурой и найди нормальную девушку, с образованием, которой в голову не придет от скуки по магазинам шататься.
Женя налил еще один стакан, залпом опустошил его и сказал:
– Нет, это невозможно.
– Почему?
– Я в шестнадцать годков по малолетке загремел, а Шурка за мной по всем лагерям и зонам с сумками харчей моталась. Ее родители из дома выгнали, так она у моей матери поселилась, а когда старуху инсульт разбил, таскала из-под той горшок с говном. Ночью подъезды мыла, чтобы мне сало с сигаретами послать, а днем вокруг бабки скакала. Промежду прочим, расписались мы только два года назад. Не, Шурка пускай теперь делает, что хочет. Хватит у меня средств на ее капризы. Нравится тырить – нехай.
Секунду я переваривала информацию, потом сказала:
– Ты ей магазин купи, пусть косметикой торгует или бельем, дело увлекательное. Не хочешь сразу магазин, ларек приобрети. Вот подожди, сейчас дам тебе визитную карточку Елены Николаевны Карелиной, владелицы книготорговой фирмы “Офеня”, она в своих точках постоянно места под аренду сдает.
С этими словами я принялась рыться в сумочке, но визитница, естественно, завалилась неведомо куда. Желая побыстрей завершить процесс поисков, я вывалила содержимое на стол.
– Ба, – сказал Женя, – Красавчик! Откуда вы его знаете?
– Кого?
– Ну Лешку Морозова, Красавчика, – пояснил Женя, указывая пальцем на фотографию, украденную мной в спальне Филимоновой.
– Ты знаешь этого человека?
– А то!
– Можешь рассказать, кто он?
– Так никакого секрета нет, – ответил Женя. – Леха Красавчик, только тут он у вас сильно молодой, лет двадцать, не больше.
– А сейчас ему сколько? Женя засмеялся:
– Нисколько. Помер красавчик в 90-м году, на зоне, от туберкулеза загнулся.
– Откуда знаешь? – ошарашенно спросила я.
– Так он со мной в одном отряде был, пока на больную зону не перевели.
– Послушай, – попросила я, – будь другом, расскажи про этого парня, очень, просто очень надо!
Женя пожал плечами:
– Так ничего интересного. Ювелир он был.
– Украшения делал?
– Не, – засмеялся Бетон, – он их тырил. Страшно удачливый мужик, сами видите, красавчик. За внешность и кликуху получил.
Работал Леша не один, а в паре с женщиной, которая была лет на десять его старше. Отлично одетые, с хорошими чемоданами из натуральной кожи, они вселялись в дорогую гостиницу, потом, спустившись в ресторан, заказывали шикарный ужин и выбирали жертву. Ею, как правило, оказывалась молоденькая дурочка, обвешанная с ног до головы брюликами.
Подельница Леши, дама шикарная, под благовидным предлогом начинала кокетничать с кавалером намеченной жертвы. В конце концов она уводила того танцевать. К дурочке, скрипящей зубами от злости, подсаживался Леша. Вечер заканчивался, как правило, одинаково. Девчонка уезжала с Красавчиком, баба отвлекала ее спутника. На следующий день дурочка просыпалась в подворотне или подъезде. Леша не хотел брать на себя мокруху и, если на улице стоял мороз, оставлял “даму” на подоконнике, возле работающей батареи. Девчонки, словно попугаи, твердили в один голос: кавалер достал из внутреннего кармана плоскую шикарную фляжку, налил в пробку-стаканчик благородный коньяк и предложил выпить за любовь и дружбу. Все, больше они ничего не помнили и страшно удивлялись, оказавшись ограбленными. Причем, одежда, сумочка и даже деньги в ней оставались на месте. Красавчика интересовали только камушки.
Несколько лет Леша гастролировал по городам и весям, не задерживаясь нигде больше, чем на двое суток. Но, сколь веревочке ни виться, а кончик появится. В конце концов Красавчика повязали.
На следствии, а потом и на суде, он полностью взял на себя всю ответственность, выгородив подельницу. В отношении женщины не было принято никаких мер, она проходила свидетельницей. Впрочем, и по делу Красавчика обнаружились не все эпизоды. Многие потерпевшие, богатые женщины, не обращались в милицию. Так что точно установить, скольких дурочек ограбила сладкая парочка, не представилось возможным. Не нашлись и наворованные средства. Лешку взяли в гостинице, в кошельке у него лежали жалкие рубли, а дама и вовсе оказалась без портмоне. Когда оперативники поинтересовались:
– Что же вы без копейки из дома вышли? Женщина спокойно ответила:
– Между прочим, я пришла в ресторан с кавалером, это его дело об оплате думать!
– Отчаянная тетка, – восторгался Женька, – а уж Лешку любила, жуть. Сколько она денег в лагере рассовывала, чтобы Лешке лишнюю передачку отнесли или свиданку дали! Одевала его, обувала… Впрочем, и он тоже ее любил, письма они друг другу каждый день писали…
Женя сначала принялся было подтрунивать над мужиком: мол, как же так, авторитетный вор, я а по бабе слюни пускаешь. Но Красавчик только вздохнул:
– Дурак ты, Бетон. Молодой совсем, вот и идиот. Глянь-ка вокруг, многие ли жены колбаску тянут? Матери ладно, те никогда не бросят, хотя тоже разные попадаются, а супруги или сожительницы? Особо они не ломаются, быстро утешаются. Моя с такими деньгами могла про любовь наутро забыть, но ведь не забыла. Ценить таких надо, проверил, значит, свою бабу в воде и в огне.
Женька призадумался. Он до тех пор считал само собой разумеющимся, что Шура ездит к нему с харчами, но теперь посмотрел трезвым взглядом на своих товарищей по бараку и понял: Красавчик прав.
– Ну, а потом его в другую зону переправили, на туберкулез, – закончил Женя, – там он и помер.
– Не знаешь, как звали его жену?
– Имя простое, – замялся Бетон. – Таня, Лена, Катя, Наташа… Ну не помню. Не Арина, не Кристина и не Вероника какая-нибудь.
ГЛАВА 12
Ночью мне не спалось. Диван был неудобным, узким, жестким и коротким. Производители явно не рассчитывали, что кто-нибудь станет коротать на нем ночь. Кожаные подушки расползались, простыня скользила, да еще Хучик – любитель вольготно раскинуть на широкой кровати все четыре лапы, страшно недовольный размером дивана, норовил то лечь хозяйке на спину, то залезть ей на голову. Наконец я устала бороться с простыней, подушками, мопсом и села возле письменного стола. Насколько я знаю, уголовные дела хранятся в архивах долго. Где-то на полках лежат тома, посвященные Лешке Красавчику. В них вся нужная мне информация о родственниках парня и его жены. Существует только маленькая незадача, мне никто эти бумаги не покажет, а заглянуть туда очень хочется. Как же осуществить задуманное? Руки потянулись к сумочке за сигаретами, но закурить я не успела, потому что послышался легкий скрип. Удивленная, я повернула голову к двери и увидела, что она приоткрыта.
– Кто там?
Ответа не последовало.
– Маня, Леля, это вы? Вновь молчание.
– Значит, собаки или кошки, – громко, чтобы успокоить себя, сказала я.
Но в комнату никто не вошел: ни Снап, ни Банди, ни Черри, ни Жюли, ни Клепа, ни Соме, ни Фифина… Затем в проеме мелькнуло нечто белое, по моим босым ногам пронесся ледяной ветер.
– Что? – прошептала я, холодея. – Что?
Внезапно дверь распахнулась до конца, и перед моими глазами предстала фигура, с головой закутанная в светлую хламиду. Лица у пришельца не наблюдалось, впрочем, рук и ног тоже.
– А-а-а, – выдохнул гость, – а-а-а.
– А-а-а, – завизжала я что есть силы, – сгинь, рассыпься!
Фигура в саване сделала шажок в кабинет.
– Мама, – заорала я, – мамочка, убирайся!
Краем глаза я успела заметить, что Хучик вздыбил на спине короткую шерстку, распрямил хвост и трясется крупной дрожью то ли от страха, то ли от возбуждения. Нечто попятилось и исчезло. Я продолжала орать.
– Муся, – спросила Маша, всовывая голову в кабинет, – что-то стряслось? Я кивнула.
