Пол Мейерсберг - Жестокая тишина
Дома на автоответчике было послание для меня. Я помедлил, прежде чем включить его. Я почти слышал низкий голос Уайлдмена:
«Ну что, Хэммонд, теперь твоя очередь. Я жду тебя. На этот раз тебе не отвертеться».
Я со страхом нажал на кнопку.
«Дорогой, ты не сразу поставил телефон на автоответчик. С тобой все в порядке? Я звоню тебе, чтобы сказать, что останусь у друзей сегодня и вернусь в воскресенье вечером или, может быть, в понедельник утром. Обо мне не беспокойся. Мне просто не хотелось больше оставаться дома. Все расскажу, когда вернусь домой. Ничего особенного, поэтому не волнуйся. Как ты, дорогой? Пил водку? Не забудь заехать за Полетт. Нет, я шучу. Я знаю, что ты не забудешь. Я люблю тебя».
Мне стало Легче. Я решил выбросить из головы Уайлдмена. Просто вытолкнуть его оттуда на некоторое время. Стану думать о чем-нибудь другом.
Я взял сценарий «Ящика», который мне прислали, захватил с собой блокнот, парочку ручек и пошел в садик.
Расположившись под зонтиком у бассейна, я пытался представить, как Дора плывет под водой. Слышно было, как лает собака. Я начал читать сценарий.
НАТУРА: ДЕЛОВАЯ ЧАСТЬ ГОРОДА. ЗАХОД СОЛНЦА
Пустынные воскресные улицы. Проезжает патрульная машина с включенным радио. Окна высокого промышленного здания отражают городской пейзаж в конце дня.
ПАВИЛЬОН: ИНТЕРЬЕР ЭТОГО ЗДАНИЯ. ЗАХОД СОЛНЦА
Темная мансарда, огромная, где гуляет эхо. Ее освещают софиты на подставках.
Кабина лифта медленно поднимается на верхний этаж. Она с грохотом останавливается. Открываются железные ржавые двери в виде решетки. Выходит МУЖЧИНА. Он оглядывается и видит двух собак-доберманов, спящих рядом. Они никак не реагируют на шум.
Мужчина вытаскивает обмякшее тело другого мужчины из лифта, где тот без сознания лежал на стальном полу. Мужчина тащит свою жертву по деревянному полу мансарды.
В центре пустого пространства стоит Ящик размером в девять кубических футов, сделанный из металла и дерева. Видно, что кто-то долго думал над его конструкцией. Из него отходят провода и трубки, которые ведут к большому пульту управления. Рядом с этим пультом стоят две стальные емкости с кислородом.
Мужчина открывает Ящик с помощью дистанционного управления и начинает раздевать другого мужчину, который так и не приходит в сознание. Он раздевает его донага.
Сделав это, мужчина начинает прикреплять диоды к нервным узлам и важным органам своей жертвы. Последний диод присоединен к гениталиям. Он удерживается на теле, как и все остальные диоды, с помощью хирургического пластыря.
Все провода от диодов ведут к маленькой черной металлической коробочке размером с карманный магнитофон. Из коробочки торчат две маленькие антенны.
Мужчина кладет свою беззащитную жертву в черный Ящик. Когда тело оказывается внутри, Мужчина закрывает Ящик с помощью дистанционного управления.
ПАВИЛЬОН: МАНСАРДА. НОЧЬ
Открываются двери лифта и появляется ЖЕНЩИНА. Она одета в красное.
Я перестал читать и посмотрел на титульный лист. Странно, но там не был указан автор. Интересная сцена, с которой начинался фильм, интересная с точки зрения дизайнера. Я отложил сценарий, взял блокнот и начал набрасывать эскизы ящика, каким я себе его представляю. Может быть, я смогу несколько изменить его и сделать из других материалов. Так, пожалуй, будет интересней. Ведь чем бы ни закончилась эта история, ящик сам должен стать персонажем, со своим характером, ему нужно иметь свою личность.
Мне послышалось позади себя какое-то движение, и я оглянулся. Я мог слышать шлепающий звук, похожий на шаги, но я не был в этом уверен. Может быть, это техник, который пришел поменять фильтры в бассейне. В то время, когда я подносил ко рту стакан, я почувствовал тяжелый удар между лопатками.
Кажется, я закричал. Вдруг я увидел, как на меня стремительно несется сине-зеленая вода – я летел в бассейн. Когда ударился о воду, рот у меня был открыт, и вода начала стремительно вливаться в него. Я запаниковал, хлебнул воды и почувствовал неприятный вкус хлорки.
Синяя вода, пузырьки, яркий солнечный свет, глухое эхо. Я старался выплыть на поверхность, закрыть рот, но было слишком поздно. Я успел заметить фигуру, которая прыгнула на меня. Она была черной и блестящей – акула! Кто-то в костюме для ныряния.
Это создание обхватило меня сзади за грудь. Я просто не мог прийти в себя от ужаса. Пытался ударить его ногами, но ноги в воде были бессильны, а рука хватала только пузырьки воздуха. Я ничего не слышал. Я как будто находился в бассейне, наполненном клеем, и слышал только, как бьется мое сердце и шумит кровь, приливая к ушам. Я тонул. Нет, этого не может быть, не должно быть! Рот открыт, горло сводят спазмы, я задыхаюсь, пытаюсь бороться, размахивая руками, как сумасшедший. Меня затягивает все глубже, я не могу освободиться, глаза щиплет, вода льется в горло, мышцы слабеют, яркий солнечный свет, глаза закрываются, темнота, я пытаюсь брыкаться, бью ногами, первое помрачение, Дора, не сдавайся, центр пустоты, становлюсь невесомым, сражаюсь с чернотой, неожиданный холод, отсутствие желания жить, беспомощность, вода, как кровь, бьюсь, лечу в холодное пространство, отсутствие мыслей, ужас… ничего не могу сделать… и как… полны легкие воды, второе помрачение, головокружение, потеря контроля, последняя попытка сражаться за жизнь, знаю, что это конец, конец, пытаюсь считать, пять, восемь, десять, желание умереть, судороги страха, бесконечность, беспомощность, Дора, ничто не имеет смысла, меньше и меньше и меньше… темнота, темно, черное, ничего, больше ничего, чтобы…
ЗАТЕМНЕНИЕ
Часть третья
1
Когда он смотрел, как горит в камине ее желтое платье, то уже тогда знал, что снова увидит ее. Он должен был увидеть ее. Это не конец их связи. Сейчас он позволил ей уйти, но позже он все равно найдет ее. Или она найдет его. Должна будет это сделать.
Ему нравились отели, их номера, бунгало. Его мансарда в деловой части Лос-Анджелеса, недалеко от Музея искусств, была его базой, но не домом. Он старался проводить там как можно меньше времени. Когда не уезжал по делам, то останавливался в отелях на два-три дня, и не только в самых лучших. Иногда выбирал грязные номера в Голливуде или туристический мотель недалеко от шоссе, идущего вдоль тихоокеанского побережья.
Таким образом он мог иметь любых женщин из разных слоев. Женщины расслабляли и в то же время возбуждали его. Это было лучше, чем ходить в кино – он писал свои собственные сценарии и играл в них роль героя-любовника.
Когда Уайлдмен в первый раз увидел ее, в начале недели, она показалась ему самой обыкновенной. Типичная богатенькая домашняя хозяйка из Беверли-Хиллз. Но, глядя, как она ест свой омлет, он изменил мнение о ней.
В том, как она ела, была заложена чувственность. Она ела жадно и достаточно быстро и покончила с едой, в то время как ее подруга все еще расправлялась с салатом из калифорнийских фруктов. Она не заразилась местной болезнью каждую секунду подсчитывать калории. Она не сразу вытерла с губ взбитые сливки от кофе «капучино». Эта женщина не стеснялась своего тела. Он захотел ее.
Лора прибыла на место действия с точностью до Секунды, в руках ее был пистолет. Он понял, что женщина в желтом поражена развернувшейся перед ней сценой. Но тем не менее был удивлен, что она так легко пошла с ним, совершенно свободно и спокойно. Ему понравилось, что она не была все время настороже. В ее поведении не было скованности, она не распространяла вокруг себя запах сексуального страха.
Ее каблук, застрявший в деревянном мостике, когда они шли в его бунгало, стал главным убедительным аргументом. Он понял, что она принадлежит ему, когда коснулся ее ноги: он не ощутил в ней дрожи сопротивления. Ему нравилась ее бледность, которая не была признаком малокровия или какой-то болезни; редкие веснушки еще более молодили ее. Он решил, что ей, должно быть, лет тридцать пять. Конечно, она кое-что повидала, имела дело с разными мужчинами, но внешне это на ней совершенно не отразилось.
Когда она расстегнула лифчик, перед ним предстала совершенно иная женщина. Ее груди были неожиданно чувственны, напоены материнством и вечным женским соблазном.
Ее груди напомнили ему классическую римскую статую, которую он видел в Париже, в Лувре. Подобно тому мрамору, эта была женщина, в чьем теле вы могли увидеть все, чего желали.
Ее формы были удивительно уравновешены. Она принадлежала спальне, и в то же время пейзажу с кипарисами и горами. Он представлял, как она обнаженная бежит вдоль берега острова, купается в зеленом Средиземном море, танцует в Вене вальс в переливающемся платье из алого атласа, отделанного золотом, или сидит в белом с черным наряде на Виа Венсто в Риме. Самое странное, он представил, как она спит рядом с ним. Он видел тысячи обнаженных женщин, но только одна из них до такой степени пробуждала в нем эстетическую чувственность – его сестра.
