Гэри Ван Хаас - Икона, или Острова смерти

— Амфоры, они в надежном месте, босс?

— Не беспокойся. — Я похлопал его по плечу.

Димитри опустился на стул. Я принес ему вина и стакан воды, а потом дал указания:

— Я пойду на пристань. Ты оставайся здесь и разбуди Юджина. Вели ему взять фотоаппарат, сесть в джип, ехать в студию к Ролстону и сфотографировать лучшую амфору. Пусть привезет снимки на каик. Ты понял? Встретимся на месте. А теперь расслабься, а то я тоже начинаю нервничать.

Яхта стояла в гавани. Она была такого внушительного размера, что прочие суда рядом с ней казались игрушечными. На ней развевались флаги Германии и Греции, а также вымпел афинского яхт-клуба. Надпись на корме обозначала название и порт приписки: «Эвелин. Пирей. Греция».

Майснер стоял на палубе, одетый в белые льняные брюки и ситцевую рубашку. На нем была белая капитанская фуражка; он сдержанно поприветствовал меня, спускаясь с мостика.

Я смотрел на него, пока он шел ко мне быстрыми широкими шагами. Все в Майснере как будто стремилось вверх, начиная от длинного, гибкого торса и заканчивая худым лицом. Приблизившись, он вежливо протянул мне руку, но без улыбки. Его янтарные глаза казались прозрачными и безжизненными.

— Мистер Хенсон, я не ожидал увидеть вас до завтра. — На этот раз его английский был не таким уж безукоризненным. Я услышал гортанные звуки и «у», похожее на «в». Несомненно, так он говорил по-немецки.

— Я тоже не ожидал вас увидеть, — огрызнулся я. — Вы прибыли на день раньше, если не ошибаюсь.

— Блистательное наблюдение, мистер Хенсон, — отрывисто произнес он. — Итак, где амфоры, которые вы хотели мне показать?

— Скоро будут, — сказал я. — Но вы не ответили на мой вопрос: отчего вы прибыли так рано?

— Послушайте, я очень занятой человек. Днем раньше, днем позже — какая, к черту, разница?

— Для меня разница есть. Боюсь, вам придется подождать.

Его дружелюбный тон начал сходить на нет:

— Давайте бросим эти игры, хорошо? Я надеюсь, что образцы готовы и я смогу на них взглянуть. Да или нет?

У Майснера снова начала нервно подрагивать челюсть; видимо, он страдал от тика, когда приходил в волнение. Я оставался спокойным, насколько это было возможно, и отмечал про себя его отвратительный нрав и опасно вспыльчивый темперамент.

— Да, — нахмурился я. — Целый мешок замечательных амфор эпохи греческой классики. Если сможете подождать час, я покажу вам снимки.

— Только снимки? — огрызнулся Майснер.

Я был непреклонен:

— Вы же не думаете, что я предъявлю вам амфоры прямо здесь, в гавани? Мы имеем дело с нелегальным вывозом ценностей. Советую вам немного остыть. Если бы вы не приехали на сутки раньше…

Он быстро прервал меня:

— Значит, они здесь? На Миконосе?

Его холодные, безжизненные глаза изучали меня в поисках ответа. Такие, как Майснер, никогда и никому не верят.

— Да, здесь, — подтвердил я. — Успокойтесь.

Он замолчал и посмотрел на море в глубокой задумчивости. Его лицо стало спокойным. Когда я увидел, как он сосредоточенно разглядывает море, то меня посетила какая-то мысль, но я не сумел отчетливо ее сформулировать. Майснер вдруг заговорил и прервал мои размышления.

— Я вовсе не хотел проявлять несдержанность, мистер Хенсон, — сказал он куда более уступчиво. — Я всего лишь хочу все сделать быстро и избежать возможных проблем с полицией.

— Не беспокойтесь, мы профессионалы, — уверил я.

Он поднял фуражку и резко отсалютовал.

— В таком случае — до вечера.

На его тонких губах появилась сдержанная улыбка.

— Быть может, вы не откажетесь присоединиться ко мне за ленчем?

— Конечно, почему бы и нет, — улыбнулся я в ответ. И тут же понял, как, должно быть, чувствует себя заклинатель змей при встрече с коброй лицом к лицу.

Майснер, по своему обыкновению, быстро поклонился и проводил меня по трапу на пристань.

Глава 15

Я сделал большой крюк по узким переулкам, аллеям и городским скверам, вдоль северной оконечности гавани, где швартовались каики. Майснер не дурак; я знал, что за мной могут установить слежку, и потому держал ухо востро, с подозрением оглядывался на каждого, кто шел сзади или показывался в дверном проеме.

Джип был припаркован неподалеку от красно-синего каика; Юджин расположился на палубе и пил пиво. Он предложил бутылку мне, как только я перешел по узким сходням.

— Миссия выполнена, — сказал я со вздохом облегчения и благодарно принял пиво.

Полдень еще не наступил, но от жары у меня уже пересохло в горле. Юджин сидел без рубашки, и рыжие волосы у него на груди были покрыты бисеринками пота.

— Ты сделал снимки? — спросил я.

— Да. — Он отхлебнул пива и рыгнул, а потом гордо протянул мне фотографии. Десять полароидных снимков, изображающих наиболее сохранившуюся амфору в разных ракурсах. Тонкий слой древних росписей был виден, даже несмотря на кораллы и ракушки, облепившие кувшин. Я осторожно убрал фото в карман.

— Майснер беспокоится. Он определенно заинтересован. Я только что с ним разговаривал.

У Юджина в уме крутился тот же самый вопрос, который занимал и меня.

— Но почему он прибыл на день раньше?

— Не знаю, — ответил я. — Я тоже об этом подумал. В любом случае полагаю, что мы получим как минимум по двадцать штук за амфору, и делу конец. Что скажешь?

Юджин присвистнул, производя в уме подсчеты.

— Итого — сто двадцать тысяч.

— Подели на троих, — напомнил я.

Он почесал в затылке.

— Да, по сорок штук каждому. И потом — там, откуда мы привезли этих малышек, есть еще!

— Давай не будем жадничать.

— Жадничать? Кто жадничает? — Юджин хихикнул. — Ты же видел, как это просто. Хочешь умереть в нищете? Возьми-ка еще пивка.

Я отказался от пива. Ясно, что Юджин уже планирует следующую поездку за амфорами; он явно вошел во вкус, и теперь бесполезно было взывать к его здравому смыслу. Часы показывали почти двенадцать. Пора идти.

С моря дул сильный ветер. Он сносил легкие предметы, попадавшиеся ему на пути, и кружил их в воздухе. Брызги от пенящихся волн блестели в знойном воздухе. Лодки качались, точно пробки, натягивая причальные канаты; якорные цепи скрежетали, снасти гудели и готовы были вот-вот лопнуть.

Но яхта Майснера покоилась в безопасном месте у причала, как роскошный круизный лайнер. Стюард уже ждал меня и приветствовал, как только я приблизился.

— Месье Хенсон? Сюда, пожалуйста. — Он говорил вежливо и негромко, с французским акцентом.

Я последовал за ним в элегантный салон, где столы щеголяли дорогим сверкающим хрусталем и блестящим фарфором. Букеты красных и желтых роз стояли на каждом из четырех столов.

Майснер уже сидел там. Он встал, чтобы поздороваться со мной.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить? Шампанского, если угодно?

Прежде чем я успел ответить, он сделал жест стюарду; тот принес серебристое ведерко со льдом и охлажденную бутылку «Дом Периньон» и профессионально быстро извлек пробку. Майснер попробовал, одобрительно кивнул и налил мне. Я поднял бокал, улыбаясь, как и положено благодарному гостю.

— За хорошую жизнь, — произнес я.

Пока Майснер пил, я оглядел пустые стулья. Столы были накрыты явно не на двоих.

— Вы кого-то ждете?

— Не сейчас. Позже. Нашу сделку лучше обсудить наедине.

Двое стюардов в кителях засуетились вокруг, поднося корзиночки со свежим хлебом, крабов, артишоки с оливковым соусом, икру и копченую сельдь. Когда бутылка шампанского опустела, немедленно откупорили вторую.

Неприметные стюарды ждали на расстоянии, готовые в любой момент наполнить наши тарелки. Майснер вел образцовый светский разговор: путешествия, анекдоты — изредка задавал вопросы об искусстве, как будто прощупывая почву в поисках информации. Я следил за тем, чтобы не сказать лишнего, и отвечал ему короткими рассказами о жизни на Миконосе. Спустя какое-то время Майснер, видимо, немного расслабился и начал запросто смеяться.

Стюард принес в фаянсовом горшочке жаркое из говядины, маринованной в вине. Он разложил его по тарелкам и доверху наполнил бокалы шампанским. Майснер жестом отослал его.

Я расценил этот жест как знак того, что разговор о пустяках окончен. Майснер превратился из светского болтуна в сурового дельца.

— Итак, — сказал он, — вы можете что-либо мне показать?

Я кивнул и выложил фотографии на стол; Майснер надел очки и начал медленно рассматривать снимки, изучая каждый из них с помощью еще и увеличительного стекла. Наконец он снял очки, аккуратно положил их рядом и пристально взглянул на меня.

— Эта амфора, судя по всему, относится примерно к пятому веку до нашей эры, а не к четвертому.

— К пятому так к пятому. Разница всего в сто лет. — Видимо, у нас начинался словесный поединок. Придется немного побороться со стариком.