Линвуд Баркли - Бойся самого худшего
Мы объехали все приюты к половине двенадцатого. В каждом я пробыл недолго. И в каждом все было одинаково. Я показывал фотографию Сид, оставлял несколько листовок с ее фотографией и номером моего мобильного. Иногда останавливал подростков, совал им фотографию.
Ни один не узнал Сид.
Об Йоланде Миллс тоже никто ничего не слышал. А я спрашивал всюду, куда заходил.
— Может быть, вы знаете еще какие-то приюты, которых нет в списке? — спросил я таксиста.
— Я даже не знал, что существуют эти, — ответил он, повернувшись на сиденье, чтобы посмотреть на меня.
К приборной доске у него был прикреплена кукла — «китайский болванчик» в виде головы Иисуса, которая во время езды дергалась. Таксист, человек крепкого сложения, пару дней не бритый, вел долгие разговоры по телефону с женой, обсуждая разные семейные дела.
— Ну тогда везите меня в главное полицейское управление, — сказал я. — Там и расстанемся.
Таксист вздохнул:
— Да, тяжелая у вас история с дочкой. Я вам сочувствую.
— Спасибо.
— А может быть, — заметил он, — вам не стоит так изводить себя? Подождите, пусть девчонка перебесится, и когда ей понадобится ваша помощь, сама явится домой.
— А если она попала в беду? — возразил я. — И ждет, когда я ее найду?
— Тогда другое дело.
Я вошел в вестибюль управления полиции Сиэтла на Двенадцатой авеню. Сказал женщине за стойкой дежурного, что мне нужно поговорить с кем-нибудь по поводу пропавшей семнадцатилетней дочери.
Вскоре появился офицер, представившийся Ричардом Баттрамом, и проводил меня в свободную комнату. Я рассказал ему о пропаже Сидни и о том, как оказался в Сиэтле.
Дал офицеру одну из моих листовок.
Он все терпеливо выслушал.
— Выходит, вы знаете о том, что ваша дочь находится в Сиэтле, только со слов этой Йоланды Миллс?
— Да, — согласился я. — Но она даже прислала мне ее фотографию.
— И какой у нее номер телефона?
Я продиктовал.
— Давайте позвоним, — предложил он, набирая номер. Послушал гудки секунд тридцать и положил трубку. Затем поднялся. — Я отлучусь на несколько минут.
Вернулся Баттрам минут через пятнадцать. Мрачный.
— Я проконсультировался с детективом, который занимается различными махинациями с мобильными телефонами. Он считает, что это одноразовый телефон. Такие продаются в супермаркетах. По ним звонят один-два раза и выбрасывают. — Баттрам посмотрел на меня с сочувствием. — Я возьму вашу листовку, поработаю с ней, но не хочу вас обнадеживать.
Я поблагодарил.
— Эта женщина не заикалась насчет вознаграждения?
— Нет.
— Тогда я не знаю, что об этом думать. — Баттрам встал проводить меня в вестибюль.
— Похоже, Сидни никогда не была в Сиэтле, — сказал я. — Но мне как-то боязно улетать. Все кажется, что нужно еще походить по приютам, и, может быть, она появится.
— Вы сделали что могли, — твердо произнес Баттрам. — И Морган из «Второго шанса» обещала вам помощь. Я ее знаю, она очень дельная. Если сказала, что проследит, значит, сделает. Не сомневайтесь.
Он пожал мне руку и пожелал удачи. Я простоял на тротуаре перед управлением полиции пять минут, затем добрался до отеля. Заказал билет на самолет и расплатился на ресепшене.
Рейс был у меня на десять вечера, и в аэропорт Ла-Гуардиа он прибывал с учетом разницы во времени где-то к шести утра. Времени у меня еще было в избытке, и я не нашел ничего лучшего, как направиться в закусочную напротив «Второго шанса» и занять тот же столик. Я понимал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать.
Четыре часа я просидел в этой закусочной, наблюдая за приютом. Съел полный обед, а потом каждые полчаса заказывал кофе.
Как и следовало ожидать, у приюта не появилась ни одна девушка, даже отдаленно похожая на Сид.
Я доехал на такси до аэропорта и уселся на скамью в зале отлетов, тупо уставившись в одну точку, ожидая, когда объявят мой рейс. За это время мобильник звонил дважды. Первым был звонок от Сьюзен. Она все еще надеялась на хорошие новости. Пришлось ее разочаровать.
Следующий был от Кейт.
— Извини, — сказала она. — Я вчера вроде как потеряла голову.
Я молчал.
— Ты в Сиэтле, да?
— Кейт, я не могу сейчас говорить.
— Но я просто позвонила извиниться.
Может, если бы я не был таким усталым и сломленным неудачей, то, наверное, постарался бы быть поделикатнее. А тут взял и выпалил:
— Хватит, Кейт. Между нами все кончено. И не надо мне больше звонить.
Кейт быстро нашлась с ответом:
— Ах ты, говнюк, поганый засранец! Я почувствовала это сразу, как познакомилась с тобой. К тому же ты еще и полный идиот. Ты…
Я разъединился и сунул телефон в карман.
Обычно в самолете я с трудом засыпаю, но сейчас изнеможение сломило меня и почти весь полет я провел во сне. И это была не просто физическая усталость. Я был подавлен, сокрушен, переполнен отчаянием. Перелетел в другой конец страны, думал, привезу обратно дочь.
И вот возвращался один.
Самолет приземлился по расписанию, но в зал прилетов я вышел где-то в девять тридцать, а к дому в Милфорде подъехал уже к полудню.
Устало дотащился до двери с сумкой на плече. Вставил ключ в замок, открыл.
В доме был полный разгром.
Глава четырнадцатая
— Расскажите, пожалуйста, еще раз, — попросила Кип Дженнингз. — Для меня.
— Значит, я вошел в дом, а тут все перевернуто вверх дном, — сказал я.
— Когда это было?
Я глянул на часы на кухне.
— Примерно полтора часа назад.
— Вы что-нибудь трогали?
— Только поставил эти часы обратно на каминную доску. Они — память о моем отце.
По дому шастали двое копов в форме. Фотографировали, что-то бормоча себе под нос. Оказалось, что в подвале было разбито окно.
— Как долго вы пробыли в Сиэтле?
— Около двух суток.
— И как ваша дочь?
— Я ее не нашел.
Глаза Дженнингз на мгновение потеплели.
— Значит, вы вернулись домой, открыли дверь. Кого-нибудь видели? Может, когда вы подъехали, кто-то убегал?
— Нет.
В доме было все перевернуто. В гостиной подушки сброшены с дивана и кресел. И все порезаны. Полки опустошены, шкафы тоже. Книги разбросаны по полу, вместе с компакт-дисками. Музыкальный центр сброшен с полки и разбит.
На кухне то же самое. Весь пол покрыт кукурузными хлопьями. Там же валялось содержимое холодильника. Его дверца была оставлена открытой.
Наверху в моей спальне был кавардак. Все одежда из шкафа разбросана по полу, даже не видно было ковра. Носки, нижнее белье, рубашки.
В спальне Сид то же самое. Хорошо, что большая часть ее одежды осталась у матери.
Комнату, где стоял компьютер, тоже не пощадили.
Правда, подвалу ущерб был нанесен минимальный. Открыли стиральную машину и сушилку и рассыпали по полу содержимое коробки с порошком «Тайд». И еще вывалили на пол инструменты из ящика, стоявшего на верстаке.
Там были несколько коробок со всякой всячиной. Вещи, которые жалко выбрасывать. Рисунки Сид из детского сада, фотографии, старые книги, деловые бумаги родителей. В коробках порылись, но перевертывать не стали.
— Может, это хулиганы-подростки? — предположил я.
Дженнингз посмотрела на меня:
— Что-нибудь украдено?
— Не знаю. Надо проверять.
— Ваш компьютер пропал?
— Нет, стоит на месте.
— А ноутбук дочери?
— То же самое.
— А ведь ноутбук легко унести, — заметила Дженнингз.
— Пожалуй.
— А столовое серебро?
— Вон разбросано на полу.
— А плейеры и другие мелкие вещицы, которые помещаются в карман?
— У меня нет плейера. А плейер Сид сейчас в моей машине. Но они не взяли маленький телевизор. — Я показал на телевизор, висящий над кухонным шкафом.
— Они его даже не сломали. — Кип Дженнингз недоуменно пожала плечами. — Вы держали дома какие-то деньги?
— Немного, — ответил я. — Вон в том ящике. Несколько купюр, пятерки, десятки. Чтобы расплатиться за пиццу и другое.
— Посмотрите, — попросила она.
Я открыл ящик. Денег там не было.
— Еще что-нибудь пропало? Посмотрите.
— По-моему, нет.
— Вряд ли это художества подростков. Они обычно разрисовывают стены красками из спрея. Разбивают телевизоры. Иногда испражняются на ковер. И конечно же, прихватывают с собой все, что найдут ценное и негромоздкое. Думаю, ноутбук они бы вам никогда не оставили. — Она помолчала. — Нет, здесь что-то искали. И довольно рьяно.
— И что же?
— Это вы мне скажите.
— Вы думаете, я знаю и скрываю?
— Нет. Но вы лучше меня знаете, что может быть спрятано в вашем доме.
— Я ничего здесь не прячу.
— Может, спрятали не вы.
— Что это значит?
— Это значит, — сказал Кип Дженнингз, — что ваша дочь пропала и вы не знаете почему. Она говорила вам, что работает в отеле, а там о ней никто ничего не слышал. Это наводит на мысль, что дочь не была с вами полностью откровенной. Так что, возможно, она что-то прятала в доме и этим секретом с вами не поделилась.
