Илья Бушмин - Ничейная земля
– Ничего хуже придумать нельзя, – поежился молодой опер. А Халилов отступил на шаг и мощным ударом ботинка по замку выбил дверь.
Тем временем на северо-восточной границе поселка появились трое. Высокий и сутулый хмырь лет 30 и двое его приятелей спускались на территорию Ямы по грязной и скользкой тропинке, петляющей вдоль зарослей колючего кустарника. Кепки спасали от постоянно моросящего дождя – кажется, этим летом небо напрочь забыло о существовании солнца или просто постоянно оплакивало кого-то. Троица, увлеченная своим разговором, лишь покосилась на незнакомого им мужика в джинсовке, проходящего мимо. Мужик старался ступать на траву, чтобы не поскользнуться на рябящей от бьющих по ней капель скользкой коричневой жиже под ногами.
– …Да я ему все зубы повыбиваю, б… дь, утырок, б… дь, – сопел один из троицы, когда мужик проскользнул мимо.
Завернув за заросли около серой сутулой землянки, мужик в джинсовке достал сотовый.
– Идут к вам. Клиент и с ним еще двое. Сейчас повернут из-за угла.
Поспешно спрятав сотовый, мужик поплелся назад, матерясь сквозь зубы, когда подошвы ботинок норовили скользнуть по грязи и опрокинуть его в месиво под ногами.
Троица завернула на улочку, покрытую лужами и грязными комьями земли, взбитой недавно проезжавшими автомобилями – в этой части Ямы, на относительном взгорье, еще можно было проехать, не опасаясь увязнуть в местной трясине навсегда. Одна из таких машин пыхтела впереди, громыхая и подскакивая на заполненных серой жижей рытвинах.
– Чтоб кровью харкал, б… дь, в натуре! – не унимался участник процессии, махая перед собой кулаком.
Машина внезапно замерла прямо перед ними, подняв фонтан грязных брызг и преграждая путь. Из салона выпрыгнули двое крепышей с пистолетами наизготовку.
– На землю! Руки, б… дь! Стрелять буду! Быстро, сказал!
Опешившие от внезапной атаки, все трое плюхнулись на колени в грязь. Появившийся словно из ниоткуда мужик в джинсовке подхватил высокого сутулого хмыря, заламывая ему руку, и затолкал в распахнувшуюся перед ними дверцу автомобиля.
– Валим!
– Лежать, а то мозги, сука, вышибу! – пролаял один из крепышей. Уже через секунду машина дернулась с места, забрызгав стоявших на коленях парней, и умчалась. Смазывая грязь с лиц, двое на земле переглянулись.
– Че это было вообще?
Коротов и сотрудник патрульно-постовой службы в штатском осторожно пробирались вдоль покосившегося, в зазорах и сколах, старого бревенчатого забора к фасаду притаившегося в зарослях кустарника домишки. Одновременно еще двое сотрудников перебрались через соседский забор в огород домика и крались к черному ходу. Задняя дверь домишки отсутствовала в принципе, и зияющая черная пасть дверного проема вела в мрак и неизвестность. Коротов приблизился к заляпанным сажей, грязью и потеками не бог весть какой природы и прищурился, пытаясь разглядеть что-нибудь внутри.
Он вздрогнул неожиданно для самого себя, увидев за почти непроницаемым оконным стеклом мелькнувший силуэт.
– Там кто-то есть! – и, прыгая во двор, рявкнул в рацию: – Работаем, быстро и громко! Внутри люди!
Чертыхаясь, двое сотрудников прыгнули в черноту задней двери. Коротов с напарником выбили дверь, придавленную изнутри каким-то поленом, и ворвались внутрь. Прямо перед ними мелькнул, исчезая за ведущим неизвестно куда дверным проемом, голый по пояс мужчина.
– А ну, стоять! Полиция, ёпте!
Коротов и его напарник метнулись следом и успели перехватить человека, когда он уже был наполовину в оконном проеме, норовя исчезнуть за расстилающимися за ним зарослями кустарника. Он отчаянно брыкался и матерился, брызжа слюной, когда полицейские за ногу заволокли его внутрь.
– Пасть заткнул! Руки расставил!
Это был жуткого вида тип, явный постоялец колоний и зон. Голый по пояс, сморщенный, бритый, в наколках, покрывавших его руки, плечи, спину и грудь. Несмотря на свое положение – он барахтался на полу перед двумя рослыми мужиками с оружием в руках – зек вопил и размахивал руками и ногами, норовя отбиться.
– Завалю, б… дь! Пасть, б… дь, порву! Я отмороженный, б…!
Коротов не выдержал и двинул ему рукояткой пистолета по носу. Хлынула кровь, тип в наколках булькнул и затих, обхватив лицо кривыми пальцами.
Двое сотрудников, заходивших с тыла, оказались в главной комнате дома. Когда-то это была гостиная, сейчас же здесь находилась настоящая человеческая кунсткамера. Мечта любого противника теории эволюции. В комнате в беспорядке накиданных на кривой и рассохшийся пол матрацах, гнилых, в пятнах от мочи, рвоты и чего угодно еще, валялись четверо.
Один был в полнейшей отключке – он лежал, запрокинув голову, и созерцал свой убогий внутренний мир. Судя по штанам, он как минимум пару раз успел сходить под себя. Второй приподнялся на локте, раззявив рот с гнилыми зубами и уставившись на оперов осоловелым и отсутствующим взглядом. В глаза бросались резко сокращенные зрачки-точки. Еще двое валялись у стены в окружении окурков и шприцов. Голая тощая девица валялась, раскинув ноги. Ее кавалер, лохматое и небритое существо неопределенного возраста, орудовал ладонью в ее промежности и бессвязно мычал, издавая утробные обезьяноподобные звуки.
– Хороша Маша, да не наша, – брезгливо поморщившись, буркнул один из оперов.
Второй сплюнул и крикнул за спину:
– У них тут блат-хата! Наркош полон курятник, и все обколотые вусмерть. Что делать-то, б… дь?
Словно в подтверждение его слов первый из наркоманов, с запрокинутой головой, забился в конвульсиях, а из его рта хлынула пенящаяся рвота.
Еще одна группа проверяла адрес, на котором, по оперативной информации, скрывался разыскиваемый за изнасилование трижды судимый уголовник по кличке Махно. Старший – единственный опер в группе – вдоль забора прокрался к фасаду землянки и постучал в окно. В это время еще трое, перемахнув через забор и согнувшись в три погибели, крались с разных сторон к двери в дом.
Дернулась рваная шторка, и в окне возник силуэт небритого типа в желтой, засаленной майке. Он что-то жевал, а в его руке была алюминиевая вилка.
– Чего надо? – крикнул он.
– Махно позови, – вальяжно отозвался опер.
– А ты кто?
– Хер в пальто, мля. Знакомый! Махно позови, дела порешать надо. Некогда мне.
Тип в майке поколебался, но исчез за шторкой. Трое во дворе приготовились к проникновению, когда щелкнул замок входной деревянной двери. Но в ту же секунду шторка дернулась снова, и опер увидел за стеклом самого Махно.
Тот не был гением, но опыт – с тремя отсидками в колонии – имел отменный. Он сразу все сообразил и заорал, шарахаясь назад:
– Не открывай!
Но было поздно. Трое ППСников с разбегу налегли на дверь, успевшую чуть приоткрыться, и вломились в дом. Тип в майке рухнул на пол, но вскочил и прыгнул на первого же из сотрудников. Короткий взмах, и ППСник зашипел от боли. Двое других скрутили рычащего хозяина дома.
– Живой?!
ППСник опустил глаза вниз и не поверил тому, что увидел. Из плеча, не защищенного кевларовым жилетом, торчала алюминиевая вилка, а рубаха стремительно пропитывалась кровью.
– Ах ты, сука, – пораженно промычал сотрудник.
Где-то внутри громко и звонко разлетелось оконное стекло. Один из троицы бросился вглубь дома, готовый стрелять на поражение.
– Полиция! На пол! Стрелять буду!
Увидев разнесенное в щепки окно, около которого в груде осколков валялась табуретка, он все понял. Полицейский прыгнул к окну, чтобы разглядеть удирающего Махно.
Насильник лежал в грязи в десятке метров от окна и шипел, потому что старший в группе опер заламывал ему руки за спину, чтобы заковать запястья в наручники.
– Спецназовцы хреновы, вашу мать! – заорал опер. – Вас же трое, е-мое?!
ППСник в окне виновато чертыхнулся и исчез внутри.
Полякову «повезло» не больше, но и не меньше. Он с поддержкой в виде опера из их отдела и двух ППСников в это время проверяли заброшенный дом в южной, самой дальней от города, а потому и самой опасной, части Ямы. Это строение держалось каким-то чудом. Разваливалось буквально все – начиная от мебели, выглядевшей так, будто ее извлекли на месте археологических раскопок, до облезлых стен.
– Чем так воняет, твою мать? – не выдержал один из ППСников, морщась, и потянулся к оружию.
– Вы туда, ты за мной, – скомандовал Поляков и осторожно, чтобы не провалиться неизвестно куда, так как прогнившие доски не внушали ему никакого доверия, шагнул в одну из темных комнат.
Здесь царил полумрак – единственное окно было зачем-то заклеено газетами изнутри. Вонь в этой комнате была такая, что Поляков не выдержал и закрыл лицо предплечьем, утопив нос в складках куртки, чтобы не чувствовать жуткого смрада. Он уже догадывался, что найдет здесь. Щелкнул фонарик. Стоявший рядом ППСник вздрогнул и отшатнулся.
