Мартин Сутер - Small World
Урс Кох никогда не сомневался в том, что брак не означает для него потерю личной свободы, как он называл свое право на маленькие, несущественные для семейных отношений приключения.
Симона, воспитанная своей матерью весьма прагматично, до сих пор с пониманием относилась к тому, что мужчины не всегда соблюдают верность. А кроме того, раньше она сама не раз была одной из тех, с которыми они сидят тайком в укромных ресторанчиках. Но то, что муж так быстро потерял к ней интерес, испугало ее. Ее мать внушила ей: «Ты такая же, как я, просто хорошенькая, а это значит, что нам нужно устраивать свою жизнь до двадцати пяти».
Сейчас ей двадцать три, и она уже иногда спрашивала себя: а хватит ли ей времени начать все заново? Поэтому она только слабо защищалась, считала измены и все больше впадала от них в депрессию, что очень вредило ее внешнему облику. Ситуацию усугубляло то, что они жили на вилле «Рододендрон». Симона чувствовала себя посторонней в этом старом большом доме. Ей казалось, будто все следят за ее реакцией на выходки Урса, не проходившие незамеченными ни для членов семьи, ни для слуг, терявших каплю за каплей уважение к ней.
Эльвира, Томас и Урс были настолько каждый по-своему поглощены собой, что замечали присутствие Симоны только тогда, когда это требовалось на людях.
А по большей части она была полностью предоставлена своей грусти и тоске, справиться с которыми сейчас бывало особенно трудно — наступившая осень напоминала о том, как быстротечно время и как скоро появляются морщины.
Все тоскующие, как правило, бродят в поисках подходящих декораций для своей меланхолии, вот и Симона забрела в отдаленную часть парка и вдруг услышала какое-то журчанье. Из зарослей рододендроновых кустов, окаймлявших парковую дорожку, торчала голова пожилого человека, тот, судя по всему, справлял свою малую нужду.
Увидев ее, он со смущеным видом застегнул брюки. Симона деликатно отвернулась. Когда она снова повернулась, он уже исчез.
— Эй! — крикнула она. Никакого ответа. Только слабое шевеление листвы в том месте, где он только что стоял.
— Пожалуйста, выходите, — сказала Симона неуверенным голосом. Никакого движения.
— Что-то не так, госпожа Кох? — послышался голос сзади.
Это был садовник по имени Хугли, он шел по дорожке ей навстречу.
— Там кто-то есть, — сказала она. — Вон там, в рододендроновых кустах, пожилой мужчина.
— Вы уверены?
— Я его видела. Он спрятался. Примерно вон там
— Эй, а ну, давай выходи! Быстро! — крикнул садовник.
Никакого движения. Тихо. Он бросил на Симону скептический взгляд.
— Я видела его. Он мочился и потом исчез. Он где-то там внизу. Хугли осторожно вступил на влажную парковую почву и зашагал к кустам рододендрона, доходившим ему до подмышек. Симона направляла его:
— Чуть-чуть правее, да, вот сейчас вы дойдете до того места. Осторожно! Садовник Хугли остановился, исчез в кустах и вскоре вынырнул оттуда вместе с пожилым мужчиной.
— Господин Ланг! — воскликнул он удивленно.
Симона теперь тоже узнала этого человека. Конрад Ланг, поджигатель Корфу.
Незадолго до полудня в полицию позвонил шофер такси.
Вчера у него был вызов по адресу Розмари Хауг. Пожилой мужчина с подушкой в руках попросил отвезти его на Фихтенштрассе, 12. То, что вместо тридцати двух франков тот заплатил ему сто, таксист не упомянул.
Фихтенштрассе, 12 оказалась виллой времен грюндерства , перестроенной в большое конторское здание. Никто там не знал Конрада Ланга, и никто не видел пожилого мужчину с подушкой. Но поскольку таксист настаивал на том, что отвез пассажира именно по этому адресу и даже видел, как он вошел в калитку, полицейский вахмистр Штауб попросил разрешения осмотреть участок и даже вызвал для этого служебную собаку.
Бывший парк позади дома представлял собой мрачную картину — зарос и одичал. Участок двумя террасами поднимался вверх по склону. На самом верху находилась раньше площадка для сушки белья, затененная сейчас огромными елями, среди которых торчали из мха заржавевшие штанги для просушки и выколачивания ковров. От соседнего участка площадку отделяла густая живая изгородь.
Овчарка по кличке Сента потянула того, кто вел ее на поводке, именно к этой изгороди. Полицейский отвязал ее, и она исчезла в зарослях кустарника. Через какое-то время стало ясно, что собака взяла след на соседнем участке. Полицейский протиснулся сквозь чащобу и уткнулся в забор из железного штакетника. Продвигаясь вдоль него в том направлении, в каком исчезла Сента, он буквально через несколько метров наткнулся на узенькую полуоткрытую калитку. За ней виднелись заросшие зеленью ступени; спускаясь, они вели на соседний участок. На виллу «Рододендрон».
Когда полицейские позвонили в стальные ворота виллы «Рододендрон», им открыл удивленный садовник Хугли.
— Как, вы уже здесь? — сказал он. Прошло не больше минуты, как он по приказанию Томаса Коха звонил в полицию.
Полицейский вахмистр Штауб откашлялся.
— Мы ищем пропавшего человека, и у нас есть все основания предполагать, что означенное лицо находится здесь, на этом участке, — произнес он.
— Еще бы, конечно, — ответил Хугли и повел их в дом.
В вестибюле виллы Эльвира и Томас Кох стояли перед резным, старинным на вид стулом, имевшим форму трона, на котором восседала печальная фигура Конрада Ланга — взлохмаченного, небритого и безучастного ко всему, в мятом и запачканном землей костюме. Рядом с ним стояла Симона Кох, пытавшаяся напоить его горячим чаем. Когда вошли полицейские, Томас Кох двинулся им навстречу.
— А-а, господа полицейские, вы сработали на удивление быстро. Пожалуйста, позаботьтесь о нем. Его нашли здесь, в нашем парке. Это Конрад Ланг. У него умственное помешательство.
Полицейский вахмистр приблизился к «трону» Конрада Ланга.
— Господин Ланг? — спросил он громче обычного. — С вами все в порядке?
Конрад кивнул.
Чуть тише Штауб сказал, обращаясь к Эльвире и Томасу:
— Он в розыске со вчерашнего дня. И опять громко Конраду:
— Ну и дела вы устраиваете!
— Ни малейшего представления, как он проник сюда, — сказал Томас Кох полицейскому вахмистру.
— Зато нам это хорошо известно: через маленькую калитку с соседнего нижнего участка.
— Калитку? — спросил Томас Кох.
— Да, там внизу есть проржавевшая садовая калитка, почти недоступная из-за зарослей и, вероятно, целую вечность не использовавшаяся. Вы этого не знали? Вместо него ответила Эльвира:
— Я забыла про нее. На той вилле внизу жил когда-то друг моего первого мужа. Но он переехал, еще когда Вильгельм был жив. И с тех пор калиткой никто не пользовался.
— Когда же это было?
— Шестьдесят лет назад, — задумчиво произнесла Эльвира больше для себя самой. Томас покачал головой:
— Я об этом понятия не имел.
— На вашем месте я принял бы кое-какие меры, так любой может сюда пробраться, — посоветовал ему Штауб. Затем он опять повернулся к Конраду и громким голосом сказал:
— Пойдемте, мы отвезем вас домой.
Конрад непонимающе смотрел на полицейских.
— Яи так дома.
Полицейские обменялись улыбками.
— Да, да. Но мы доставим вас в другой ваш дом. Конрад на мгновение задумался.
— Ах, вот что, — пробормотал он наконец и встал. Он взглянул на Томаса Коха. — Значит, ты не помнишь эту калитку? Томас покачал головой. Конрад прикрыл рот ладонью и прошептал ему:
— Лазейка пиратов! — Потом он взял Симону за руку. — Спасибо.
— Не стоит благодарности, — ответила Симона. Он изучающе глядел на нее какое-то время.
— Мы не знакомы с вами еще с Биаррица?
— Вполне возможно, — улыбнулась Симона.
Полицейские подхватили Конрада Ланга и вывели его из дома, Симона пошла за ними.
Томас Кох стоял и качал головой.
— Лазейка пиратов… Калитка… В мозгу вроде как бы что-то щелкает. Кто это говорил, что он больше ничего не помнит? Эльвира не ответила. Томас смотрел вслед полицейским, Конраду Лангу и Симоне.
— Биарриц! Они же знают друг друга вовсе не по Биаррицу.
Через десять дней Шеллер проинформировал свою шефиню, что Конрада Ланга поместили в дом для престарелых «Солнечный сад», где за ним будет полный уход.
— Я предполагаю, что на этом тема «Конрад Ланг» будет окончательно закрыта, — добавил он с едкой ухмылкой.
Эльвира Зенн чуть не ответила: «Надеюсь». В этот вечер Шеллер ушел от нее очень поздно.
«Солнечный сад» — дом для престарелых и инвалидов — представлял собой шестиэтажное здание, расположенное на краю леса, не слишком далеко от виллы «Рододендрон» и отеля «Grand Hotel des Alpes», где в баре Конрад Ланг выпил не один «Negroni» — идеальный послеобеденный drink.
А сейчас он сидел в гостиной верхнего этажа и никак не мог понять, что он здесь потерял. Верхний этаж был закрытым отделением, здесь содержались пациенты с прогрессирующими формами заболевания. Или те, которые уже хоть раз да убегали отсюда.
