Гарольд Роббинс - Пират

— Да, сэр.

Бадр вежливо кивнул банкиру и, не прощаясь, завернул за угол, где был припаркован его лимузин. Водитель выскочил из машины, чтобы открыть перед ним дверцу.

Со вздохом облегчения Бадр расположился на удобном сиденье. Банкиры так и не поняли, что он блефовал. У него не было возможности закрыть счета без согласия своих доверителей. Но чек на пять миллионов фунтов заставил их забыть обо всем. Он закурил. Завтра это уже не будет иметь значения. Нью-йоркский банк Чейз Манхеттен даст ему под залог акций семьдесят процентов их стоимости. Он вернет эту сумму в швейцарский банк, потому что американские финансисты заинтересованы в них куда меньше. Они смогут ему выставить счет лишь на три миллиона фунтов, который, если необходимо, он покроет из своих средств.

Это, кстати, будет не так плохо. Может, ему даже стоит послать Али Ясфиру записку с выражением благодарности. Потому что отказавшись от их поддержки, он должен разобраться с делами небольшого банка в Ла Джолле в Калифорнии, где он владел контрольным пакетом акций, страховой компании в Ричмонде, Вирджиния, и кредитно-финансовой компании во Флориде, у которой было сорок отделений. На счетах этих трех компаний было шестьдесят миллионов долларов, из которых, как минимум, двадцать миллионов было наличными, и они приносили ежегодный доход в десять миллионов долларов за вычетом налогов.

Внезапно он решил не ехать на встречу в «Арамко». Там в самом деле нечего было делать. Размеры добычи и квоты на год уже были обговорены. Он приказал шоферу доставить его обратно в отель «Президент Вильсон», где у него был снят номер.

Связавшись по телефону с «Арамко», он извинился за то, что в последний момент отменяет встречу и попросил, чтобы Карьяж, когда явится, вернулся в отель.

Зайдя в спальню, он сбросил пиджак и растянулся на кровати. Из небольшой комнатки, расположенной позади помещения для Бадра, тут же появился Джаббир.

— Не будет ли угодно хозяину, чтобы я приготовил для него ванну?

— Нет, спасибо. Мне нужно просто полежать и подумать.

— Да, хозяин, — Джаббир повернулся, чтобы уходить.

Бадр вернул его.

— Где девушка? — Он почти забыл, что пригласил Сюзанну, маленькую рыжеволосую актрису, которую Юсеф представил ему в Каннах.

— Она вышла пройтись по магазинам, хозяин, — ответил Джаббир. — И сказала, что скоро вернется.

— Отлично. Позаботься о том, чтобы меня не тревожили хотя бы в течение часа.

— Да, хозяин. Задернуть ли шторы?

— Хорошая мысль.

Когда слуга вышел, Бадр закрыл глаза. Ему нужно было так много сделать и так о многом подумать, и у него почти не было времени. Трудно было представить себе, что еще вчера днем он катался со своими сыновьями на водных лыжах.

Он провел с ними весь день. Они бродили по пляжу, безуспешно искали раковины, катались на шлюпке в Сан-Тропезе, ныряли с масками в Поркероле, пировали на островке Левант. Вечером после обеда они уселись в библиотеке на борту яхты смотреть диснеевские фильмы. У него были и другие ленты, но они не предназначались для детей. Но лишь в воскресенье вечером, когда они возвращались в Канны, он понял, что его беспокоит.

Дети в салоне смотрели «Белоснежка и семь гномов». Их восхищенные мордочки, полные внимания, были обращены к экрану. Он поднял руку, давая знак стюарду, который крутил фильм. В салоне стало светло.

Мальчики смотрели на него.

— Ведь нам еще не пора идти спать, папочка, — сказ:

Мухаммед.

— Нет, не пора, — ответил он по-арабски. — Просто я спохватился — мы так весело проводили время, что у нас даже не было возможности поговорить.

— Хорошо, папочка, — согласился мальчик. — О чем мы поговорим?

Бадр посмотрел на него. Мухаммед отвечал ему по-английски.

— Я хотел бы беседовать по-арабски, — сказал он с мягкой улыбкой.

Лицо Мухаммеда скривила гримаска неудовольствия, но он кивнул.

— Да, папа, — ответил он по-арабски.

Бадр повернулся к младшему сыну.

— У тебя все в порядке, Самир?

Малыш молча кивнул.

— Изучали ли вы Коран? — спросил Бадр.

Они оба кивнули.

— Добрались ли вы уже до пророчеств? — Снова они молча кивнули.

— И чему вы научились? — спросил он.

— Я выучил, что нет бога, кроме бога, — с запинками сказал старший, — и Мухаммед пророк его.

Слушая слова сына, Бадр понял, что тот забыл все, чему его учили.

Кивнув, он повернулся к Самиру.

— А чему научился ты?

— Тому же самому, — быстро ответил малыш по-английски.

— Я считал, что мы решили говорить по-арабски, — мягко сказал отец.

Малыш отвел взгляд.

— Мне трудно, папочка.

Бадр молчал.

У Самира было грустное лицо.

— Ты не сердишься на меня, папочка? — сказал он. — Я знаю французские слова...

— Я не сержусь на тебя, Самир, — мягко сказал он. — Это очень хорошо.

Малыш улыбнулся.

— И теперь мы можем снова смотреть фильм?

Он кивнул и подал знак стюарду. Свет в салоне померк, и на экране снова появились кадры. Через несколько секунд дети были уже поглощены приключениями Белоснежки. Но на глазах Мухаммеда поблескивали остатки слез. Протянув руку, Бадр привлек мальчика к себе.

— Что тебя беспокоит, сынок? — спросил он по-арабски.

По щекам ребенка покатились слезы. Он старался подавить рыдания. Бадр ощутил свою беспомощность.

— Расскажи мне, сынок.

— Я так плохо разговариваю, — сказал он по-арабски с сильным английским акцентом. — Я вижу, что ты стыдишься меня.

— Я никогда не буду стыдиться тебя, сын мой, — сказал он, прижимая мальчика к себе. — Я очень горжусь тобой.

Мухаммед улыбнулся сквозь слезы.

— Правда, папа?

— Конечно, сынок. А теперь смотри картину.

После того, как дети пошли спать, он еще долго сидел в затемненном салоне. Юсеф с двумя француженками зашел в салон и, когда Юсеф зажег свет, они увидели Бадра.

— Простите, шеф, — сказал Юсеф. — Я не знал, что вы здесь.

— Все в порядке, — сказал Бадр, поднимаясь. — Я отправляюсь к себе переодеваться.

У него молнией мелькнула мысль.

— Вы были здесь, когда Иордана с детьми прибыла из Бейрута? — спросил он по-арабски.

— Я встретил их в таможне.

— Был ли с ними арабский учитель? Юсеф помедлил несколько мгновений.

— Не думаю. Только горничная.

— Интересно, почему Иордана не взяла его с ними?

— Не знаю, шеф. Она никогда не говорила мне об этом.

Лицо Бадра оставалось бесстрастным.

— Да, и кроме того, у меня практически не было возможности поговорить с Иорданой. Она вечно занята. Вокруг так много приемов.

— Могу представить. Напомни мне утром, чтобы я позвонил в Бейрут. Я хочу, чтобы отец следующим же самолетом прислал учителя.

— Да шеф.

Бадр отправился в свою комнату.

— Вас устроит ужин у «Мускардена» в десять часов в Сан-Тро? — спросил Юсеф.

— У «Мускардена» будет прекрасно.

Бадр по коридору прошел к себе. Юсеф обо всем позаботится. «Мускарден» был самым лучшим рестораном в Сан-Тропезе, и Юсефу нужно только все самое лучшее.

На следующее утро, прежде чем самолет взял курс на Женеву, Бадр вызвал Иордану из аэропорта.

— Что случилось с арабским учителем? — спросил он. — Я думал, что он прибыл вместе с вами.

— Он заболел, и у нас не было времени взять другого.

— Не было времени? — саркастически спросил он. — Ты могла позвонить моему отцу. Он бы тут же нашел и прислал другого.

— Я не думала, что это так важно. Кроме того, у них летние каникулы. Они могут и не учиться.

Его голос был холоден от сдерживаемого гнева.

— Неважно? Откуда у тебя право судить, что важно, а что неважно? Понимаешь ли ты, что Мухаммеду предстоит стать правителем четырех миллионов арабов, а он даже не может говорить на своем собственном языке?

Она молчала.

— Вижу, что я слишком тебе доверился, — сказал он. Я протелеграфировал моему отцу, чтобы он выслал учителя, а когда они вернутся после отдыха, я пошлю их жить в доме моих родителей. Может быть, там они получат соответствующее обращение.

С минуту Иордана молчала. Когда она заговорила, в голосе ее были боль и страдание.

— А я? — спросила она. — Какие у тебя планы относительно меня?

— Никаких, — фыркнул он. — Ты можешь делать, черт побери, все, что тебе нравится. Когда ты будешь нужна мне, я дам тебе знать.

Глава 14

Иордана была пьяна. Так она еще никогда в жизни не напивалась. Она была на пике алкогольного возбуждения, которое приходило только после глубокой депрессии, возбуждения, в ходе которого она себя чувствовала словно бы вне своего тела. И в то же время она бывала весела, обаятельна, умна, остроумна.

После утреннего звонка Бадра весь день она пребывала в мрачной меланхолии. Единственное, к чему она на свете была искренне привязана, — это были ее сыновья. В свое время ей казалось, что так же она любит и Бадра. Но теперь она не знала, какие к нему испытывает чувства. Может быть, потому, что не понимала, как он относится к ней.