Владимир Росс - Вор
Григорий был развенчанным сутенером, получившим трешку за вооруженный налет. С дамским пистолетиком в руках он ворвался в квартиру, где пятеро обдолбавшихся рэкетиров глумились над полуживой «воспитанницей», как называл Григорий своих проституток, и удачно отстоял жизнь бедняжки. Совершая сей героический этюд, Шайба не испытывал страх и не думал о последствиях, он искренне, как родных дочерей, любил своих бабочек и желал лишь спасти, избавить девочку от осквернения. Пока дуло хромированной «гаубицы» гипнотизировало переносицу хозяина, Григорий успел дать девушке ключи от машины, дождался, когда звук мотора удалится от дома и попытался уйти сам. Увы, неудачно…
Зона встретила Шайбу более чем прохладно – в преступном мире сутенеры принадлежат к отбросам лихого сообщества. Попадая в среду обитания отрицалова86, они, практически, лишены шансов достойно выжить. Мало кому из них удается избежать гарема, где изнемогают без профессиональной опеки лагерные шлюшки. Единственная лазейка миновать петушатни – ежемесячная мзда, превращающая в дойную корову любого грешника понятий. Растратив всё, что накоплено плотским трудом «стахановцев в юбках», несчастные закладывают последнюю рубаху, лишь бы призрачно порядочными дотянуть до заветной даты освобождения. Башмак, очутившийся по известным причинам недалеко от изгоев, сразу обратил внимание на утонченного интеллигента Шайбу. После продолжительного разговора Роман, наплевав на чудовищную пропасть в иерархической лестнице криминалитета, разделяющую его от Григория, сблизился с сутенером и взял под свое покровительство.
Все вечера они проводили в воспоминаниях. Справедливости ради стоит отметить, что вспоминал в основном Шайба, а Башмак с превеликим удовольствием выслушивал его увлекательные истории. В свои сорок образованному эстету удалось исколесить вдоль и поперек всю Европу, побывать во многих странах и повидать много интересного. Особенно голос Григория теплел при упоминании о горячих итальянцах, и любовь эта была взаимной. Собственно, доны и сеньоры радовались не ему, а его милым попутчицам, в окружении которых Шайба разъезжал по передовому капиталистическому миру. Незабываемые впечатления от услуг его воспитанниц усилились донельзя, когда сексапильная бродячая труппа внесла незаурядную лепту в кинематограф, проще говоря, снялась в дюжине порнофильмов. Прикосновение к великому немому позволило Шайбе обеспечить себе безбедное существование и даже приобрести палаццо в местечке Чивитавеккия на берегу Средиземного моря. Поездка на родину за новыми актрисами, и оказия с рэкетирами оторвала его от красивой жизни и перекинула с теплого песка на холодные нары. Без родины, без флага и копейки за душой он освободился через две недели после Башмака, и какое было его удивление, когда на площади перед привраткой87 его встречали…
Роман влил в Григория бутылку шампанского, усадил в машину и, не принимая стыдливых возражений, доставил к себе домой. Неделю он по собственной методике адаптировал друга к свободе. Программа отличалась насыщенностью и еще не перевалила за половину, как вдруг после очередной попойки, Шайба исчез, оставив тяжелый сверток с запиской:
«Друг, я ненадолго покидаю тебя, но поверь старому ловеласу – обязательно вернусь. Не спрашивай, когда, для художника этот вопрос слишком жесток. Просто жди – для меня это многое значит.
В благодарность за все оставляю тебе подарок. Он разговаривает не человеческим языком, но понятным всем, а зачастую более доходчивым и убедительным, нежели наш. Надеюсь, вы поймете друг друга без слов.
С уважением Григорий Ш.»
В свертке истекал маслом «ТТ» с тремя запасными обоймами. Смириться с повторным одиночеством оказалось сложнее. Возврат в семью – к родителям, не увенчался успехом. Честь фамилии требовала отсылки падшего подальше от всевидящего ока общественной морали. В отместку за предательскую позицию стариков Роман выдвинул им контр ультиматум. Заявив о своем отказе жить на окраине в отдельной квартире, он предложил поселиться в ней предкам. Околоинфарктное препирательство закончилось компромиссом – отрекаясь от сына, родители обрекли себя на ежемесячную дань. Сняв таким образом ответственность за прошлые и будущие деяния сына, следующим шагом стала попытка захлопнуть железный занавес. Несколько недель мадам Бессмертная уговаривала отпрыска забыть их адрес и встречаться в день получения «взятки» – как он окрестил откупные за свое отшельничество – на нейтральной территории.
Считая, что хорошим содержанием у иждивенца отобьется охота к занятиям криминалом, они глубоко заблуждались, ибо именно легкомысленными рассуждениями и породили в нем жгучую страсть ежедневно доказывать их глупость. Тем не менее родительский долг супружеская чета Бессмертных возвестила всецело выполненным. Кто-то сыронизирует: яблоко от яблони… Одни встанут на сторону яблони, показывая на треснувшие от тяжести ядовитых плодов ветви, другие обвинят дерево, не сумевшее защитить сладкий плод от червя, словом, только вам и известно, как бы поступили вы, отталкиваясь от множества фактов и порядочности в том числе.
Интересно, как сложилось бы детство Башмака, будь родители такими же податливыми и раньше. Веруя в надежность аскетического воспитания, они исходили строгой сдержанностью и суровой отстраненностью, лишали мальчика всех благ, включая деньги на обеды, и сами того не подозревая, подтолкнули школьника к поиску наличных вне дома. Сначала предпочтение отдавалось стычкам со сверстниками, в результате которых добывалась мелочь, затем, набравшись ума, он понял, что гораздо безопасней и проще красть. Так Роман пристрастился к карману. Ему долгое время удавалось пускать туман в родительские очи. Он прогуливал школу, лавируя как по лезвию ножа, между предками и улицей, а, когда беспримерные прогулы вскрылись, изменить что-либо было уже поздно. Мальчишка, твердо предпочитая вольный образ жизни, оказался неподвластен уговорам… Возвращение в стаю вело к окончательному отречению от близких, однако он, не задумываясь, сделал свой выбор.
Возвращение блудного папаши
Скитались двое обездоленных по свету…
Один домой приплелся, по округе жалость сея.
Другой вернулся, сидя в гербовой карете —
Не все то блуд, что было одиссеей.
Встречу решили отпраздновать в «Старой Фортеции» и на рандеву Башмак подъехал за рулем новой «BMW». Гладко выбритый, в дорогом вечернем костюме, с кубинской сигарой в зубах он распластался в плоскости дверного проема заведения как сошедший с обложки «Форбса» образец респектабельности. Расстегнутый ворот рубахи ненароком обнажал массивную золотую цепь, обрамляющую загорелую крепкую шею. С безымянного пальца левой руки, поддерживающего сигару, сверкал огромным бриллиантом изящный перстень, приобретенный по случаю долгожданного события. Довершала картину блуждающая улыбка фаворита Фортуны.
Приветствуя шпану, Роман поднял руки, скрепил кисти над головой в замок и величественно потряс символом сплоченности. Братва ринулась к своему кумиру. Бесчисленные объятия, теплые приветствия – но стоило встретиться со взглядом виновника торжества, и люди стыдливо опускали глаза, смущаясь за выказанный холод при первой встрече. Башмак понимающе хлопал ренегата по плечу, давая понять, что не помнит обид, и простирал руки к следующему.
Неотложку Роман заметил с порога и после душещипательной сцены всепрощения с нетерпением поспешил предстать перед ней. Она, скромно опустив руки на колени, скучала в обществе холодной незнакомки и, затаив дыхание, ждала друга. Подойдя, Башмак в восхищении отступил назад, дважды качнул головой и, когда терпение оставаться без лучистых Танюшкиных глаз иссякло, воскликнул:
– Ну, здравствуй, моя любимая!
Худенькие плечики вздрогнули. Она вскинула влажное от слез лицо и попыталась подняться, но, то ли ноги перестали слушаться, то ли просто силы покинули ее – тело, чуть подавшись вперед, – упало обратно. Тогда Роман обхватил ладонями ее стан, легко приподнял дрожащую Неотложку и крепко прижал к себе. Он не знал, что происходит, но переполнявшие его чувства были волнующими и неизведанными ранее.
«Может это любовь?»
Испугавшись дурных мыслей, Башмак торопливо присоединился к мужской половине. В разгар шумного застолья подвыпивший Макар, набравшись, видимо, смелости, придвинулся ближе и прошептал:
– Рома, нам всем надо тебе признаться.
– В чем? Уж не в том ли, что пока я тянул срок, вы трахали Татьяну и за подарки требовали ее молчания?
– Ты знаешь? – не на шутку всполошился Макар, лишившись привилегии добровольного признания.
