Охотник - Френч Тана
Трей отвечает:
— Пятнадцать. — Она знает, что, если уж на то пошло, смотрится младше.
Джонни восхищенно качает головой.
— Оглянуться не успею, а уж буду твоих парней гонять с порога палкой. Или я опоздал? Завела себе парнишку-то уже? Или пару-тройку?
Мэв пронзительно хихикает и вглядывается ему в лицо — проверить, допустимо ли.
— Не-а, — без выражения отзывается Трей, когда становится ясно, что отец ждет ответа.
Джонни облегченно вздыхает.
— Есть время подыскать хорошую палку, стало быть. — Дергает подбородком, показывая на стул, который Трей забыла снять с плеча: — Это что? Подарочек мне принесла, а?
— Чинить буду, — говорит Трей.
— Она этим зарабатывает, — говорит Шила. Голос у нее яснее обычного, высоко на скулах пятна румянца. Трей не разберет, то ли мамка радуется, то ли злится, что он вернулся. — Мы на это микроволновку купили.
Джонни похохатывает.
— Яблочко от яблони, ха? Всегда была не промах. Умничка. — Подмигивает Трей. Мэв возится у него под рукой — напоминает о себе.
Трей помнит его большим, а он мужчина не особо рослый, а вдобавок и хлипкий. Волосы того же мышиного бурого оттенка, что и у нее, падают косо на лоб, как у подростка. Отцовы джинсы, белая футболка, черная кожаная куртка — самые новые вещи в доме. Гостиная вокруг него смотрится еще неряшливей.
Трей говорит матери:
— Несу это Келу. — Разворачивается и уходит в кухню.
У нее за спиной Джонни говорит со смехом в голосе:
— Кел, значит? Из ребяток Сенана Магуайра?
Банджо все еще у миски с водой, шумно лакает, но, как только входит Трей, подскакивает, виляя всем задом и с надеждой поглядывая на свою миску для еды.
— Не-а, — говорит ему Трей. Подставляет лицо под кран, трет, смывает пот и пыль. Полощет рот и мощно сплевывает в мойку. Затем складывает ладонь чашечкой и долго пьет.
Услышав за спиной шум, резко оборачивается, но это Аланна — держит своего вялого плюшевого кролика под мышкой, другой рукой толкает дверь взад-вперед.
— Папа вернулся, — говорит она так, будто это вопрос.
Трей отзывается:
— Ну.
— Говорит, чтоб обратно шла.
— Я на улицу, — говорит Трей. Роется в холодильнике, отыскивает ветчинную нарезку, пристраивает толстую стопку между двумя ломтями хлеба. Обертывает сэндвич бумажным полотенцем и запихивает в задний карман джинсов. Аланна, по-прежнему раскачивая дверь, наблюдает, как Трей закидывает стул на плечо, щелкнув пальцами, зовет с собой Банджо и устремляется на простор солнечного света.
Кел утюжит рубашки на кухонном столе и подумывает, не сбрить ли бороду. Когда, еще живя в Чикаго, он ее отращивал, представление об ирландской погоде составлял по туристическим сайтам, а те изобиловали сочными зелеными полями и довольными людьми в вязаных свитерах. Его первые два года здесь местный климат более-менее соответствовал рекламе. Это же лето, похоже, просочилось сюда с какого-то совершенно другого сайта — возможно, посвященного Испании. Жара — того бесстыжего, неотступного свойства, какое Кел, уже привычный к тому, что во всяком дне есть сколько-то солнца, разнообразие облачности и несколько вариантов дождя, находит слегка неуютным. Не вяжется она с пейзажем, красоту которого создают нюансы и переменчивость, — и бесит фермеров: жара сломала им распорядок силосования и покоса, овцы от нее делаются раздражительные, она угрожает выпасу. У мужиков в пабе это главная тема для разговоров, важнее даже грядущих Национальных соревнований овчарок, женщины, которую старший пацан Зуда О’Коннора притащил себе в супруги из Дублина, и вероятной взятки, связанной с постройкой нового досугового центра в городе. Одно из мелких неудобств жары состоит в том, что борода Кела превратилась в накопитель тепла. Стоит Келу выйти на улицу, у нижней части лица словно возникает свой тропический климат.
Однако борода Келу мила. Исходно он ее смутно связывал с ранним уходом на покой — хватит с него быть легавым и выглядеть как легавый. Для публики же в округе Арднакелти борода оказалась без толку, они Кела вычислили сразу, не успел он распаковаться. Но для него самого она кое-что значит.
Даже в жару дома у него прохладно. Это домишко-недомерок 1930-х годов, ничего в нем примечательного, зато стены толстые и добротные, возведены дельно. При покупке домик готов был того и гляди развалиться, но Кел его возрождает — не спеша, раз почти никаких других обязательных дел у него нет. Комната, где он находится, — преимущественно гостиная и немножко кухня — достигла той точки, где уже не кажется, что в ней ремонт, здесь теперь просто приятно быть. Кел выкрасил ее почти всю в белый, восточную стену сделал бледной золотисто-желтой — по замыслу Трей — в тон падающему на нее закатному свету. Попутно приобрел мебель, чтобы дополнить то, что осталось от предыдущих хозяев, теперь у Кела есть три стула вокруг кухонного стола, старый письменный стол, за которым Трей делает уроки, кресло, линялый синий диван, которому не помешала бы новая обивка, и даже торшер. А еще Кел завел себе собаку. Драч в своем углу возле очага усердствует с костью из сыромятной кожи. Драч мелкий, вислоухий, телосложение у него — как у кирпичного сортира. Полубигль с милой мордой бигля и случайными черными, рыжими и белыми пятнами — тоже как у бигля, а вот что там со второй половиной, Кел не разобрал. Подозревает росомаху.
В открытое окно летит восторженный гомон птиц — они-то не овцы, от жары и возникшего благодаря ей обилия жуков они ликуют. Ветерок втекает тихонько и нежно, как сливки. С ветерком заносит в окно и шмеля, он врезается в буфет. Кел дает шмелю время собраться с мыслями, тот в конце концов соображает, где окно, и зигзагом улетает прочь в солнечный свет.
От задней двери доносятся возня и всплеск счастливого лая. Драч пулей устремляется прочь из своего угла и мчит по коридору, прижимается носом к двери так крепко, что Кел не может ее открыть. Такое происходит всякий раз, когда появляются Трей с Банджо, но Драч, существо общительное, не запоминает — слишком воодушевляется.
— Назад, — приказывает Кел, отпихивая Драча ногой. Драч, трепеща, сдерживается ровно столько, чтобы дать Келу открыть дверь. Два юных грача спархивают с крыльца и улетают к своему дубу в глубине сада, хохоча так громко, что сами же кувыркаются в воздухе.
Драч бросается следом, клянясь порвать их в клочья.
— Вот же гаденыш, — весело говорит Кел. Со своей колонией грачей отношения он пытается наладить с самого приезда. Вроде получается, но отношения складываются не те, какие он себе воображал. У него была некая диснеевская задумка, что грачи станут носить ему подарочки и есть с рук. Те, несомненно, смекают, что Кел — ценное для их угодий приобретение, но в основном из-за того, что он оставляет им объедки, а также потому, что они над ним изгаляются. Когда им скучно, они орут ему в печную трубу, бросают камешки в очаг или стучат в окна. Лай — это что-то новенькое.
Почти у дерева Драч разворачивается кругом и несется вокруг дома к дороге. Кел знает, что это значит. Возвращается в дом выключить утюг.
Трей появляется на пороге одна: Драч и Банджо играют во дворе в пятнашки, гоняют грачей или же выкапывают что найдут под живыми изгородями. Собаки знают границы Келова участка — это десять акров, для песьих занятий более чем достаточно. Овец гонять и напрашиваться на то, чтоб их пристрелили, они не побегут.
— Сходила добыла вот, — говорит Трей, скидывая стул со спины. — У одной там женщины за горой.
— Классно, — говорит Кел. — Обедать будешь?
— Не-а. Уже.
Сам выросши в нищете, Кел понимает, почему Трей щетинится, когда ей что-то предлагают.
— Печенье в банке, если надо заполировать, — говорит. Трей топает к буфету.
Кел вешает последнюю рубашку на плечики и оставляет утюг остывать на кухонном столе.
— Прикидываю убрать вот это, — говорит он, дернув себя за бороду. — Что скажешь?
Трей останавливается с печенькой в руке и вперяется в Кела так, будто он собрался прогуляться нагишом по тому, что считается в Арднакелти главной улицей.
