Враг мой - дневной свет (СИ) - Helen Sk
Теперь о главном. Доктор не мог не заметить, что он не переносит дневной свет, но почему-то ничего не спросил по этому поводу. Может, при его заболевании это обычное явление? А что мать? Она-то должна знать, почему он сразу падает в обморок, стоит только лучу солнца коснуться его кожи. Какие-то объяснения она его реакции нашла, иначе не заставляла бы его часами втирать в кожу крема с защитой от ультрафиолета, но…они же не помогают! Или помогают? У него не было возможности проверить их эффективность: уже девять лет он не выходит из своей спальни, уже девять лет он не видел света!
Он переключил канал. Сериал о любви. Надо же! Неужели у людей возникают такие желания?! И как можно, находясь в здравом рассудке, подпускать к себе другого, позволять ему трогать себя, прижимать, да еще обслюнявливать!
С чувством все растущего отвращения он минут десять наблюдал любовную сцену молодых людей – девушки с белокурыми волосами, завитыми в тугие локоны и черноволосого юноши с румяными щеками и длинными ресницами. Если бы картина была статична, он бы еще согласился, что чувство любви не лишено своей прелести, но юноша и девушка двигались, стонали, целовались…. Его передернуло так, что пульт выпал из рук. Наверное, он попросит мать унести телевизор из его спальни.
В поисках пульта он опустился на четвереньки и чуть не стукнулся лбом о стекло экрана, на котором, тем временем, любовное действо плавно перетекало в постельную сцену. Лихорадочно вдавив кнопку «стоп», он успел еще заметить полные груди, высвобожденные из кофточки героини фильма. Его бросило в жар от необъяснимой смеси эмоций; но экран, слава Богу, потух.
- Гадость, гадость, гадость! – рычал он, бегая по комнате, с ненавистью косясь на телевизор. Ему не виделось продолжение сцены, он попросту не знал, каким может быть продолжение, и есть ли оно вообще. Но ему было так противно, что он от всего сердца возненавидел и девушку с ее ангельской внешностью и бесстыдным поведением, и ее партнера, тыкающегося и сопящего, повсюду сующего свои потные ручищи. От злости и потрясения заболела голова. Он посмотрел на часы, продолжая шептать слово «гадость», уже забыв наполовину, отчего оно пришло ему на ум. Пробил час ночи. Пора принимать последнюю на сегодня таблетку. Он машинально вытряс на ладонь капсулу в синей оболочке и забросил ее в рот. Сухое горло протестующее сжалось, отказываясь принимать таблетку без воды. Он сунул в рот остывший блинчик с ягодной начинкой и стал жевать, остекленевшими глазами глядя на темный экран телевизора.
Недели две назад мать принесла ему несколько новых книг, рассчитывая, что он прочтет их с большей охотой, чем две предыдущие, которые он обозвал «бульварщиной», не вполне сознавая, что означает это слово. Те два детектива были наводнены трупами и кровавыми сценами. Ему понравилось, как главный герой убивал своих врагов. Он даже выписал некоторые выражения гнева и страстной ненависти, используемые в книге, но в конце его ждало жестокое разочарование: героя назвали преступником, а его противник – следователь с дурацкой фамилией Чижов, оказывающийся в дураках при каждом удобном случае, вдруг арестовал его и посадил в тюрьму на двадцать пять лет.
Ярости Дмитрия не было предела. Неужели у автора не хватило мозгов понять, что отрицательный персонаж выглядит более привлекательно, если и в конце книги оставляет сыщиков с носом?! Он с презрением отложил детектив в сторону. Теперь у него появилось новое чтиво, но он не был уверен, что оно порадует его больше.
На обложке стояло имя автора: Эдгар По. Сочинения. Том 1.
Мир ужасов поглотил его. Очнулся он в состоянии эйфории, когда пришло время принимать первую таблетку – в шесть утра. Книга была почти прочитана.
========== Часть 3 ==========
3.
Какой, спрашивается, ребенок мог родиться у Галины, если она умудрилась забеременеть после первого же в ее жизни полового акта, да и с кем! С ее тайным возлюбленным – местным наркоманом и мелким хулиганом Гришей Толмачевым, от которого нормальные девушки уже лет с двенадцати воротили нос.
Галя росла скромной тихоней, знавшей свое место, далекое от привилегированного, плохонько училась, но с уроков не сбегала. Школа представлялась ей всего лишь одним листком календаря: оторвал его, и жизнь поменялась. Мальчишки стали интересовать ее довольно рано, особенно те, кто не вписывался в общепринятые стандарты.
Внешне она, наравне с другими девочками, осуждала их, строя презрительные гримасы и поджимая губы. Втайне же она представляла, как кто-нибудь из этой разбитной шпаны стиснет ее едва выросшие грудки где-нибудь в раздевалке и проделает с ней все запретные штучки, о которых не принято говорить вслух. Но, конечно, ее никто не тискал. Пусть лет в тридцать она и научилась понимать свою привлекательность, и умело подавала ее немногочисленным любовникам, в четырнадцать она выглядела, как замухрышка без намека на женственность.
Школа быстро подошла к концу. Листок календаря, смятый, упал в мусорную корзину. Июнь звуками вальса закружил выпускников и пинком под зад вышвырнул их во взрослую жизнь. Галя треснулась больнее всех. Разве могла она предположить, что та нелепая, непродолжительная возня в пустом кабинете истории, превратит ее в женщину с кругленьким пузиком и отекшими ногами. Да никогда в жизни! Она с трепетом вспоминала, как Гриша – синеглазый, русоволосый красавец, проводивший все свободное время по барам и притонам, просаживающий все выигранные или украденные деньги на выпивку и наркоту, вдруг захотел ее, объявив о своем желании безо всяких церемоний. И она пошла с ним, завороженная его силой и одновременной слабостью: он уже и дня без наркотиков прожить не мог.
После ночи выпускного бала Галя больше не видела отца своего ребенка. Конец его был вполне предсказуем: передозировка, кома, смерть. Она узнала об этом, спустя много лет, и, верная себе, даже всплакнула над его ничтожной судьбой.
Ребенка она решила оставить, наплевав на мнение матери – проницательной, занудливой женщины, вечно сующей нос во все дела, но от слов, брошенных вскользь, в порыве ссоры, ей не раз становилось тревожно: «Вот родится урод какой-нибудь, вспомнишь меня, да поздно будет!»
Димка появился на свет немного раньше срока. Он сразу покорил ее сердце: маленький и беспомощный, он уже был любим и защищен. Она никого не считала таким красивым и замечательным. Сердце ее ныло всякий раз, стоило ей взять его на руки и заглянуть в розовое сонное личико с ямочкой на подбородке. Он стал ее любовью, страстью, целью в жизни. Ей уже начало казаться, что сын – ее счастливый талисман, и с его рождением она возвысится над толпой серых, одинаковых людей.
Мать неслышным призраком притаилась за спиной Галины, словно ожидая и призывая на нее беду. Она молчала и только застывала иногда, глядя на Димку своими круглыми, безо всякого выражения, глазами.
Когда мальчику исполнилось пять лет, Галина впервые заметила в нем некоторую странность: он прятался от света под деревья, под скамейки, за заборы, и принимался капризничать, стоило солнцу начать припекать. Все игры его стали напоминать побег от света или прятки.
- Очень чувствительный ребенок,- улыбаясь, пояснил доктор матери, закончив осмотр Димки. – Нежная кожа не обладает должным уровнем пигмента, вот ультрафиолет и жжет его.
- Но раньше такого не было! – Галина с тревогой покосилась на скучающего сына.
- Болезни, к сожалению, приходят с возрастом, - пожал плечами врач,- понаблюдаем его, возможно, помогут крема с защитой от солнца.
- И что же мне теперь не гулять с ним?!
- Ну что вы?! Гуляйте на здоровье, только в тенечке.
Долгое время Галина так и поступала. Она выводила Димку ранним утром и вечерами, а в пасмурную, но сухую погоду, он блаженно носился по двору целыми днями. Казалось, проблема решена, но к ней добавилась еще одна, куда более серьезная.
Однажды в дом к Галине и Димке (мать к тому времени уже умерла) пришел продавец постельного белья. Таких продавцов бродило по округе великое множество. Они предлагали то дубленки из искусственного меха, то кухонную утварь, то утюги, то постельные принадлежности. Цены у этих «коробейников» были значительно ниже, чем на рынках или салонах, и хозяйки охотно пользовались их услугами. Галина не была исключением. Она спокойно открыла дверь и впустила молодого человека с большой сумкой на порог. Розовые, голубые, синие, зеленые простыни и наволочки привели ее в восторг, и она, собрав в охапку понравившееся белье, понесла его на диван в прихожей. Молодой продавец, довольно улыбаясь, последовал за ней. Вдруг улыбка его сползла с лица, как по волшебству; дыхание прервалось, а ноги сами повернули к выходу. Галина вскрикнула и выронила белье на пол, покачнувшись и чуть не упав сама. Визг, раздавшийся внезапно, приковал ее к месту. Она даже не заметила, как со всей силы ударилась о журнальный столик. Уши заложило, но визг не прекращался.
