Мохито - Афанасий Рогин
— А что же ты не пополз дальше? — продолжал я наседать на Нилыча. — Ведь осталось-то всего ничего.
— Не смог. Либо замерз, либо время закончилось. Меня попросту выпихнуло из мглы в нашу паршивую реальность на больничную койку в дурке. — Дядя Витя взял в руки гитару. — Я вот все думаю, почему никто ни разу не дошел? А может, и не должен был дойти? Может быть, горизонт заканчивается именно там, где ты подставил кому-то свое плечо?
. Ее увидишь ты, вошедший в раж,
И вдруг поймешь: твой финиш — это блажь.
Ну а поняв, своим теплом одаришь ту,
Которой нужно пересечь черту.
Та-да-да-дам!
Виктор Нилович прислонил гитару к стене, смахнул с тарелки в рот остатки угощения и со смаком запил раритетным чаем.
Наступившую было тишину прервал звонок телефона. Я метнулся в коридор и схватил трубку.
— Борис Николаевич? Это вас из больницы беспокоят. Иван Андреевич Поляков, лечащий врач вашей жены.
— Что случилось? — У меня все похолодело внутри.
— Все хорошо! — поспешил успокоить меня доктор. — Ваша жена пришла в себя, динамика положительная. Думаю, что в самое ближайшее время переведем ее на терапию.
— Иван Андреевич! Хоть одним глазком … — умоляющим тоном начал я.
— Ну хорошо, — смилостивился эскулап, — приезжайте. Но предупреждаю, только издали — входить в палату запрещено категорически!
Я сообщил радостную новость дяде Вите, получив от него в награду подзатыльник.
— Ну ведь чувствовал, что ты, поганец, недоговариваешь! — заявил он мне с негодующим видом. — Сейчас побреюсь и поедем.
— Но …
— Не спорь! Вы же для меня… Или тебе еще одну затрещину накатить?
В больнице Иван Андреевич выдал нам с Виктором Ниловичем халаты, подвел к таниной палате и попросил подождать. Дверь палаты чуть приоткрылась, и мы увидели улыбающуюся Танюшку. Она помахала нам рукой, и ее губы прошептали:
— Спасибо, дядя Витя!
Уже дома Виктор Нилович позволил себе рюмочку коньячку, заверив меня, что она будет последней в его жизни. Ну а потом, как обычно, потянулся за гитарой, только я его опередил.
— Погоди-ка, Нилыч. А давай я!
Бывает так, что родственников тыщи,
А как беда, их днем с огнем не сыщешь.
Но есть другие, ты всегда уверен в них.
Они — чужие, но зато родней родных.
Та-да-да-дам!
