Невинные души - Муни Крис
Дарби забралась внутрь, нащупала свободное место на краю скамьи под правой стенкой и села. Сидящий рядом с ней офицер дважды стукнул кулаком по перегородке, подавая сигнал водителю, и машина рванула с места. Прежде чем дверца захлопнулась, Дарби успела заметить взмывающий в небо вертолет.
Вдоль стен салона сидели шестеро мужчин. Все они были одеты в черную штурмовую форму, а их лица были покрыты черным гримом. Внимание Дарби немедленно привлек седьмой офицер. Рослый белый мужчина стоял, повернувшись спиной к своим людям, возле перегородки, отделяющей их от водителя. Он держался за металлическую ручку на потолке и говорил по телефону, подсоединенному к шифровальному аппарату. Сейчас, уставившись в пол, он слушал собеседника. При этом он так сильно прикусил передними зубами жвачку, что на щеках вздулись желваки. На вид ему было хорошо за сорок, а может, и под пятьдесят. Тусклое освещение позволило Дарби разглядеть короткий ежик на его бритой голове и тонкую паутину морщин вокруг прищуренных глаз. «Наверное, это и есть Трент», — подумала она, стягивая волосы на затылке одной из резинок, которые всегда носила на запястье. Она чувствовала на себе оценивающие взгляды, обращенные с выкрашенных черной краской лиц.
Спецназ по-прежнему оставался чисто мужской организацией, в которой всем было наплевать на то, что она способна отстрелить яйца даже блохе, как и на то, что ей хватало минуты, чтобы поставить на колени и заставить умолять о пощаде любого мордоворота. В настоящий момент их не интересовало ничего, кроме ее сисек. Наверное, они пытались представить ее в постели. Справа от нее сидел похожий на пуэрториканца парень, точная копия ее кумира, игрока «Ред Сокс» Мэнни Рамиреса. Он держал на коленях газовый гранатомет и разглядывал Дарби так откровенно, как если бы она была куском мяса.
Дарби повернулась к нему.
— У тебя есть идеи, ковбой? — улыбаясь, поинтересовалась она.
Он облизал губы. Ей показалось, что сейчас он сообщит ей, что она похожа на Анджелину Джоли. Ей очень многие говорили, что у нее такие же глаза и губы, как у знаменитой актрисы, хотя сама она этого не замечала. Взять хотя бы золотисто-каштановый цвет ее волос и зеленые глаза. К тому же, в отличие от миссис Питт, у нее на левой щеке был длинный шрам, оставшийся после удара топором, рассекшего не только кожу, но и скулу. Закончилось тем, что хирургам пришлось удалить кость, поместив на ее место нечто под названием «имплантат Медикор».
Вместо этого двойник Мэнни Рамиреса произнес:
— Ты та самая МакКормик, которая уцелела в перестрелке с участием комиссара бостонской полиции?
Дарби кивнула. Ей было ясно, куда он клонит.
— Этот разговор с Чадзински, в котором она призналась во всех своих подлых делишках… — Он присвистнул. — Хитрая и коварная сука. Покрывая этого ирландского ублюдка Салливана, она продала свою душу. А ведь он не просто гангстер, он серийный убийца! А ты молодчина, додумалась включить мобильник и все это записать.
Неожиданно Дарби оказалась в центре внимания. Остальные мужчины, кивая и улыбаясь, наклонились вперед, чтобы не пропустить ни одного слова.
— Тебе повезло, что этот разговор попал в прессу, — продолжал пуэрториканец. — Иначе никто не поверил бы в такое дерьмо.
— Пожалуй, ты прав.
— У меня в бостонской полиции есть друзья.
— Поздравляю.
— Говорят, ты сама передала эту запись прессе.
Дарби покачала головой и прищелкнула языком. Просто поразительно. Никому из копов, с которыми ей приходилось сталкиваться, не было никакого дела до того, что Чадзински оказалась продажной и коварной сукой, за свою карьеру организовавшей исчезновение нескольких десятков полицейских, федеральных агентов, работающих под прикрытием детективов и свидетелей преступлений. Одним телефонным звонком она стирала с лица земли любого, кто пытался обнародовать жуткие методы Фрэнка Салливана. Одной из ее жертв стал и Томас МакКормик, Биг Рэд, отец Дарби. Тем не менее ее собеседников интересовало лишь одно: кто передал журналистам запись ее разговора с Чадзински?
— Это была не я, — отрезала Дарби.
Формально это было правдой. Запись попала в прессу через Купа. Она всего лишь отдала ему диск.
Мэнни Рамирес наклонился, дохнув на нее табачным перегаром.
— Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что и мне, и другим ребятам очень интересно, не записываешь ли ты и наш разговор.
— А ты как думаешь?
— Я думаю, что есть только один способ это проверить. Мне придется тебя обыскать. Так, на всякий случай. Никто из присутствующих здесь не мечтает прославиться на весь мир. Ты же знаешь, как репортеры умеют преподносить свои открытия. Им ничего не стоит обгадить любого.
Дарби улыбнулась.
— Дотронься до меня, и тебе придется выковыривать свои поломанные пальцы из собственной задницы.
Мэнни задумался. Похоже, он решил рискнуть и уже открыл рот, чтобы сообщить ей об этом. Его прервал вой сирены.
Их автомобиль обзавелся полицейским эскортом. Судя по хору сирен, его сопровождало сразу несколько машин.
Белый амбал с телефоном прокричал в трубку:
— Скажи ему, что мы в пути. Предполагаемое время прибытия — десять минут.
Она уже слышала этот хриплый и угрюмый голос в собственной телефонной трубке. Гари Трент сунул телефон в чехол, прошел между скамьями и занял место напротив Дарби.
Глава 2
— Это был командный пост! — перекрикивая сирены, сообщил ей Трент. — Объект угрожает, что скоро начнет убивать заложников.
Дарби, опершись локтями на колени, наклонилась к нему.
— Сколько у него заложников?
— Четверо. Он всех их загнал в спальню. Вот здесь. — Трент обернулся в сторону белой доски с планом дома. — Он задернул шторы на всех окнах верхнего этажа, поэтому снять его не удастся.
— Там уже дежурит снайпер?
Трент кивнул.
— На крыше дома напротив. Это единственное место, откуда может быть видна спальня. Наблюдатель пользуется тепловизором, что позволяет нам отчетливо видеть их тепловые изображения. Один заложник, похоже, привязан к стулу, остальные лежат на полу. Пока все живы, но этот тип начинает нервничать и угрожает их убить. Я надеюсь, он продержится, пока ты не заберешься туда и не поговоришь с ним.
— Я не переговорщик.
Трент махнул рукой.
— Я знаю. Но ты знакома с этой семьей, Марком и Джудит Риццо.
Эта фамилия вызвала шквал воспоминаний. Перед глазами замелькали яркие картинки. Одна из них отчетливо выделялась среди остальных: хмурое утро, которое она провела в кухне их домика в тихом и спокойном Бруклайне, где детям никогда и ничего не угрожало. Накануне, ранним октябрьским вечером, их младший сын, десятилетний Чарли, прыгнул на свой синий велосипед и сказал маме, что сгоняет в гости к живущему по соседству приятелю. Мать попросила его быть осторожным и ехать только по тротуару и снова взялась за приготовление ужина. Больше она сына не видела.
Перед мысленным взором Дарби возник Марк Риццо. Смуглый мужчина с густой иссиня-черной шевелюрой сидел за кухонным столом рядом со своей фигуристой и светлокожей женой Джудит, ирландкой по происхождению, католичкой по вероисповеданию, на одиннадцать лет старше мужа. Родители исчезнувшего мальчика молча смотрели на ворох разбросанных по кроваво-красной скатерти фотографий, не решаясь выбрать одну из них. Им казалось, что, поместив изображение ребенка в газетах и показав его по телевидению, они запрут своего сына в каком-то неведомом месте, откуда он не сможет выбраться, и они уже никогда его не увидят и не услышат.
«Так и вышло», — подумала Дарби, со вздохом переключая внимание снова на Трента. Бронетранспортер набрал скорость, и низкий рев двигателя заставлял вибрировать металлическую скамейку, а вслед за ней и тело Дарби. В нагретом воздухе висел резкий запах оружейного масла.
— Сколько прошло с тех пор, как исчез пацан? — прокричал Трент. — Лет десять?
