Джек Хиггинс - Орел приземлился

— Я снова просмотрел свои записи и вспомнил, что мальчиком он был католиком, и я подумал, что он, возможно, похоронен на католическом кладбище. Я остановился в отеле в Блэкни и разговорился там с одним из барменов, который сказал, что в Стадли Констабл есть католическая церковь. Это действительно забытое богом место. Я искал его целый час.

— Боюсь, что зря. — Он встал, опираясь на палку. — Я в этой церкви двадцать восемь лет и могу уверить вас, что никогда не встречал какого бы то ни было упоминания о Чарлзе Гасконе.

Это был мой последний шанс, и конечно же разочарование мое вырвалось наружу, потому что я упорствовал:

— Вы абсолютно уверены? Как насчет церковных книг того времени? Возможно, есть запись о захоронении.

— Так получилось, что история этих мест — предмет моего личного интереса, — сказал он с некоторым ехидством. — Нет ни одного документа, связанного с этой церковью, с которым я не был бы по-настоящему знаком, и могу вас уверить, что ни о каком Чарлзе Гасконе нигде нет упоминания. А теперь извините меня, пожалуйста. Мой ленч ждет меня.

Священник сделал шаг, но тут палка его скользнула, и он чуть не упал. Я схватил его за плечо и нечаянно наступил ему на левую ногу. Он даже не повел глазом.

Я сказал:

— Простите, чертовски неловко с моей стороны.

Он улыбнулся во второй раз.

— Вы мне не сделали больно. — Он постучал по ноге палкой: — Проклятая неприятность, но, как говорят, я научился с ней жить.

Эти слова не требовали ответа, да священник и не ожидал его. Мы медленно пошли по проходу, и я сказал:

— Необыкновенно красивая церковь.

— Да, мы гордимся ею. — Он открыл передо мной дверь. — Мне очень жаль, что не смог вам помочь.

— Ничего не поделаешь, — ответил я. — Вы не возражаете, если я похожу по кладбищу, раз уж я здесь?

— Вижу, вас трудно убедить. — Но в голосе его не было досады. — Почему бы нет? У нас есть несколько очень интересных плит. Особенно рекомендую вам западную часть кладбища. Ранний восемнадцатый век и, по-видимому, работа того же местного мастера, что и в Клейе.

На этот раз он тотчас же подал руку. Когда я пожимал ее, он сказал:

— Знаете, мне ваше имя показалось знакомым. Не вы ли написали книгу о событиях в Ольстере в прошлом году?

— Я. Мерзкое дело.

— Война всегда мерзкая, мистер Хиггинс. — Лицо его стало мрачным. — Человек предстает со своей самой жестокой стороны. До свидания.

Он закрыл дверь, а я вышел на паперть. Странная встреча. Я закурил сигарету и пошел под дождем. Могильщик ушел, и на некоторое время я оказался на кладбище один, конечно если не считать грачей. Грачей из Ленинграда. Я снова подумал о них, но потом решительно выбросил эту мысль из головы. Надо было делать свое дело. Правда, после разговора с отцом Верекером особой надежды найти могилу Чарлза Гаскона у меня не было, да и, сказать по правде, мне казалось, смотреть-то там было не на что.

Я медленно шел от могилы к могиле, начав с западного края, обращая внимание на плиты, о которых он говорил. Они действительно были любопытными. С барельефами и гравировкой, выразительно, хотя и грубо изображающими орнамент из костей, черепов, крылатых песочных часов и архангелов. Интересно, но к Гаскону никакого отношения они не имели.

Осмотр всего кладбища занял час двадцать минут. В отличие от большинства нынешних сельских кладбищ, оно содержалось в очень приличном состоянии. Трава выкошена, кусты пострижены, встречалось очень мало заросших мест. Но в конце концов я понял, что ничего не найду.

Итак, Чарлза Гаскона нет. Стоя у только что вырытой могилы, я признал себя побежденным. Старый могильщик укрыл могилу брезентом, чтобы не дать дождю залить ее, и один его конец свесился в яму. Я нагнулся, чтобы поправить его, и, когда начал выпрямляться, заметил странную вещь.

В нескольких ярдах от меня, у стены под колокольней, лежала плоская могильная плита на холмике, покрытом зеленой травой. Плита эта относилась к раннему XVIII веку и была типичным примером работы местного каменотеса, о котором я уже говорил. Вверху был мастерски изображен череп со скрещенными костями, а принадлежала плита торговцу лесом по имени Джеремиа Фуллер, его жене и двоим детям. И тут я заметил, что из-под этой плиты как будто виднеется другая плита.

Моя кельтская кровь легко загорается, и меня охватило необъяснимое волнение, будто я почувствовал, что стою на пороге чего-то интересного. Я встал на колени и попытался взяться за плиту, что оказалось довольно трудно. Но вдруг, совершенно неожиданно, она поддалась.

— Вылезай, Гаскон, — тихо сказал я. — Пусть это будешь ты.

Плита сдвинулась вбок, один ее угол приподнялся, и мне открылось… Думаю, это был один из самых удивительных моментов в моей жизни. Под верхней плитой я действительно увидел еще одну, но с немецким крестом вверху — таким, который можно было бы назвать «Железным крестом». Надпись, сделанная по-немецки, гласила: «Здесь покоятся подполковник Курт Штайнер и 13 немецких парашютистов — свободных охотников, павших в бою 6 ноября 1943 г.».

Я не очень хорошо владею немецким, в основном из-за отсутствия практики, но для этой надписи его было вполне достаточно.

Лил дождь. Я присел на корточки, тщательно проверяя свои перевод, и хотя он был правильным, надпись казалась мне бессмысленной. Во-первых, я знал, поскольку когда-то написал на эту тему статью, что, когда в Кэннок Чейсе, графство Стаффоршир, в 1967 г. открыли немецкое военное кладбище, туда перевезли останки 4925 немецких военнослужащих, умерших в Великобритании во время первой и второй мировых войн.

«Павших в бою» — написано на камне. Нет, это какая-то чушь. Чей-то хитрый розыгрыш. Не иначе.

Все дальнейшие размышления по этому поводу были прерваны внезапным яростным криком:

— Что, черт побери, вы тут делаете?

Отец Верекер ковылял ко мне между могил, держа над головой большой черный зонт.

Я весело воскликнул:

— Думаю, вам это покажется интересным, отец! Я сделал поразительное открытие.

Когда он приблизился, я увидел, что сделал что-то не так. Даже очень не так, потому что лицо священника побелело, и он затрясся от ярости.

— Как вы посмели двигать эту плиту? Кощунство — вот единственное слово, которым можно назвать ваши действия.

— Ладно, — сказал я. — Простите меня за это, но посмотрите, что я обнаружил под ней.

— Плевал я на то, что вы обнаружили под ней. Немедленно положите ее на место.

Теперь я начал раздражаться.

— Не глупите. Разве вы не понимаете, что здесь написано? Если вы не читаете по-немецки, позвольте, я вам скажу. «Здесь покоятся подполковник Курт Штайнер и 13 немецких парашютистов — свободных охотников, павших в бою 6 ноября 1943 г.». Неужели вы не находите это дьявольски интересным?

— Не особенно.

— Вы хотите сказать, что уже видели его раньше?

— Конечно нет. — Теперь в нем появилось что-то загнанное, в голосе прозвучало отчаяние, когда он добавил: — Будьте так любезны, положите плиту на место.

Я ни на мгновение не поверил ему и спросил:

— Кто был этот Штайнер? Что это было за дело?

— Я уже сказал вам, что не имею ни малейшего представления, — произнес он с еще более загнанным видом.

И тут я кое-что вспомнил.

— Вы ведь были здесь в 1943 году, правда? Вы же тогда получили этот приход. Так написано на доске в церкви.

Он взорвался:

— Говорю вам в последний раз, положите плиту на место!

— Нет, — возразил я, — боюсь, что сделать этого не смогу.

Странно, но, казалось, он взял себя в руки.

— Очень хорошо, — спокойно сказал священник. — Тогда вы очень меня обяжете, если немедленно удалитесь.

Похоже было, что спорить не о чем, учитывая его настроение, поэтому я подчинился.

— Хорошо, отец, если вы этого желаете.

Я дошел до дорожки, когда он крикнул мне вслед:

— И не возвращайтесь. Если вы вернетесь, я без малейшего колебания вызову местную полицию.

Я вышел через покойницкую, сел в «пежо» и уехал. Его угрозы не беспокоили меня. Я был слишком взволнован, слишком заинтригован. Все в Стадли Констабл казалось таинственным. Это было одно из мест, которое можно найти только в Норфолке, и больше нигде. Деревня, которую вы вдруг нечаянно находите, а потом так и не можете найти снова. И начинаете сомневаться, а существует ли она вообще.

Нельзя сказать, чтобы деревня была очень большой. Церковь, старый дом священника в саду за забором, пятнадцать или шестнадцать разного рода коттеджей, разбросанных вдоль реки, старая мельница с массивным колесом, деревенский паб «Стадли армс».

Я остановился на обочине дороги у реки, закурил и начал обдумывать все, что произошло. Отец Верекер лжет. Он видел этот камень прежде, знал его роль — в этом я был убежден. Если вдуматься, получается довольно забавная история. Я случайно приезжаю в Стадли Констабл в поисках Чарлза Гаскона. Но вместо его следов обнаруживаю куда более интригующее, настоящую тайну. Как же быть с ней? Вот в чем вопрос.