Генри Слезар - Потерянная собака
Когда Джордж вошел, в кабинете царил полумрак. Фролич сидел на краешке стола, поигрывая металлической авторучкой. Джулия по-прежнему располагалась на том же стульчике: плечи опущены, руки безвольно сложены на коленях. Ее большие глаза были закрыты.
— Она уже…
— О! да, — ответил доктор. — Ваша жена очень хороший пациент. Нам понадобилось не более десяти минут. А сейчас я вас попрошу сесть в другом конце комнаты и сидеть тихо, пока я буду задавать вопросы.
Джордж занял место в противоположном углу рядом со шкафом, заполненным книгами. Врач наклонился к своей больной.
— Теперь вы можете открыть глаза, Джулия.
Она открыла их. Ее взгляд не был остановившимся, но в нем не читалось никакого интереса. Джордж с трудом сглотнул слюну.
— Знаете ли вы, Джулия, какой сегодня день?
— Да, среда.
— Нет, вы ошибаетесь, сегодня пятница, Джулия. Верно?
— Да, пятница.
— Нет, Джулия, сегодня не пятница. Теперь вы знаете, какой сегодня день?
Джулия колебалась, шевеля губами.
Врач глянул в сторону ее мужа:
— Я это делаю нарочно. Хочу сбить у нее представление о времени.
Он продолжал задавать свои вопросы до тех пор, пока она не подтвердила, что не знает ни месяца, ни года.
— Джулия, послушайте меня. Сейчас я попрошу вас вернуться в прошлое. Вы опять станете ребенком. Вы проживете заново вашу жизнь, начиная с того времени, когда вы были совсем маленькой девочкой. Вы увидите, услышите, почувствуете все то, что видели, слышали, чувствовали в вашем раннем детстве. И вы скажете мне все, что я хочу знать: что вы видите, слышите, чувствуете. Вы ответите на все мои вопросы. Итак, я начинаю…
Он слегка наклонился вперед, и едва уловимое изменение произошло с тонкими и напряженными чертами лица Джулии.
— Вам один год, Джулия. Вы годовалый младенец. Скажите мне, боитесь ли вы собак?
Джордж Смоллетт вздрогнул, когда услышал голос своей жены. Он прозвучал тонко, неразборчиво, странно и не казался принадлежащим ей. Даже доктор Фролич, похоже, был удивлен.
— Нет, — ответил странный голос. — Нет, я не боюсь собак…
— Теперь вам два года, — продолжил доктор. — Вам два года, Джулия. Боитесь ли вы собак?
— Нет, — снова ответил голос, и лицо Джулии сделалось жеманным и кривляющимся. — Нет, я не боюсь «гав-гав». Я не боюсь…
— Вам три года, Джулия. Скажите мне, вы боитесь собак?
Голос окреп:
— Нет, не боюсь.
— Вам четыре года, Джулия. Вам четыре года.
Годы детства проходили и отражались на ее лице и в голосе. Затем доктор сказал:
— Вам десять лет, Джулия. Теперь вам десять лет. Боитесь ли вы собак?
Именно этого момента ждал доктор Фролич. Кривляющееся лицо стало меняться, и хрупкое тело молодой женщины заерзало на стуле. Ладони сжались, и кулаками она принялась тереть свои большие глаза. Потекли слезы.
— Топпер, — говорила она, всхлипывая, — Топпер…
Нетерпеливо и жадно доктор Фролич спросил:
— Кто такой Топпер, Джулия?
— Топпер, — плакала девочка, — бедный Топпер!
— Кто такой Топпер, Джулия? Это собака?
— Да, — подтвердила она. — Да, Топпер моя собака. Топпер хорошая собака.
— Где Топпер сейчас, Джулия?
— Топпер умер, — жалобно зарыдала она. — Они охотились за ним. Они убили Топпера! И это я виновата! Я виновата.
Рыдания резко прекратились, и юный голос стал жестким:
— Это он виноват. Это Бобби виноват.
— Кто такой Бобби, Джулия?
— Я его ненавижу.
Она ударила кулаком по колену, затем продолжила:
— Я его ненавижу! Он злой. Бобби злой!
— Кто, Джулия? Бобби это один из ваших друзей?
— Я его ненавижу. Он меня дразнит. Он без конца меня дразнит. Я рада, что сделала это. Я рада. Только не убивайте Топпера. Я вас умоляю, не убивайте Топпера!
Фролич смахнул пот со лба.
— Я хочу, чтобы вы мне сказали все, Джулия. Я хочу, чтобы вы мне рассказали о Бобби и Топпере. Бобби это маленький мальчик? Это один из ваших родственников?
— Нет. Бобби живет в соседнем доме. Ему двенадцать лет. Он дергает меня за волосы, и он порвал мое платье. Он засовывает мне грязь в обувь, и он бросил камнем в Топпера.
Ее глаза тревожно расширились:
— Мама! — завизжала она. — Мама!
Крик был настолько пронзительным, что Джордж вскочил со стула. Жестом доктор усадил его на место.
— Что случилось, Джулия? Почему вы зовете свою мать? Что случилось с Бобби?
— Он убил его! Он его убил! — визжал голос десятилетней девочки.
— Кто? — спросил Фролич громко. — Кто?
— Я его предупреждала, — рыдала Джулия, и ее плечи тряслись. — Я ему говорила, что сделаю это. Я ему говорила.
И еще раз рыдания прекратились с поразительной быстротой. Тело женщины выпрямилось, руки скрестились на груди. Но особенно заметная перемена произошла в ее глазах. Они сузились, взгляд потерял возраст и принял выражение ужасающего коварства.
— Ищи его, — шептал голос девочки. — Ищи его, Топпер. Убей его! Убей его!
— О! Боже! — воскликнул Джордж.
— Я вас прошу, — гневно отмахнулся Фролич. — Джулия, послушайте меня. Я хочу, чтобы вы успокоились. Я хочу, чтобы вы мне все ясно объяснили. Это вы натравили Топпера на Бобби? Вы приказали своей собаке напасть на Бобби?
Ее тело обмякло, и она утвердительно кивнула головой.
— Он покусал Бобби? Топпер загрыз его?
— Нет, — вздохнула она. — Он напал на Бобби, он покусал его, но не загрыз. Он только прокусил ему шею, но они убили Топпера. Они убили мою собаку. Это я виновата. Я…
Ее голос ослаб, замер.
Фролич коротко глянул на мужа:
— Оставьте нас, мистер Смоллетт. Думаю, будет лучше, если вы подождете в приемной.
Джордж шумно выдохнул и вышел.
Четверть часа спустя шторы были раздвинуты, и сцена уже не казалась кошмарным сном из далекого прошлого. Доктор Фролич, снова ставший за своим столом жизнерадостным человеком, разражался профессиональным весельем, глядя на супружескую чету.
— Итак, миссис Смоллетт, теперь вы все знаете. Эта история, эта крошечная трагедия ребяческой наивности и была причиной вашей проблемы. Вы испытывали очень сильное чувство вины. Вы упрекали себя за то, что случилось с маленьким Бобби, в то время как, по всей вероятности, вы вовсе не были виноваты. Но вы желали, чтобы Топпер отомстил ему, и неожиданно ваше тайное желание стало явью. Поэтому вы и обвинили себя в преступлении. И это обвинение приговорило вас к наказанию страхом, от которого вы теперь навсегда освобождены.
Он бросил взгляд в окно.
— Посмотрите, светит солнце. Будем считать это символом, Джулия?
Она улыбнулась ему.
Три недели спустя, когда Джулия Смоллетт возвращалась с утренней прогулки, в прихожей зазвонил телефон.
— Миссис Смоллетт? Это доктор Фролич.
— О! добрый день, доктор. Очень рада вас слышать.
— Я лишь хотел узнать, как у вас дела. Мне кажется, на вчерашний день у нас была назначена встреча. Вы о ней забыли?
— О! Господи, у меня это совсем вылетело из головы.
Он засмеялся от всей души.
— Думаю, незачем искать далеко причину этой забывчивости. Просто, вы чувствуете себя чересчур хорошо, чтобы вспомнить о враче.
— Да, вы правы, — сказала она, — уже много лет я не чувствовала себя так хорошо. Вы меня полностью излечили… от, Бог мой, ну вы знаете… от моих страхов. Я действительно очень люблю Аттилу.
— Аттила? Так зовут вашу собаку?
— Да, ее привел Джордж. Я уже привыкла к ней.
— Ну и славно. Я только хотел напомнить. Не зайдете ли на будущей неделе в это же время?
— Хорошо, доктор, обязательно.
Она положила трубку. Затем поднялась по лестнице, покрытой ковром, на второй этаж. Когда она вошла в комнату Джорджа, Алиса, горничная, заканчивала уборку. Джулия приблизилась к окну и стала смотреть на лужайку, где в тени одинокого дерева спокойно лежал датский дог.
— Вы все глядите на пса, миссис Смоллетт?
— Да, Алиса, но почему ты спрашиваешь?
— Не знаю, миссис Смоллетт. Не доверяю я этому зверю. Это собака для убийства, говорю вам.
— О! Алиса!
— Я серьезно, миссис Смоллетт. Помяните мое слово: в один прекрасный день этот пес загрызет кого-нибудь насмерть.
Она вышла, продолжая бурчать. Джулия подождала немного, потом медленно приотворила ореховую дверцу платяного шкафа. Сняла с плечиков твидовый пиджак, который муж предпочитал носить с кожаными нашивками на локтях, и перебросила его через руку.
Затем спустилась, вышла из дома и направилась к одинокому дереву на лужайке.
День был великолепным. Аттила терпеливо ждал, чуть приоткрыв пасть, словно улыбаясь; его большой красный язык и огромные белые клыки блестели на солнце.
Джулия погладила массивную голову, потом достала из-за спины пиджак.
— Ищи его, Аттила, — выдохнула она с дикостью, проводя пиджаком Джорджа перед носом пса. — Ищи его, Аттила! Ищи!
