Дэвид Тейлор - Тайны Истон-Холла
— Вещей у нас с тобой набралось прилично; хотелось бы знать, как мы унесем все это хозяйство.
Что-то в выражении глаз Данбара указывало на то, что он, похоже, не до конца доверяет своему напарнику.
— Смотрю, приятель, для тебя эта игра в новинку. Зеленый еще. Когда доберемся до места, там будет ждать кабриолет. Не удивлюсь, если он и нас доставит в точности куда нужно.
В этом заявлении прозвучал невысказанный вопрос, который Дьюэр либо не уловил, либо предпочел не услышать. Но спутник настойчиво продолжал:
— А чем ты, собственно, занимался, пока Боб Грейс не свел тебя со мной?
— В бакалее работал.
В этих словах слышался отзвук незадавшейся судьбы, или несбывшихся надежд, или даже трагедии. Другой на том бы и остановился, но Данбар продолжал как ни в чем не бывало:
— Всем торговал или только зеленью?
— Всем.
— Ну и почему бросил?
Дьюэр уткнулся взглядом в спасательный жилет, разложенный на противоположной полке.
— Жена заболела, надо было ухаживать за ней. Нелегко приходится, когда такая беда нагрянет.
— Еще хуже, когда человек умирает. Гораздо хуже. На вот, затянись разок-другой — глядишь, и полегчает.
Некоторое время они молча курили трубки, кивая людям, проходившим по коридору и спотыкавшимся об их багаж. Время приближалось, наверное, к пяти, за окном темнело. Поезд по-прежнему тянулся вверх, в гранитные расщелины холмов постепенно заползали тени. День клонился к закату. Воображение у Данбара было не особо сильно развито: камень для него оставался камнем, чем-то таким, что можно взвесить, горный поток таил в себе риск промочить ноги. И тем не менее какое-то воздействие надвигающийся мрак на него оказывал — он даже ладони потер, словно прогоняя холод, которого еще не ощущал, но догадывался о его приближении.
— Проклятие, прости меня, Господи! На Пиккадилли-серкус уж точно не похоже! Ты видел раньше что-нибудь подобное?
Дьюэр, человек еще менее впечатлительный, чем его спутник, равнодушно посмотрел в окно.
— Воздух в Хайленде, говорят, свежий. Наверное, правда. Как думаешь, снег будет?
— Не удивился бы. Однажды в двадцати милях к югу отсюда, в Лох-Гартене, я брал орлиное гнездо и отморозил три пальца. В те дни поездов еще не было. И конных упряжек тоже. Мне и малому, с которым мы работали на пару, чтобы добраться до реки, пришлось самим тащить лодку через холмы.
Судя по всему, это сообщение вызвало у Дьюэра некоторый интерес, ранее явно отсутствовавший. Потирая тыльной стороной ладони маленькие глазки и постукивая трубкой по металлической основе вагонного окна, он раз-другой кашлянул с видом человека, собравшегося было что-то сказать, но затем передумавшего.
— Спросить что-нибудь хочешь? — проворчал Данбар. — Так давай, не стесняйся.
— Ты — профессионал. Наверняка на смех меня поднимешь. И все же скажу. Зачем платить деньги, и приличные деньги, только за то, чтобы получить яйца?
Данбар хлопнул себя ладонью по колену.
— А что такого? Мало ли люди всяких необычных вещей продают-покупают? В Лондоне есть ребята, которые собирают мусорные баки и продают их содержимое на удобрения. Посмотрел бы ты на них — неплохие деньги делают. А еще я знавал одного типа, который продавал глаза кукол — голубые, карие, зеленые. За дюжину зеленых давали на фартинг больше, чем за другие. Так почему же, коли есть желание, не купить орлиные или скопиные яйца?
— Потому что их не едят.
— Положим, так. Но смотреть-то на них можно. Разве у тебя нет ничего, на что ты бы хотел просто смотреть? Сидеть и смотреть.
Дьюэр задумался.
— Когда-то у моей жены была слабость к фарфоровым собачкам. Целый шиллинг готова была выложить за такую собачку на хокстонском рынке. Только сейчас их уж нет.
— Вот видишь. Фарфоровые собачки. Медали за битву при Ватерлоо — да это же целый рынок. Между прочим, как-то мне случилось оказаться на море неподалеку от Девона, так там человек десять ныряли и обшаривали дно около утесов, драгоценные камешки искали. Ископаемые — так они их называли. И то, за чем мы гоняемся, сейчас тоже редкость. Возьми хоть этих самых скоп, по-здешнему — орлов-рыбаков. На скалы Лох-Айлена они больше не прилетают. На Лох-Морлихе я их в последний раз видел лет шесть назад. Не знаю, может, в Лох-Аркейге гнезда есть. Но ты только подумай! А вдруг это во всей Англии последние из стаи? Тогда за них и десяток фунтов могут выложить.
— А что, если и этих последних уже нет? — поинтересовался Дьюэр.
— Что, если нет? На днях ко мне заходил один господин — это был священник; вообще многие коллекционеры — люди церковного звания. Так вот, он интересовался яйцами чистика. А в этих краях уж сто лет, как чистка не видели. На Сент-Килде либо Шетландских островах — дело иное, а здесь нет. Конечно, могут найтись такие, кто втюхает ему вместо чистика кайру, только подкрасит немного, но я не из таких, хотя, возможно, это и плохо.
Данбар погрузился в молчание, раздумывая, не сказал ли он чего лишнего. А Дьюэр печально вспоминал о фарфоровых собачках, украшавших некогда камин в его хокстонском жилище, а ныне вместе с некоторыми другими вещами ушедших из его жизни.
— Похоже, скоро будем на месте? — неуверенно проговорил он.
— Да, скоро будем. Помоги-ка мне собрать это хозяйство.
Покачиваясь вместе с вагоном, они принялись приводить багаж в какое-то подобие порядка. Покончив с этим, Данбар извлек из саквояжа, лежавшего сверху, пальто и накинул его на плечи. За окном постепенно сгущались сумерки. Над далекими холмами висело раскаленное солнце, отбрасывая багровые лучи на четко очерченные склоны. На север летели стаи птиц. На мгновение направление их полета совместилось с ходом поезда, а потом они отклонились в сторону и исчезли из поля зрения. Дьюэр поднял голову.
— Что это за порода?
— Обыкновенные чайки, буревестники. Не наша добыча. — Данбар снова пересел к окну. — Одевайся, приятель. Скоро о поездах придется забыть.
Дьюэр почувствовал, что поезд снижает скорость, и последовал совету: пальто его знавало лучшие времена, а сейчас пуговицы на нем болтались на нитках. Слева неожиданно выросла высокая живая изгородь, да так близко, что высуни чуть руку из окна, и коснешься веток. Вдали заблестела полоска воды. На какое-то мгновение тьма вдруг рассеялась, и окружающий пейзаж вновь заполыхал багровыми тонами. Со все уменьшающейся скоростью, под скрежет тормозов они ехали, покачиваясь, мягко скользя вдоль раскинувшихся полей, на которых там и сям лежали обломки камней, а вдали, по краю, угадывались очертания леса, стрелой сбегающего с северной возвышенности.
— Ну вот и добрались, — объявил Данбар. — Знакомые места. — Он посмотрел на Дьюэра, склонившегося над своим вещевым мешком; в сумерках выражение его лица казалось скорбным. — Да брось ты, бывают занятия и похуже.
— Не привык я к такой работе, — возразил Дьюэр, и на какую-то секунду Данбар увидел его в бакалейной лавке — угодливо склонившегося над прилавком, руки в муке и крошки в редеющих волосах. Подъезжая к станции, поезд раз-другой вздрогнул и остановился. — Надеюсь, впрочем, что в тягость не буду.
Ничего не ответив, Данбар подхватил первый попавшийся мешок и поволок к двери. Поезд стоял здесь весьма недолго, да и станция — всего лишь длинная низкая платформа с крупным обломком гранита вместо скамейки, одним-единственным фонарем, парой каменных строений в дальнем конце и одиноким смотрителем, лицо которого было наполовину замотано шарфом. За кучкой прилепившихся к станции домишек вниз, к полям, сбегала проселочная дорога. Там и стояла ожидавшая путешественников конная повозка. Данбар хмыкнул, увидев ее.
— Всегда говорил, что Маккэй — самый пунктуальный человек во всем Стратслее. Интересно, ручные тележки тут имеются?
Его слова заглушил скрежет колес паровоза, вновь пришедшего в движение. Путников окутало густое облако белого дыма. Станционный смотритель говорил что-то с таким сильным шотландским акцентом, что понять его было просто невозможно. Тележки не оказалось. Дьюэр принялся складывать багаж на каменной скамейке, тщетно стараясь устроить некое подобие пирамиды, а Данбар тем временем направился к появившемуся в дальнем конце платформы высокому мужчине с мастифом.
И вскоре вернулся с ним.
— Маккэй, — представил своего спутника Данбар. Придя в непонятное возбуждение, он постоянно дергал воротничок рубашки. — Бесценный представитель местной знати. Правая рука лорда. Между прочим, его прадед, говорят, доставил сюда из Ская на лодке самого принца. Верно, Маккэй?
— Был бы признателен, если ты попридержишь свой язык, Данбар. — Дьюэр не смог решить, сердит или забавляет Маккэя подобная фамильярность. — Смотрю, вы бог знает сколько всего с собой привезли.
