Рут Ренделл - Волк на заклание. Отель «Гранд Вавилон»
Дождь зарядил снова. Молодой человек с удовольствием чувствовал, как холодные капли стекают по разгоряченному лицу. Перед ним зияла дорога на Кингсмаркхем. В приподнятом настроении, ничуть не чувствуя усталости, молодой человек пошел по ней. Далеко впереди, в самой глотке этого бездонного влажного рта, он видел задние фонари стоящей машины.
— «О, что за светоч, — сказал он громко, — …указует путь нам, детям малым, заблудившимся во тьме?»
2
Сильный восточный ветер, дувший весь день и всю ночь, высушил улицы. Дождь должен был скоро пойти опять, но сейчас отчаянная голубизна залила небо. Речушка с гордым названием Кингсбрук[2] бежала по обкатанным камням через центр города, ее обычно спокойная поверхность ершилась крохотными, но четко очерченными волнами.
Ветер был не только слышен, его силу мог ощутить на себе каждый прохожий. Ветер дул вдоль улиц, отделявших старинные магазины от сравнительно новых жилых кварталов, издавал звуки, наминавшие крик совы, бил еще голыми ветками деревьев о кирпич и шиферную плитку. Люди, ожидавшие автобуса на Стоуэртон, лежавший к северу, и на Помфрет, находившийся южнее, поднимали воротники, стараясь спрятать лица. Стекла во всех проезжавших мимо автомобилях были подняты; когда какой-нибудь мотоциклист достигал верхней точки моста через бурный сегодня Кингсбрук, ветер подлавливал его там и на миг задерживал ездока, прежде чем тому удавалось одолеть сопротивление стихии и, вихляя, ринуться вниз, мимо паба «Оливковая Ветвь и Голубка».
Если бы не нарциссы в витрине цветочной лавки, можно было бы подумать, что сейчас декабрь, а не апрель. Они выглядели холеными и довольными жизнью за толстым стеклом, как владельцы лавок и конторские служащие, которым в это ненастное утро повезло и не нужно было выходить на улицу. Один из таких везунчиков, инспектор Майкл Верден, пребывал, по крайней мере пока, в своем теплом кабинете на Хай-стрит.
Из ошеломительно модернового здания, в котором находился полицейский участок Кингсмаркхема, хорошо просматривался весь город, начинающийся за зеленой полосой лугов. Там сейчас паслась стреноженная лошадь, казавшаяся такой же замерзшей и несчастной, как сам Берден до своего появления здесь, на рабочем месте, всего десятью минутами ранее. Он все еще отогревался у одного из вентиляционных отверстий системы центрального отопления, через которое поступал теплый воздух, упругой струей ударявший ему в ноги. В отличие от своего шефа, старшего инспектора Вексфорда, он не был склонен к цитированию литературных произведений, но в это суровое утро четверга он, несомненно, согласился бы с тем, что апрель, беспощадный месяц, выводит если не сирень, то гиацинты из мертвой земли[3].
Они жались друг к другу в каменных вазах внизу, перед полицейским участком, едва видные среди прошлогодних листьев. Садовник надеялся, что гиацинты заголубеют, подобно звездам на небосводе, но долгая зима опрокинула его надежды. Вердену подумалось, что с таким же успехом эти сироты могли взрасти в тундре, а не на английской земле.
Инспектор допил горячий чай без сахара, который принес ему сержант Кэмб. Он предпочитал чай без сахара не по соображениям самоограничения — он просто так любил. Есть он мог что угодно, не толстея. Поджарой фигурой и узким аскетичным лицом он напоминал гончую. Инспектор придерживался консервативных вкусов в одежде. Сегодня утром он надел новый костюм и с удовольствием сознавал, что выглядит как брокер в выходной день. Одно можно сказать наверняка: увидев Вердена в этом помещении — с ковром от стены до стены, шторами, которые украшал геометрический рисунок, и единственной стеклянной статуэткой в качестве украшения, — никто бы не подумал, что перед ним сыщик на своем рабочем месте. Он вернул чашечку на блюдце, восстановив таким образом чайную пару черного принкнэшского фаянса, а свой взгляд — на тротуар напротив, где маячила какая-то фигура в экстравагантном одеянии. Верден самодовольно осмотрел свой безупречный костюм и с неприязнью покачал головой, глядя на длинноволосого бездельника: а улице. Окно изрядно запотело. Верден рукой сделал изящную прогалину в мутной пленке конденсата и приблизил глаза к стеклу. Иногда он задумывался, куда катится мужской костюм в наши дни — констебль Дрейтон, служивший в сыскном отделе, был примером современной неряшливости в одежде, — но это! Диковинная куртка из какого-то колючего меха, более уместная на эскимосе, длинный фиолетово-желтый шарф, принять который Верден не мог, даже допустив, что он означает принадлежность к какому-нибудь университету, бледно-голубые джинсы и замшевые башмаки. Теперь этот паяц переходил дорогу, конечно, не соблюдая никаких правил, и направлялся на передний двор участка. Когда бездельник наклонился и сорвал цветущий гиацинт, чтобы вставить его в петлицу куртки, Верден чуть не распахнул окно и не накричал на пришельца, но вовремя вспомнил, что теплый воздух мигом покинет его комнату. Последнее, что видел Верден, была фиолетовая кайма шарфа, исчезнувшая следом за его обладателем под козырьком над входом в участок.
Чем вам не Карнаби-стрит, думал Верден, вспоминая их с женой последнюю поездку в Лондон за покупками. Жену больше интересовали эксцентрично выглядевшие люди, нежели магазины. Вернувшись сегодня домой, он скажет ей, что не было нужды тащиться за пятьдесят миль в душном поезде, когда более потешные картины можно увидеть с собственного порога. Даже этот тихий уголок графства Суссекс скоро будет кишеть этими существами, подумал он и сел за стол, чтобы прочитать отчеты констебля Дрейтона.
Неплохо, неплохо. Если учесть его молодость и неопытность, Дрейтон работал хорошо. Но были упущения, не хватало кое-каких существенных деталей. Что-нибудь сделать в этом мире, удрученно подумал он, можно только собственными руками. Он снял с крючка дождевик (плащ его находился в химчистке — а почему бы и нет, ведь апрель) и пошел по лестнице вниз.
Хотя несколько последних дней их почти целиком скрывали следы от грязной обуви, этим утром черные и белые, как на шахматной доске, плитки пола в холле сияли чистотой. Хорошо начищенные ботинки Вердена отражались на их зеркальной поверхности. Вытянутая дуга конторки и неудобные красные пластмассовые стулья имели холодные четкие очертания, словно ветер и сухой воздух поработали даже над интерьером.
Разглядывая собственное отражение в блестящих плитках, в холле сидел, свесив по бокам костлявые руки, мужчина, которого Верден видел из окна. При звуке шагов, громко прозвучавших в тишине, он рассеянно взглянул в сторону сержанта Кэмба, разговаривавшего по телефону. По-видимому, гость ждал к себе внимания. Он явно пришел не за тем, чтобы, как поначалу предположил Верден, забрать мусор, заменить перегоревшие пробки или даже продать сомнительную информацию сержанту Мартину, сотруднику сыскного отделения. Он, видимо, относился к разряду вполне безобидной части общества, представители которой иногда сталкиваются с ничтожными затруднениями. Верден подумал, что, наверное, этот человек потерял собаку или нашел бумажник. «Бледное худое лицо, выпуклый лоб и довольно беспокойные глаза», — отметил про себя Берден.
Как только Кэмб положил трубку, незнакомец подошел к конторке, любопытным образом сочетая в себе вялость и раздражение.
— Слушаю, сэр, — сказал сержант, — чем могу служить?
— Меня зовут Марголис. Руперт Марголис.
— Голос поразил Вердена. Сыщик ожидал услышать какую-нибудь местную разновидность сельского кокни, что-нибудь, соответствующее одежде, но только не правильную речь культурного человека. Назвавшись, Марголис сделал паузу, словно предполагая, что его имя произведет ошеломляющее впечатление. Склонив набок голову, он, казалось, ждал восторженных вздохов или радостно протянутых навстречу рук. Кэмб же ограничился утвердительным кивком. Посетитель негромко кашлянул и провел языком по пересохшим губам.
— Я хотел узнать, — сказал он, — не подскажете ли вы, как мне найти здесь приходящую прислугу.
Ни пропавших собак, ни бумажников, ни секретной информации. Мужчина просто-напросто хотел поддержать чистоту в доме. Антикульминация, или урок на тему того, что внешность порой обманчива и не следует спешить с выводами. Берден улыбнулся про себя. Куда, этот чудак думает, он пришел? На биржу труда? В справочное бюро?
Но обескуражить сержанта Кэмба было не так-то просто. Он одарил Марголиса доброжелательной улыбкой. Его собеседник, возможно, счел ее ободряющей, но Берден знал, что улыбка сержанта означает философское смирение перед истиной: чего не встретишь в этом мире.
— Бюро министерства труда находится в пяти минутах хода отсюда, сэр. Пройдите по Йорк-стрит и за магазином «Драгоценности на радость» увидите бюро рядом с гаражом «Ред Стар». Попытайтесь там. А можно дать объявление в местной прессе или наклеить карточку в витрине Гровера.
