Марк Олден - Власть
Баколод подумал о пожаре, и у него наступила эрекция.
Хотя автостоянка почти вся была занята автомобилями, место для своей машины он нашел без труда. Он просто подождал, пока один из ночных мастеров, горделивый, даже несколько надутый филиппинец выехал со стоянки в своем побитом «рено» и заехал в тоннель, чтобы спуститься с горы. После этого Баколод занял место мастера напротив невысокой, покрытой мхом бетонной стены, окружающей автостоянку.
Резервная автостоянка предназначалась строго для заводского начальства. Об этом извещали таблички с надписями на английском, испанском, и тагильском языках. Но Баколода ничуть не смущало, что он нарушает правила компании. Как и любой охранник во время ночного дежурства, он мог припарковать свою машину там, где ему заблагорассудится, при условии, что уедет он раньше, чем появится дневной управляющий – противный маленький мусульманишка.
Захватив сумку, он вышел из машины, закрыл дверцу и убедился, что она заперта. За шесть месяцев его работы охранником Талтекс Индастриз машину Баколода обворовывали дважды. У него украли магнитофон, пару туфель из шкурки ящерицы, черную кожаную куртку и небольшую статуэтку девы Марии из нефрита, которая была приклеена к приборной доске. Однажды у него украли даже персональный компьютер, который он сам стащил на заводе электронной аппаратуры.
Все украденные вещи, за исключением компьютера, ему подарила Хузияна де Вега, и он очень огорчался, что потерял ее подарки. Возможно, их украл кто-нибудь из его приятелей охранников. Кто мог еще забраться сюда? Охранники же могли спокойно разгуливать по всей территории ЗСТ.
Если не считать этих потерь, Баколоду нравилась его работа. По сравнению с его прошлой деятельностью, когда он таскал надгробные камни с могил, сбивал надписи и перепродавал надгробия подешевле, она казалась ему шагом вперед. Что особенно ему нравилось в ЗСТ, так это чистый сельский воздух и неторопливое хождение, которые были недоступны в городе.
На вершине горы не было таких толп, как в Маниле, население которой превысило восемь миллионов и продолжало увеличиваться. Филиппинцы уклонялись от регулирования рождаемости. Причиной этому были строгий католицизм и традиционное азиатское стремление иметь большую семью, которая позаботится с тебе на старости лет. Как говорила Хузияна де Вега, зачем филиппинцам планирование, когда им нужен прирост семьи.
Стоя на темной автостоянке возле своей машины, Леон Баколод взглянул на свои часы – «Патек Филиппс» с золотым корпусом, золотым ремешком и украшенными драгоценными камнями стрелками. Ничего подобного у него никогда не было. Эти часы месяц назад ему подарила Хузи по случаю его двадцать первого дня рождения. Она украла их у одного из своих клиентов, бизнесмена из Гонконга, одурманив его наркотиком.
На задней стороне корпуса была выгравирована надпись на кантонском диалекте китайского языка – какая-то романтическая чепуха от жены этого бизнесмена. Баколод собирался вытравить надпись в ближайшее время.
Было половина двенадцатого.
Он не должен опоздать. Предстоящий пожар будет важным, возможно, самым важным в его жизни. Китаец с вкрадчивым голосом и элегантными манерами, который его нанял, дал ясно понять эму это. Чтобы никаких ошибок, сказал он Баколоду. Ему не простят ни промахов, ни погрешностей.
Ты обещал мне хорошо выполнить работу, сказал ему китаец, этого я от тебя и жду. Разумеется, он, таким образом, угрожал Баколоду. Предупреждал так же хитро, не в открытую, как делал все остальное.
После этого разговора в душе поджигателя осталось смутное беспокойство. Ни для кого не было тайной, что китаец с вкрадчивым голосом был членом крупнейшей гонконгской Триады.
Триада – самая мощная преступная организация в мире. Если она твой враг, мир оказывается прозрачным. Спрятаться от нее невозможно.
Договариваясь о совершении поджога, Баколод мысленно спрашивал себя, не поспешил ли он. Не станет ли этот пожар последним в его жизни? Несколько минут он даже всерьез подумывал о том, чтобы уйти от вежливого китайца. Да, Баколод вполне подходил для этого задания: он был опытным поджигателем и мог входить в ЗСТ, не вызывая подозрений. С другой стороны, он еще не собирался расставаться с жизнью.
В конце концов он решил принять предложение. Ему очень были нужны деньги. Тебе заплатят американскими долларами, сказал китаец. Вожделенные американские доллары, а не филиппинские песо.
Баколод и Хузияна де Вега любили тратить деньги, кидая их направо и налево. Она осыпала его подарками, надевала каждый день новые наряды и покупала дорогие лекарства, чтобы отладить работу желез внутренней секреции, неполадки с которыми были причиной карликовости. Она платила барменам, водителям такси и гидам за то, что они снабжали ее клиентами, ищущими необычных эротических ощущений.
И еще она пристрастилась к наркотикам. Один из ее постоянных клиентов, хранитель музея Филиппинского искусства, познакомил Хузияну со спидболом[1], и теперь маленькая проститутка почти ежедневно курила смесь героина с кокаином. Баколоду эта гадость не нравилась. Несколько затяжек – и его начинало тошнить.
Его вполне устраивала марихуана. Лучшие сорта ее – Кона Голд, Мауи Вауи, Пуна Баттер – привозили в Манилу с Гавайский островов, и все равно они стоили меньше, чем спидбол.
Свои деньги Баколод тратил на машину, делал ставки на петушиных боях и собирался уехать из перенаселенной Манилы вместе с Хузи, и посетить некоторые из семи тысяч филиппинских островов. Он также заказал специальную мебель ручной работы, которая соответствовала лилипутским размерам Хузи. Он на все был готов, чтобы сделать ее счастливой.
Они планировали съездить на каникулы в Лас-Вегас и побывать в Диснейленде, что в Южной Калифорнии. И к тому же он уже думал о том, чтобы купить новую машину. Поэтому, когда Леон Баколод ответил «да» китайцу, он думал прежде всего о деньгах. Но и не забывал об удовольствии, которое получал от любых пожаров, происходящих в любое время.
Однако разговаривать с вежливым китайцем было очень непросто. Во-первых, он был очень уклончив. Его трудно было вызвать на откровенность. Баколода восхищали его элегантная одежда, изысканные манеры и привычка очень тщательно подбирать слова. Восхищал его ум, работающий как компьютер. Баколод видел в нем человека умного, который внушает уважение.
Но стоило разгневать китайца, он становился смертельно опасным. Его ненависть не знала предела. Баколод слышал историю, как он ждал пятнадцать лет, чтобы отомстить одному малайцу, выдавшему его полиции.
Пятнадцать лет малаец считал, что его предательство давно забыто. Он готов был спорить, что дело это давно уже стерлось из памяти всех имевших к нему отношение.
Но китаец с вкрадчивым голосом ничего не забыл и не простил. Решив, что момент отмщения настал, он сделал все в истинном духе Триады. Он плеснул в глаза малайца кислотой, а затем распорядился, чтобы тому перерезали подколенные сухожилия. Теперь слепой малаец ползает по улицам Манилы, просит милостыню и служит напоминанием о том, что китаец ничего не забывает и не прощает.
Оставив машину на стоянке, Леон Баколод пошел по направлению к входу в ЗСТ. Вершина горы была окутана муссонным туманом, и в прохладном ночном воздухе ощущалась изморось. Сырой туман скрывал также непрошеных гостей, которые рыскали по автостоянке после захода солнца. Большие ящерицы, похожие на змей, длиннохвостые черные крысы, голодные одичавшие собаки. Все они надеялись полакомиться валяющимся там мусором или отбросами.
Проходя туманными ночам по автостоянке, Баколод каждый раз опасался, что вот сейчас крысы кинутся грызть его щиколотки, или дикие собаки примутся кусать его за яйца. Конечно, это были пустые страхи, поскольку ни с ним, ни с кем другим работающим в ЗСТ ничего подобного ни разу не случалось. Но, как любила говорить Хузияна де Вега, с нервами у Баколода не в порядке: чуть что, сразу в обиду.
У входа в ЗСТ он помахал охранникам, трем невысоким неграм с темной кожей и густыми курчавыми волосами, как у всех представителей их племени. Все трое были вооружены автоматами «узи» и жевали динугуан – свиные внутренности, тушенные в крови свиньи. Деревенские тупицы, только что надевшие обувь. Мужланы, приехавшие в большой город, чтобы чего-то добиться в этом мире, которых по-прежнему тянет в джунгли, где их родичи воюют луками с отравленными стрелами. Баколод улыбнулся им в ответ. Из-за этих ублюдков он разволновался.
Войдя в ворота, Баколод остановился в темноте за сторожкой, положил сумку на землю и огляделся. Было темно. Эти скряги, американцы, жалели денег на освещение. Они рассчитывали на старомодные фонари, установленные еще японской императорской армией, когда здесь был лагерь военнопленных. Бледная луна, полускрытая за серым туманом, почти не добавляла света.
