Сандра Браун - Аптекарь, его сестра и ее любовник
— Только здесь у меня было время почитать последние бестселлеры. Здесь меня ничто не отвлекало.
— Ну, разве что я, — пошутил Датч. — Помню, как я изводил тебя вопросами. Тебе приходилось откладывать книгу и отвечать мне.
Сидя на полу, она бросила взгляд на Датча и улыбнулась, но не поддержала разговор о том, как чудесно они проводили свободное время в своем горном убежище. Поначалу они приезжали сюда на выходные и на праздники, чтобы сбежать из Атланты, где сумасшедший рабочий ритм буквально валил их с ног.
Потом они стали приезжать сюда, просто чтобы сбежать.
Она упаковывала свои личные вещи, которые собиралась забрать с собой. Больше она сюда не вернется. Не вернется и Датч. Это последняя страница — по сути дела, эпилог — их совместной жизни. Она от души надеялась, что это последнее прощание пройдет по возможности в деловом ключе. Он же, напротив, изо всех сил старался увлечь ее за собой на аллею воспоминаний.
То ли он пытался облегчить собственную душу, поминая добрые старые времена, то ли хотел разбередить душу ей, в любом случае она решительно не желала в этом участвовать. Плохого в их совместной жизни было настолько больше, чем хорошего, что любые воспоминания бередили старые раны.
Она вернула разговор в практическое русло:
— Я сделала копии со всех документов для продажи коттеджа. Они в конверте вместе с чеком на твою половину денег.
Он взглянул на плотный конверт из коричневой бумаги, лежащий на кофейном столике, но не притронулся к нему.
— Это несправедливо. Почему я должен получить половину?
— Датч, мы уже не раз это проходили. — Лилли загнула все четыре клапана картонной коробки и заклеила ее. Хотелось бы ей с такой же легкостью покончить с этим спором.
— Дом куплен на твои деньги.
— Мы купили его вместе.
— Но без твоей зарплаты мы бы его не купили. На одну мою мы бы его не потянули.
Она подтолкнула коробку к двери, потом поднялась на ноги и повернулась к нему.
— Мы были женаты, когда купили его. Мы пользовались им совместно.
— Мы были женаты, когда занимались в нем любовью.
— Датч…
— Мы были женаты, когда ты подавала мне кофе по утрам и на тебе ничего не было, кроме улыбки и вот этого. — Он кивком указал на плед крупной вязки, брошенный на спинке кресла.
— Прошу тебя, не делай этого.
— Это моя реплика, Лилли. — Он сделал шаг к ней. — Прошу тебя, не делай этого.
— Все уже сделано. Мы занимались этим последние полгода, и теперь дело сделано.
— Ты могла бы все это отменить.
— Ты мог бы с этим смириться.
— Я никогда с этим не смирюсь.
— Это твой выбор. — Лилли помолчала, вздохнула. — Выбор всегда был за тобой, Датч. Ты не способен принять перемены. Ты ни с чем не можешь расстаться.
— Я не хочу расставаться с тобой.
— Тебе придется.
Она отвернулась от него, подтянула пустую коробку поближе к полкам и начала торопливо набивать ее книгами. Ей хотелось уехать поскорее, но приходилось говорить ему неприятные вещи. Он никак не желал понять, что их браку пришел конец.
Несколько минут прошли в тягостном молчании, нарушаемом лишь воем ветра в кронах деревьев вокруг коттеджа. Сучья все яростнее стучали по скатам крыши.
Ей хотелось, чтобы он уехал первым, чтобы не видел, как она покидает охотничий домик. Зная, что они навсегда покидают этот дом, он мог развалиться на части и устроить ей слезливую сцену. Лилли не раз приходилось выдерживать подобные сцены в прошлом, она была сыта ими по горло. Она считала, что расставаться нужно мирно, без скандала, но Датч упорно сворачивал именно в эту сторону.
Конечно, он вовсе не этого добивался, но, вороша старые обиды, лишь помогал ей укрепиться во мнении, что она правильно поступила, когда положила конец их браку.
— По-моему, это твой Луи Ламур [5] . — Лилли протянула ему книгу. — Заберешь или оставим его новым хозяевам?
— Они получили все остальное, — мрачно проворчал Датч. — Можешь оставить им роман в бумажной обложке в придачу.
— Проще было продать коттедж вместе с мебелью, — объяснила Лилли. — Мебель была куплена специально для этого дома, ни к какому другому она не подойдет. И потом, ни у тебя, ни у меня нет для нее места. Что бы мы стали с ней делать? Вывезти ее только для того, чтобы потом продать кому-то еще? И где ее хранить все это время? Разумно было включить всю обстановку в продажную цену.
— Речь не о том, Лилли.
Она знала, о чем речь. Ему не хотелось думать, что чужие люди будут жить в этом коттедже и пользоваться их вещами. Кто-то будет наслаждаться тем, что принадлежало им. Датчу это представлялось каким-то кощунством, вторжением в их частную жизнь, в то счастье, которым они вместе наслаждались в этих комнатах.
«Мне все равно, разумно это или нет, Лилли. Плевать я хотел, что разумно, а что неразумно! Чужие люди будут спать в нашей постели, под нашими одеялами! Как ты можешь с этим смириться?»
Вот так он отреагировал, когда она рассказала ему о своих планах насчет мебели. Очевидно, ее решение все еще бесило его, но она уже не могла ничего изменить, даже если бы захотела. А она не хотела.
Когда на полках ничего не осталось, кроме одинокого ковбойского романа, Лилли огляделась в поисках каких-то случайно забытых вещей.
— Консервы, — сказала она, указывая на банки, выставленные на стойку бара, отделявшую кухню от жилой комнаты. — Хочешь забрать их с собой?
Он отрицательно покачал головой. Лилли вложила банки в последнюю, лишь наполовину заполненную коробку с книгами.
— Я распорядилась, чтобы электричество, воду и газ отключили: новые владельцы будут пользоваться домом только с весны. — Наверняка он все это уже знал: Лилли говорила лишь для того, чтобы заполнить молчание, становившееся все более тягостным, по мере того как она освобождала дом. — Мне осталось только забрать последние мелочи из ванной, и все, я уезжаю. Я все выключу, запру, оставлю ключи у агента по недвижимости, как договорились, по дороге из города.
Горечь и обида были написаны на его лице. Он кивнул, но ничего не сказал.
— Можешь меня не ждать, Датч. У тебя наверняка есть Дела в городе.
— Они подождут.
— А ты не забыл, что синоптики обещали снежную бурю? Тебе, наверно, придется регулировать движение в торговом центре, — пошутила Лилли. — Ты же знаешь, в такое время все запасаются, словно им грозит многодневная осада. Давай попрощаемся, и можешь ехать.
— Я тебя подожду. Мы уедем вместе. Заканчивай там, — он указал на спальню, — а я пока загружу эти коробки в твой багажник.
Он подхватил первую коробку и вынес ее за дверь. Лилли прошла в спальню. Кровать с тумбочками по обе стороны была плотно задвинута под скат крыши. Всю остальную меблировку составляли кресло-качалка и комод с зеркалом. Всю дальнюю стену занимали окна. В стене напротив окон находились стенной шкаф и дверь в маленькую ванную.
Лилли уже успела задернуть здесь занавески, поэтому в комнате царил полумрак. Она проверила стенной шкаф. Пустые вешалки на стальной штанге казались осиротевшими. В ящиках комода ничего не осталось. Она прошла в ванную, собрала туалетные принадлежности, которыми пользовалась утром, уложила их в пластиковый несессер на «молнии» и, убедившись, что не оставила ничего в аптечном шкафчике, вернулась в спальню.
Она уложила несессер в раскрытый на постели чемодан и закрыла его. В эту самую минуту вернулся Датч.
— Если бы не Эми, мы и сейчас были бы женаты, — заговорил он без всяких предисловий.
Лилли устало покачала головой.
— Датч, прошу тебя, давай не будем…
— Если бы не это, мы продержались бы вечность.
— Мы этого не знаем.
— Я знаю. — Он схватил ее за руки. Они казались холодными в его вспотевших ладонях. — Слушай, я беру всю ответственность на себя. Готов признать: это я виноват, что у нас ничего не вышло. Если бы я повел себя по-другому, ты бы меня не бросила. Теперь я это понимаю, Лилли. Признаю, я наделал массу ошибок. Глупейших ошибок.
Я это признаю. Но я прошу тебя, умоляю, дай мне еще шанс.
— Мы не можем стать такими, какими были когда-то, Датч. Мы уже не те люди, какими были, когда встретились. Неужели ты не понимаешь? То, что случилось, никто изменить не может. Но то, что случилось, изменило нас.
Он ухватился за ее слова.
— Ты права. Люди меняются. Я изменился после развода. Переехал сюда. Принял эту должность. Все это повлияло на меня благотворно, Лилли. Я, конечно, понимаю, Клири — это не Атланта, но здесь мне есть на что опереться. У меня здесь прочный фундамент. Здесь мой дом, здешние люди знают меня и всех моих родных. Они меня любят. Уважают.
— Это замечательно, Датч. Я хочу, чтобы ты здесь преуспел. Я всем сердцем желаю тебе успеха.
Она действительно желала ему успеха — и не только ради него, но и ради себя самой. Пока Датч не вернет себе репутацию хорошего полицейского, особенно в своих собственных глазах, ей от него не освободиться. Он будет цепляться за нее, пока вновь не обретет уверенность в себе и в своей работе. Маленький городок Клири давал ему возможность вернуть самоуважение. Ей оставалось лишь молиться, чтобы у него все получилось.
