Джон Гришэм - Преступление без наказания: Теодор Бун - маленький юрист

— Скажу судье, что хочу жить с тетей Пег в Денвере.

— Я думал, она отказалась.

— Так и есть.

— Значит, ты не можешь этого сказать.

— А что я могу сказать, Тео?

— Моя мама посоветовала бы тебе выбрать новую маму. Я знаю, это не самый лучший вариант, но действительно хороших вариантов у тебя и нет.

— Но ведь судья может поступить, как сочтет нужным, правда?

— Правда. Если бы тебе было четырнадцать, твое решение было бы обязательным для исполнения. А поскольку тебе тринадцать, судья может всего лишь учесть твои пожелания. Если верить моей маме, этот судья почти никогда не присуждает право опеки отцу. Не рискуй. Выбирай маму.

На Эйприл были джинсы, грубые ботинки и темно-синий свитер. Она редко одевалась как девочка, но на мальчика абсолютно не походила. Она смахнула слезу со щеки, умудряясь сохранять самообладание.

— Спасибо, Тео, — сказала она.

— Жаль, что я не могу остаться.

— А мне жаль, что я не могу пойти в школу.

У обоих вырвался напряженный смешок.

— Я буду думать о тебе. Держись.

— Спасибо, Тео.

Любимым судьей Тео был достопочтенный Генри Гэнтри, и он появился в приемной этого важного человека в восемь двадцать утра.

— Ну, доброе утро, Тео, — поздоровалась миссис Харди. Она подмешивала нечто в свой кофе и готовилась приступить к работе.

— Доброе утро, миссис Харди, — ответил Тео с улыбкой.

— Чем же мы обязаны такой чести? — поинтересовалась она. Миссис Харди была моложе его матери, как ему казалось, и очень красивая. Из всех секретарей в Доме правосудия эту красивую женщину Тео любил больше всех. А из клерков ему больше других нравилась Дженни, что работала в семейном суде.

— Мне нужно увидеть судью Гэнтри, — ответил он. — Он у себя?

— Ну да, только очень занят.

— Пожалуйста, мне всего на одну минутку.

Миссис Харди отпила кофе и спросила:

— Это как-то связано с завтрашним большим процессом?

— Да, мэм. Связано. Я хотел бы, чтобы наш класс на уроке по государственному устройству мог прийти на слушание в первый день процесса. Но мне нужно удостовериться, что для всех хватит мест.

— О, насчет этого не знаю, Тео, — ответила миссис Харди, нахмурившись и покачав головой. — Мы ожидаем большого наплыва посетителей. С местами будет туго.

— Могу я поговорить с судьей?

— Сколько вас в группе?

— Шестнадцать. Я подумал… может, мы посидим на балконе?

Она все еще хмурилась, когда подняла трубку и нажала кнопку. Подождав немного, кивнула:

— Да, господин судья. Здесь Теодор Бун, и он хочет увидеть вас. Я сказала ему, что вы очень заняты. — Она выслушала судью и положила трубку. — Скорее, — сказала она, махнув рукой в сторону кабинета.

Через пару секунд Тео стоял перед самым большим письменным столом в городе, столом, заваленным самыми разными бумагами и документами и толстыми папками, столом, символизировавшим безграничную власть судьи Генри Гэнтри, который в тот самый момент нисколько не улыбался. Вообще-то Тео был уверен, что судья и не думал улыбаться, с тех пор как оторвался от работы. И все же Тео напирал изо всех сил, сверкая металлом брекетов и улыбаясь от уха до уха.

— Изложи суть вопроса, — велел судья Гэнтри. Тео слышал, как он давал эту команду в самых разных ситуациях. Он видел, как юристы, опытные юристы, встают и заикаются, с трудом подбирая слова, в то время как судья Гэнтри хмурится, глядя на них с судейского трона. Сейчас он не хмурился и был без черной мантии, но вид имел все равно угрожающий. Когда Тео откашлялся, то заметил озорной огонек в глазах своего друга, который нельзя было спутать ни с чем.

— Да, сэр. Ну, основы государственного устройства у нас преподает мистер Маунт, и мистер Маунт считает, что директор скорее всего согласится отпустить нас на целый день на открытие завтрашнего процесса. — Тео сделал паузу, глубоко вздохнул, приказал себе говорить четко, медленно, убедительно, как все великие судебные юристы. — Но нам нужны места. Я думал, мы можем посидеть на балконе.

— О, ты так думал?

— Да, сэр.

— Сколько человек?

— Шестнадцать плюс мистер Маунт.

Судья взял папку, открыл ее и принялся читать, словно напрочь забыл, что Тео вытянулся в струнку у его стола. Тео подождал, пока пройдет пятнадцать секунд. Потом судья вдруг сказал:

— Семнадцать мест, основной балкон, левая сторона. Я попрошу пристава рассадить вас завтра утром без десяти девять. И я рассчитываю на образцовое поведение.

— Естественно, сэр.

— Я распоряжусь, чтобы миссис Харди написала вашему директору.

— Спасибо, господин судья.

— Теперь можешь идти, Тео. Извини, что я так занят.

— Естественно, сэр.

Тео заторопился к двери, когда судья произнес:

— Скажи, Тео. Ты думаешь, мистер Даффи виновен?

Тео остановился, повернулся и без колебаний ответил:

— Существует презумпция невиновности.

— Это и так ясно. А каково твое мнение насчет его вины?

— Я думаю, это сделал он.

Судья едва заметно кивнул, но не дал понять, согласен он с этим или нет.

— А вы? — спросил Тео.

Наконец-то появилась улыбка.

— Я справедливый и беспристрастный судья, Тео. У меня не должно быть предубеждений относительно вины или невиновности.

— Я так и думал, что вы это скажете.

— До завтра.

Тео открыл скрипучую дверь и выскочил из комнаты.

Миссис Харди стояла, положив руки на бедра, и буравила взглядом двух взволнованных юристов, которые требовали встречи с судьей. Все трое умолкли, когда Тео вышел из кабинета Гэнтри. Тео улыбнулся миссис Харди, торопливо пробегая мимо.

— Спасибо, — сказал он и исчез.

Глава 2

Поездка от здания суда до средней школы занимала пятнадцать минут, если ехать правильно и четко соблюдать правила дорожного движения. Обычно именно так Тео себя и вел, но сегодня он немного опаздывал. Он пронесся по Маркет-стрит против хода движения, запрыгнул на бордюр прямо перед автомобилем и промчался по парковке, проехал по всем возможным тротуарам и — самое серьезное нарушение — проскочил между двумя домами на Элм-стрит. Тео слышал, как кто-то кричал на него с крыльца, до тех пор пока не съехал на безопасную аллею, ведущую к учительской стоянке за школой. Он проверил часы — девять минут. Неплохо.

Он остановился у стоек близ флагштока, закрепил велосипед цепочкой и вошел в школу с толпой детей, которые только что выбрались из автобуса. Как раз звенел звонок, оповещавший о начале занятий в 8.40, когда он появился в классе и пожелал доброго утра мистеру Маунту, который не только преподавал основы государственного устройства, но и был его научным руководителем.

— Только что поговорил с судьей Гэнтри, — сообщил Тео, подойдя к учительскому столу, который был значительно меньше того, что он недавно видел в Доме правосудия. Кабинет гудел, в нем царил привычный утренний хаос. Все шестнадцать мальчиков сегодня пришли и, похоже, уже затеяли очередное представление — потасовку, сопровождаемую шутками и пинками.

— И?..

— Получил места первым делом сегодня утром.

— Великолепно. Отличная работа, Тео.

Мистер Маунт в конце концов навел порядок, отметил всех поименно, сделал несколько объявлений и через десять минут отправил мальчиков на первый урок — испанский с мадам Моник. В коридоре завязался неловкий флирт, когда мальчики на подходе к классам перемешались с девочками. Для занятий они «разделялись по половому признаку» в соответствии с новой методикой, внедренной умными людьми, которые отвечают за образование всех детей в городе. Зато представители двух противоположных полов могли собираться вместе в любых других случаях.

Мадам Моник была высокой темноволосой дамой из Камеруна, что в Западной Африке. Она переехала в Страттенберг три года назад, когда ее муж, тоже камерунец, устроился на работу в местном колледже, где преподавал языки. Она не была типичным для средней школы учителем, как раз наоборот. Как африканский ребенок, она выросла, говоря на бети, племенном диалекте, а также на французском и английском — официальных языках Камеруна. Ее отец был доктором и поэтому мог позволить себе отправить ее в школу в Швейцарию, где она выучила немецкий и итальянский. Испанский мадам Моник освоила в совершенстве, когда отправилась учиться в колледж в Мадриде. Сейчас она работала над русским и строила планы изучить китайский. Ее класс украшали огромные разноцветные карты мира, а ученики верили, что она побывала везде, и видела все, и может говорить на любом языке. Мир огромен, говорила она много раз, и многие жители других стран знают больше одного языка. Ученики сосредоточивались на испанском и подумывали о других языках.

Мама Тео уже много лет занималась испанским, и еще до школы он выучил немало простейших слов и фраз вместе с ней. Некоторые ее клиенты приезжали из Центральной Америки, и если Тео встречал их в кабинете, то не упускал возможности поговорить по-испански. Это всегда их умиляло.