Харлан Кобен - Чаща

Что же касается второй смерти, моей жены, тут я бессилен. И что бы я ни сделал теперь, ничего изменить не удастся.

Директор школы с улыбкой, словно прилипшей к чрезмерно накрашенным губам, направилась к копам. Заговорила с ними, но оба удостоили ее разве что коротким взглядом. Я наблюдал за их поведением. Когда более высокий коп, наверняка старший по званию, заметил меня, то остановился. Мы оба на какое-то мгновение застыли. Потом он чуть мотнул головой в сторону выхода из этого оазиса безопасности, заполненного детским смехом, а я едва заметно кивнул.

— Куда идешь? — спросила Грета.

Не подумайте, что я злой, но Грета — сестра-дурнушка. Они похожи, Грета и моя умершая очаровательная жена. Не вызывало сомнений, что у них одни родители. Но все, что шло Джейн, срабатывало против Греты. Внушительный же вес моей жены прибавлял ей сексуальности. Внушительный нос Греты выглядел… просто большим. Широко расставленные глаза Джейн смотрелись экзотично, а почти такие же глаза Греты добавляли ей сходства с рептилией.

— Не знаю, — ответил я.

— По делу?

— Возможно.

Она взглянула на двух вроде-бы-копов, вновь на меня.

— На ленч я собиралась поехать с Мэдисон в «Френдлис». Хочешь, чтобы я взяла Кару?

— Конечно, буду тебе признателен.

— Могу забрать ее и после школы.

Я кивнул:

— Спасибо.

Грета чмокнула меня в щеку, что бывает крайне редко. Я направился к выходу. На меня волнами накатывал детский смех. Открыв дверь, я вышел в коридор. Полицейские последовали за мной. Школьные коридоры тоже не меняются. В них всегда слышится эхо шагов и стоит какой-то особенный запах, который одновременно успокаивает и будоражит.

— Вы Пол Коупленд? — спросил высокий.

— Да.

Он посмотрел на своего напарника, широкоплечего, практически без шеи, с головой, напоминающей шлакоблок. Грубая кожа только усиливала сходство. Из-за угла появились ученики — наверное, из четвертого класса. Лица у них раскраснелись. Должно быть, дети возвращались со спортивной площадки. Прошли мимо нас, сопровождаемые учительницей. Она нам сдержанно улыбнулась.

— Может, поговорим во дворе? — предложил высокий.

Я пожал плечами. Понятия не имел, о чем пойдет речь. По опыту я знал, что мое известное чувство вины к визиту копов никакого отношения не имело. Как и к громкому расследованию, которое я вел в настоящий момент. Иначе они пришли бы в прокуратуру. А уж оттуда мне дали бы знать по мобильнику или блэкберри.

Нет, они прибыли по другому поводу — скорее всего, дело касалось лично меня.

Я знал, что не сделал ничего плохого. Но мне доводилось видеть немало подозреваемых — их реакция на появление копов была самой разной. Возможно, вас это удивит, но, к примеру, когда арестовывают главного подозреваемого, его частенько запирают на долгие часы в комнате для допросов. Вы можете подумать, что виноватые от страха лезут на стенку, но по большей части все в точности наоборот. Очень нервничают именно невиновные. Они понятия не имеют, почему здесь оказались и что, по мнению полиции, натворили. А виновные обычно просто засыпают.

Мы вышли из школы. Ярко светило солнце. Высокий коп прищурился, поднял руку, чтобы прикрыть глаза ладонью. Шлакоблок на солнце не отреагировал.

— Я детектив Такер Йорк, — представился высокий. Достал жетон, указал на Шлакоблока. — Это детектив Дон Диллон.

Диллон тоже вытащил жетон. Оба показали жетоны мне. Как будто их трудно подделать.

— Чем могу вам помочь? — спросил я.

— Вы не скажете, где были прошлой ночью? — спросил Йорк.

При таком вопросе обычно включается внутренняя охранная сигнализация. Мне следовало напомнить им, кто я такой, и сказать, что я буду отвечать на их вопросы только в присутствии адвоката. Но я сам юрист и чертовски хороший адвокат. Пусть в данный момент мне и предстояло защищать свои интересы. Но как человек я очень хорошо знаю: если полиция чего-то от тебя хочет, ты стараешься идти ей навстречу. Так уж заведено.

— Я был дома.

— Кто может это подтвердить?

— Моя дочь.

Йорк и Диллон посмотрели в сторону школы.

— Та девочка, что выступала?

— Да.

— Кто-нибудь еще?

— Не думаю. А в чем дело?

Говорил только Йорк. Мой вопрос он проигнорировал.

— Вы знаете человека, которого зовут Маноло Сантьяго?

— Нет.

— Вы уверены?

— Практически уверен.

— Почему только практически?

— Вы знаете, кто я?

— Да, — кивнул Йорк, кашлянул в кулак. — Хотите, чтобы мы встали на колени и поцеловали ваш перстень?

— Я не об этом.

— Хорошо, тогда мы говорим на одном языке. — Мне не нравился его подход, но я не стал заострять на этом внимание. — Почему вы только «практически уверены», что не знаете Маноло Сантьяго?

— Имя и фамилия мне незнакомы. Не думаю, что я его знаю. Но, возможно, в каком-то процессе, который я вел, он проходил обвиняемым или свидетелем. Или лет десять назад приходил ко мне, собирая пожертвования в какой-нибудь благотворительный фонд.

Йорк кивнул, предлагая мне продолжить. Но я уже сказал все, что хотел.

— Вас не затруднит проехать с нами?

— Куда?

— Недалеко.

— Недалеко… — повторил я. — Не знаю я такого местечка.

Копы переглянулись. Теперь уже я ждал продолжения.

— Мужчину, которого звали Маноло Сантьяго, убили прошлым вечером.

— Где?

— Тело найдено на Манхэттене. В районе Вашингтон-Хайтс.

— А какое отношение это имеет ко мне?

— Мы думаем, вы сумеете нам помочь.

— Но чем? Я уже сказал, что не знаю его.

— Вы сказали… — Йорк сверился с блокнотом, но лишь для проформы: пока я говорил, он ничего не записывал, — …что «практически уверены».

— Теперь я уверен. Вас устраивает? Я уверен.

Театральным жестом он захлопнул блокнот.

— Мистер Сантьяго вас знал.

— С чего вы это взяли?

— Мы бы хотели показать вам.

— А я бы предпочел все услышать.

— Мистер Сантьяго… — замялся Йорк, подбирая слова, — …имел при себе кое-какие вещи.

— Вещи?

— Да.

— Нельзя ли конкретнее?

— Вещи, которые указывали на вас.

— В каком смысле на меня?

— На вас, ди-эй,[1] — наконец-то подал голос Диллон, он же Шлакоблок.

— Я прокурор округа.[2]

— Как ни назови, разницы нет. — Он насколько возможно вытянул шею. — Вы действительно начинаете меня доставать.

— Простите?

Диллон шагнул ко мне:

— По-вашему, мы приехали, чтобы уточнить вашу должность?

Я подумал, что вопрос риторический, но он ждал. Поэтому я ответил:

— Нет.

— Тогда послушайте. У нас труп. Этот парень крепко с вами повязан. Вы хотите поехать с нами и помочь или продолжите играть в слова, навлекая на себя все больше подозрений?

— Вы отдаете себе отчет в том, с кем разговариваете, детектив?

— С парнем, который собирается бороться за должность и наверняка не хочет, чтобы мы сообщили кое-что прессе.

— Вы мне угрожаете?

— Никто никому не угрожает, — вмешался Йорк.

Но Диллон ударил по больному месту. Я лишь временно исполнял обязанности прокурора округа. На эту должность до очередных выборов меня назначил друг, губернатор Штата садов.[3] Шли также серьезные разговоры о том, что я смогу поучаствовать в выборах в конгресс, а то и побороться за место в сенате. Я бы солгал, сказав, что лишен политического честолюбия. И скандал, даже намек на скандал, мог бы мне сильно навредить.

— Не понимаю, как я сумею вам помочь.

— Может, сумеете, а может — нет. — Диллон повертел головой-шлакоблоком. — Но вы захотите помочь, если будет такая возможность, не так ли?

— Разумеется. Я тоже не хочу, чтобы у вас появлялись лишние проблемы.

Тут он почти улыбнулся:

— Тогда прошу в машину.

— У меня во второй половине дня важное совещание.

— Мы вас привезем.

Я ожидал увидеть побитый жизнью «шевроле-каприз», но они приехали на сверкающем «форде». Я сел на заднее сиденье. Мои новые друзья устроились впереди. Долго ехали молча. На мосту Джорджа Вашингтона угодили в пробку, но включили сирену и проскользнули. Заговорил Йорк уже на Манхэттене.

— Мы думаем, что Маноло Сантьяго — вымышленные имя и фамилия.

— Понятно, — ответил я, не зная, что и сказать.

— Видите ли, мы нашли его прошлой ночью. В водительском удостоверении значилось «Маноло Сантьяго». Мы его проверили. Поддельное. Проверили по картотеке отпечатки пальцев. Безрезультатно. Так что мы не знаем, кто он.

— И вы думаете, что я его опознаю?

Они не потрудились ответить.

— Вы вдовец, мистер Коупленд, так? — ненавязчиво спросил Йорк.

— Да.

— Наверное, нелегко одному воспитывать ребенка.

Я промолчал.