Рю Мураками - Паразиты
Чуть погодя Уихара проверил, дошло ли его сообщение. Работая, он предпринимал поистине титанические усилия, чтобы не заорать от боли. «Компьютер — прекрасное средство общения», — думал он. Действительно, незачем скрывать свое лицо, да и физиономий читателей не видно… Когда-то ему никто не поверил, что главной причиной его ухода из школы был запах лосьона одного из учителей. Уихара не знал, как он назывался, но от свежевыбритой физиономии преподавателя несло какой-то тухлятиной, чем-то напоминавшей запах сгнившего апельсина. Тогда Уихара как-то не приходило в голову, что и другие ученики тоже могли страдать от этой вони. Обычно учитель останавливался около места, где сидел Уихара, и говорил ему всего три слова, которых тот не понимал. По утрам, лежа в постели, Уихара чувствовал страшную слабость во всем теле. От мысли, что опять придется выносить эту вонь, все его существо пронизывала боль… А вот на форуме не чувствуется никакого запаха. Авторы сообщений могли вонять как угодно — компьютер просто выводил на экран значки и буквы. Не нужно было напрягать слух, чтобы услышать голос собеседника, не нужно было говорить самому. Уихара было незачем проявлять свою индивидуальность — участники форума все равно ничего бы не увидели. Зато выражать свое мнение можно было любым способом.
Два дня на его сообщение не поступало никаких отзывов. Наконец на третий появился заголовок: «Это грешно!». Далее следовало:
У меня тоже есть приятель-отшельник. Вообще такой тип встречается довольно часто. В этом гнусном мире самоубийство — величайший грех, а отшельничество ничем не лучше самоубийства. Это абсолютное зло. Здесь, на этом форуме, больше в чести рассуждения о всяких там инспекциях в Ираке или споры о пересадке органов… Мне же кажется, что подобные проблемы должны скорее волновать государственных мужей, нежели простых смертных. Ну а твоя проблема?! Ну да, я думаю, что тебе паршиво. А кому сейчас легко? Мне тоже бывает хреново. Но боль бывает разной. Одно дело страдать оттого, что америкосы бомбят Сербию, а другое — когда кто-то из твоих близких находится в коме. Вот ты пишешь, что хочешь с кем-нибудь поговорить. Ну что ж, я дам тебе хороший совет: встань, оденься, выйди из своей каморки на улицу, познакомься с кем-нибудь и говори сколько влезет…
Неизвестный подписался «RNA». Грубоватый тон отзыва ничуть не обескуражил Уихара, и он решил ответить. Возможно, этот RNA что-нибудь знает о Йосико Сакагами. Уихара склонился над клавиатурой, и от неловкого движения боль иглой прошила его мозг. «Должно быть, — подумал он, — боль имеет свое материальное воплощение». Уихара представлял ее в виде какой-то мельчайшей частицы, которая вращается вокруг его головы и тела. Эта частица периодически жалила в самые неожиданные места, что напоминало боль от ожогов медузы или морского анемона. Уихара поморщился и принялся набирать ответ указательными пальцами.
Г-н / Г-жа RNA! Я очень признателен вам за ваш отзыв. Да, это пишу я, Раздолбай. Еще раз спасибо. Как и вы, я являюсь поклонником Йосико Сакагами. У меня к ней срочное дело. Главное затруднение вызывает тот факт, что я стесняюсь писать ей по указанному на сайте адресу. Понимаю, моя просьба может показаться вам невежливой, но дело в том, что мне очень нужно поговорить с ней как раз по поводу моей болезни. Не соблаговолите ли вы указать мне другой адрес г-жи Сакагами? Еще раз дико извиняюсь, но это для меня очень важно.
Еще через два дня последовал ответ от RNA. Уихара чуть не подпрыгнул от радости — это было первое сообщение, адресованное лично ему. Кое-что из этого письма показалось ему немного странным.
Uehara wrote:
— Еще раз спасибо.
— У меня к ней срочной дело.
— Главное затруднение вызывает
— тот факт, что
— я стесняюсь писать ей
— по указанному
— на сайте адресу.
Думаю, твоя просьба выполнима. Единственное условие — мы удаляем сообщения, содержащие прямую критику в адрес г-жи Сакагами. Иногда на форуме появляется какая-нибудь мерзость, а ведь ведущая тележурнала — очень уязвимая фигура для подобных вещей. Здесь не встречается ни политических левацких прокламаций, ни либерального бреда — вот и переходят на личности. Ты наверняка знаешь, что японские пресса и телевидение начисто лишены какой бы то ни было критики — как следствие все сводится к рассуждениям о личной жизни. С каким парнем ее видели в баре, как, кто, с кем и когда… Одним словом, гнусность. Малейшая неосторожность — и некоторые готовы делать из мухи слона. А наш сайт еще пуще распаляет этих господ, ведь г-жа Сакагами у всех на виду. Конечно, проще всего было бы просто закрыть нашу страничку, но, видишь ли, Йосико Сакагами не из тех, кто пасует перед трудностями. Мы восхищаемся этой замечательной женщиной и были очень рады, что и ты разделяешь нашу точку зрения. Кстати, нам удалось раскодировать твой электронный адрес… Понимаешь, у нас хорошо разбираются в программировании. Есть даже настоящие хакеры, для которых не составляет труда вычислять всяких шизиков и дурачков, которых в Сети не меньше, чем в жизни. Нет-нет, мы тебе не угрожаем! Просто я говорю так, как есть. Это не блеф. Короче, на основе своего горького опыта мы пришли к выводу, что другой возможности оградить Йосико Сакагами от несправедливых нападок просто не существует. Разумеется, это не означает, что мы читаем все сообщения, которые приходят на сайт. Но, как бы то ни было, мы не потерпим ни малейших оскорблений в адрес г-жи Сакагами.
Прочитав это послание, Уихара здорово струхнул. Ему стало казаться, что он находится под чьим-то неусыпным наблюдением, и от такой мысли по его телу прошла дрожь. «Надо немного обождать и не влезать в Сеть», — решил он.
На следующий день к нему пришла мать.
— Ты не забыл, что на следующей неделе мы идем к врачу? — спросила она.
Уихара ничего не ответил. Мать вывела его на балкон и принялась убираться в комнатах.
Прямо перед домом, где жил Уихара, протекала узенькая речка. За ней находилось игрушечных размеров кукурузное поле, стиснутое со всех сторон автостоянками. Вдали виднелись горы, начавшие обряжаться в осенние цвета. Но он не обращал на это великолепие никакого внимания — все время размышлял о Йосико Сакагами. Думал только о ней и о том, действительно ли эта необыкновенная женщина так сведуща в вопросах микробиологии.
Это снова я. Я понимаю, что г-жа Сакагами чрезвычайно занятой человек. Мне трудно даже представить, как ей удается прочитать все эти сообщения, но тем не менее все же попробую изложить мою проблему.
Я никуда не выхожу и живу затворником. Ко мне приходят лишь мать и сестра. Ну, еще меня возят к врачу. Но даже с этими людьми я не разговариваю. И вот сегодня я решился доверить мою тайну г-же Сакагами. Я еще никому не рассказывал об этом, разве что своему психиатру, который посмеялся надо мной и посоветовал перестать маяться дурью.
Г-жа Сакагами, вы когда-нибудь видели, как умирает человек? Я не спрашиваю вас, видели ли вы смертельно больных или уже умерших. Я имею в виду смерть, которая происходит у вас на глазах.
Я видел. Я ходил тогда в третий класс. Я пытался забыть, но, как понимаете, это мне не удалось. Это был мой дедушка. У него был рак. Сначала он долго лежал в больнице. Потом мне рассказывали, что у стариков раковые клетки развиваются гораздо медленнее, чем у молодых. Кто знает, может, это и так… Я любил деда больше всех. Можно сказать, что, кроме него, у меня никого и не было. Он часто брал меня с собой на рыбалку. До океана было слишком далеко, так что мы ездили на реку к плотине или в верховья реки Кита, где горячие источники. Там водилось много форели. Я прекрасно помню, как по полям пробегал ветер и сдувал семена одуванчиков. Вообще я равнодушен к растениям и цветам, но одуванчики мне нравятся.
Незадолго до смерти дедушка стал стремительно худеть. Я ходил к нему в больницу чуть ли не каждый день и отчетливо видел, как прогрессирует его худоба. Сначала он лежал в общей палате с другими больными. Потом его перевели в комнату, где стояли всего три койки. В нос ему вставили какие-то прозрачные трубочки, все тело истыкали катетерами, поставили и капельницу. Мой брат называл эту палату «комнатой для живых мертвецов». Он-то шутил, но на самом деле это было очень меткое определение того помещения. Каждый раз, когда я входил туда, у меня начиналось сильнейшее сердцебиение. Конечно, никто так не говорил, но все понимали, что отсюда живыми уже не выходили. В общих палатах, где пациенты (главным образом раковые больные) могли общаться друг с другом и куда, если болезнь отступала, допускались родные и близкие, была невыносимая атмосфера. Вы, наверное, знаете, что это действует не лучшим образом на больных (и не только раковых). Ведь пациент должен до конца верить, что выздоровеет. А если ваш сосед, с которым вы еще вчера премило болтали, вдруг умирает, то вряд ли такое сильно прибавит вам оптимизма. Именно поэтому особо тяжелых больных помещают в специализированные палаты. Вот и дедушку определили в точно такую же.
