Михаил Вершовский - Твари
Так что дежурство прошло нормально и даже хорошо, потому что старенький приемник вдруг разошелся не на шутку и, перестав хрипеть, вполне сносно скрашивал уединенную службу ночного сторожа популярными классическими мелодиями.
Сергей обогнул длинную хрущевку — из «хороших», где стены были облицованы плиткой, а на подъездах стояли домофоны — и вышел на большую поляну между стоявшими полукругом домами и супермаркетом, закрывавшим это пространство от шумной проезжей части. Вышел — и застыл.
Вокруг «бомжатника», или «зеленки», где вольные и невольные отбросы нового общества обычно потребляли все, что покрепче и подешевле, была толпа народу. Именно толпа — на первый взгляд там было едва ли не полсотни человек. У Сергея возникло тревожное чувство, которое еще более усилилось, когда он увидел рядом с толпой две милицейские машины и «скорую помощь». Вот и еще один выпал из нестройных рядов, подумал он. Вполне мог быть кто-то из тех, кого он знал…
Телешов двинулся к месту, вокруг которого толпился народ. Чуть в стороне, согнувшись пополам и прислонившись к стволу тополя, стоял молоденький сержант милиции. Его безудержно рвало. Другой милиционер, майор и, судя по всему, руководитель следственной группы, общался с местной публикой.
— Так, ладно. Чтобы я этой хренотени больше не слышал, — четко и на повышенных тонах произнес мент с майорскими погонами.
— Да почему хренотень-то, почему хренотень? — горестно удивлялся грузчик Гошка, больше времени проводивший в возлияниях с друзьями-бомжами, чем на своей работе в магазине. — Говорю же, вчера с утра я с ним пил. Смысл мне какой врать-то? Директриса узнает, что с утра — так уж не похвалит. А здесь дело такое — врать не получается. Вот я и говорю, пил я с ним. Вчера. Утром.
Сергей подошел вплотную к группе, окружившей лежавшую на земле фигуру, но стоявшей от нее на довольно почтительном расстоянии. В ноздри ударил тяжелый запах разложения, мертвечины, запах отвратительной, мерзостной смерти, место которой было под землей — и чем глубже, тем лучше. Нечто, лежавшее у перевернутого ящика, когда-то было человеком. Но сейчас это был почерневший и прогнивший труп, который, казалось, вот-вот развалится на части.
Майор снял фуражку и вытер лоб. Был он не молод и, как показалось Сергею, не глуп.
— Гошка правду говорит, — вмешался в разговор еще один из местных. — Вместе мы с утреца пару бутылок портвейну разверстали: он, я и… — говоривший махнул рукой в сторону трупа — и вот… Ромео…
— Так, гвардейцы, — устало сказал майор. — Докладываю еще раз для тех, у кого проблемы с пониманием со вчерашнего. Я, голуби мои, не участковый.
При этих словах участковый Костя, стоявший неподалеку, обиженно вскинул голову.
— Я из убойного отдела, и такая у меня работа, — продолжал майор. — А среди всего остального прочего, работа моя — знать, сколько времени нужно трупу, чтобы от момента смерти, который на ваш незамутненный взгляд наступил не позднее как вчера, и до такого вот состояния дойти…
Майор резко повысил голос:
— Месяцы нужны! Ме-ся-цы. До такого и за неделю-другую приличный правильный труп дойти не может. А отсюда вывод — и даже несколько.
Майор сделал паузу. Бомжи и местные выпивохи насторожились.
— Первый. Жизнь вот эта кончилась не вчера, не позавчера и не пару недель назад. Но вот объявился покойничек почему-то сегодня…
— Вчера, — робко вставил кто-то слово. Майор хмуро махнул рукой.
— Вчера, сегодня — один день при его малосимпатичной кондиции погоды не делает. Следовательно, вышеозначенный гражданин стал трупом когда-то и где-то. И с этим «когда», «где», а, главное, «почему» мы будем, как оно и положено, разбираться. Второй же мой вывод, соколики, имеет самое прямое отношение к вам.
Он обвел взглядом притихшую толпу.
— Интересует меня, между прочим, из каких таких соображений вы мне тут хором лапшу на уши норовите повесить. Дескать, жив был вчера — и все тут. Не стыкуется у меня все это, хорошие вы мои, совсем не стыкуется.
Телешов подумал, что не ошибся: майор действительно не глуп. Хотя немножко и позер — интонации Жеглова-Высоцкого слышались в его речи очень явственно. Впрочем, всякий из нас не ту, так другую роль в этой жизни играет. Да и какая, собственно, разница — о том ли сейчас речь? Сергей не без усилия заставил себя посмотреть на труп. Старый, чуть ли не до подкладки истертый кожаный пиджак. Именно тот — или такой же? — что подарил Ромео отставной морпех-пьянчуга, после четвертой-пятой стопки душа широкая, но шумная. Джинсы из сэконд-хэнда — он помнил, как радовался Ромео, получив их от кого-то в подарок. Труп действительно был одет как Ромео. С другой стороны, майор «Жеглов» был прав на все сто: это не мог быть Ромео. Хотя бы потому, что Телешов, возвращаясь со своих процедур всего два дня назад, остановился здесь же поболтать с Ромео пяток минут. Тот был вполне жив, здоров и, как всегда, грустноват. А то, что лежало сейчас на земле… Сергей поежился.
— Старлей! — позвал майор участкового. Тот негромко беседовал с группой местных обитателей, но тут же подошел к следователю. — Этот, как его… Ромео, что ли? Кто такой, где его обычно сыскать можно?
Участковый пожал плечами.
— Да по большей части здесь же, товарищ майор. Если это, конечно, не он…
Майор грустно помотал головой.
— Ну что ты, в самом деле, — произнес он уже без тени актерства. — Ладно эти, но ты-то… В милиции давно?
— Семь лет уже. Сразу после армии.
— Ну, видишь? До тебя-то хоть моя логика доходит?
Участковый потупился. Он явно хотел что-то сказать, но не решался.
— Ну? — ободрил его майор.
— Тут… — Участковый замялся. — Тут вот те двое, что вчера его нашли…
— Значит, нашли все-таки еще вчера? — перебил участкового майор. — Найти нашли, а сообщить, куда надо, забыли? Фамилии их, надеюсь, записал?
— Да я их и без записи как облупленных знаю. — Участковый кашлянул в кулак.
— Ну так что там? Что ты тянешь как того кота за то самое место? Еще один сюрприз из разряда ненаучной фантастики?
Участковый нахмурился и сердито махнул рукой.
— Да что я, в самом деле, в переводчики им, что ли, нанимался? Краюхин, Гамаш, а ну идите сюда!
Двое местных достаточно потертого вида робко приблизились к офицерам милиции.
— Давайте, рассказывайте, что видели.
Краюхин с Гамашом переминались с ноги на ногу, посматривая друг на друга. Гамаш оказался посмелее.
— Ну, в общем… Шли мы, короче… Ну, из ларька шли, пивка перед сном выпить… Не домой же за таким делом двигать — двинули сюда…
— А тут вот он лежит, — вступил в разговор Краюхин.
— Да подожди ты, — остановил его Гамаш. — Мы-то метров еще с десяти увидели, что лежит. Ну, лежит — и лежит. Может, и кто из наших — перебрал, да и лег. Подошли еще метров на пять…
— А их там! — Краюхин уже не мог удержаться. — Не клубок, а клубище просто!
Его передернуло.
— Их? Клубище? — переспросил майор. — Кого? Чего?
— Да змей! Удавов этих проклятых! — Краюхин полез в карман за сигаретами, но дрожащие его пальцы все не могли ухватить хотя бы одну. Сергей почувствовал, что его собственные пальцы тоже начинают дрожать. По спине снова прошел гадкий холодок страха.
Майор перевел взгляд на Гамаша. Тот мрачно кивнул.
— Змеи, точно. Удавы, не удавы — не знаю. Хотя в жизни таких не видел. С руку толщиной, а то и больше.
— Больше, больше… — уточнил Краюхин, уже закурив сигарету.
— А цвета, небось, как и положено, зеленого? — не удержался майор.
Гамаш на ментовский сарказм не отреагировал.
— Фонарь от магазина наискось светил, да еще через ветки. Цвет на все сто не скажу. Темными показались. Но и рисунок на спинах, вроде, какой-то был.
— И что же они тут делали, эти змеи?
Краюхин вдруг отшвырнул сигарету.
— Да Вальку они жрали, сволочи! На животе его, на груди, кишмя кишели!
— Вальку? — Майор удивленно посмотрел на участкового.
— Валентином его вообще-то звали. Ромео, то есть.
— Так… — Майор снова повернулся к двум приятелям. — И дальше?
— А что тут дальше? — Краюхин часто дышал. — Рванули как олимпийцы-спринтеры. Отрывались, пока сил хватало. Ну, а потом… Страх-то залить надо было…
Майор, однако, уже не слушал продолжения. Он сделал несколько шагов к трупу и, прикрыв носовым платком нос, слегка нагнулся. Сергей, стоявший немного поодаль, пересилил себя и тоже подошел поближе.
Рубашка на груди покойника была то ли расстегнута до самых брюк, то ли просто разорвана. Живот и грудь его представляли собой сплошное черное месиво. Милицейский фотограф, морщась, обходил труп со всех сторон, щелкая затвором фотокамеры.
— «Скорая», — позвал майор врача, покуривавшего у машины, — ты, брат, не сачкуй, ты работай. Иди-ка сюда…
