Пока ты здесь - Наталья Николаевна Ильина
Дина испуганно жмется к маме.
– Она, она, – подбадривает папа. – Давай, Дин. Покажи, чему тебя научили.
Звучит так, словно у нее контрольная. Контрольные Дина не любит. Насупившись, она идет за Теткой – так она окрестила женщину про себя – по бесконечному проходу в самый дальний конец конюшни.
– Марик! – восклицает Тетка у предпоследнего денника. – К тебе пришли!
Над краем деревянной стенки взмывает голова на длиннющей шее, и на Дину из-за ржавых прутьев решетки смотрит внимательный карий глаз. Дина видит в нем маленькое отражение своего испуганного лица, и конь тихонько всхрапывает.
Тетка открывает дверь денника и подталкивает Дину:
– Ну же, заходи, не бойся.
Он огромный! Темно-гнедой, с блестящей шкурой и длинным густым хвостом. Тянется губами прямо к лицу, шумно дышит, словно принюхивается. Дина несмело дотрагивается до теплой шеи – заниматься вот на таком! Это же настоящая спортивная лошадь, а не учебная лошадка! Что-что, а разницу она понимает.
– Нравится?
Папа стоит в дверях денника. У него странное выражение лица. Дина даже сказать ничего не может, только кивает, зачарованно глядя на красавца-коня.
Со спины Гардемарина она кажется себе совсем большой, а все остальные – маленькими. У него широкая, нетряская рысь. Легкий галоп – Дина ощущает себя птицей, так и расставила бы руки-крылья. Но она послушно держит повод, стараясь не ударить в грязь лицом. Ей хочется смеяться и чтобы Тетка отпустила Гардемарина с корды, которая позволяет двигаться лишь по небольшому кругу, словно Дина совсем новичок, но она молчит и старается все делать правильно. Конь поворачивает уши назад, прислушиваясь к ней, и Дина шепчет ему: «Молодец, молодец!»
С корды его все-таки отпускают, и Дина рысит вдоль стенки, поднимает коня в галоп и переводит в шаг самостоятельно.
Всю обратную дорогу она оглядывается. Пристает с вопросами к родителям: когда же мы снова поедем к Гардемарину, ведь мы поедем, правда?
Через два дня они опять везут ее в клуб, где ждут хорошие, но не идущие ни в какое сравнение с Гардемарином лошадки.
Почему-то папа заходит в конюшню вместе с Диной. Не в ту, где стоят учебные лошади, а туда, где живут частные. Он останавливается возле четвертого денника, и у Дины замирает сердце: из-за решетки на нее внимательно смотрит Гардемарин, тянет воздух ноздрями и всхрапывает, словно здоровается.
– С днем рождения, Дина! – говорит папа.
В воскресенье ей исполнится десять лет.
Что же здесь такие узкие окна, да еще и загнанные под самый потолок? Она знала, конечно, почему. Чтобы лошади не разбили случайно. Чтобы не поранились. Но вот ей-то сейчас что делать? Страх сжимал горло, мешая дышать, но сдаться сейчас? Когда самая важная часть памяти уже готова была открыться перед ней, что бы это ни значило?
– Я иду туда. Ты – как хочешь, – прошептала Дина одеревеневшими губами и перешагнула порог.
– А-р-х-ш-ш-а… – немедленно донеслось приглушенное шипение от самой дальней стены. Глаза привыкли к сумраку быстро. Уже на третьем деннике она сумела разглядеть табличку, а на четвертом – даже прочитать знакомые, собственной рукой выведенные когда-то буквы: «Гардемарин, мерин, 2003 г. р.». Они были ровесниками.
Шипение и шорох приблизились, стали совсем отчетливыми, вызвав волну дрожи по всему телу, но Дина уже потянула тяжелую дверь денника и захлопнула ее за собой. В квадратном закутке три на три метра было совсем темно. Привычный запах опилок и сена заставил ее сделать глубокий вдох, и память обрушилась на Дину всей своей тяжестью.
– Привет!
Она ушам своим не верит. Игорь всячески избегает того, что связано с лошадьми. Он вообще к животным не очень… Дина проверяет, насколько хорошо затянута подпруга, и не успевает обернуться. Загорелая рука тянется из-за ее спины и смачно хлопает Гардемарина по плечу. Конь вздрагивает, нервно переступает передними ногами. Подковы гулко выбивают дробь по брусчатке прохода. Стартовое волнение, чужой клуб, да еще и этот внезапный хлопок…
– По шее нужно, Игорь! – сердито говорит Дина. – Что ты здесь делаешь?
– Приехал поддержать свою королеву.
Игорь улыбается как ни в чем не бывало и тянется за поцелуем.
Дина уворачивается. За спиной Игоря Анюта, коновод Гардемарина, стучит пальцем по левому запястью: пора выходить на разминку. Елена Прекрасная уже ушла на поле и за опоздание по головке не погладит.
– Похоже, мне здесь не слишком рады? – в голосе парня звучит притворная обида. – Ладно, ушел. Буду смотреть на тебя из ВИП-зоны.
– Прости, но мне нужно на разминку.
Дина смущена и раздосадована.
Она впервые принимает участие в международных соревнованиях и впервые будет прыгать такой сложный маршрут наравне со взрослыми спортсменами.
– О’кей, – ухмыляется Игорь. – Надеюсь, на трибуне не так воняет.
Гардемарин – крупный конь, и Анюта помогает Дине забраться в седло. «Придурок», – бормочет помощница, и Дина почти готова с ней согласиться. Она вдевает ноги в стремена, подбирает повод и выезжает из высоких ворот.
На разминочной площадке прыгают спортивные пары. Они каруселью, одна за другой, заходят на барьер, установленный в центре площадки. Дина бросает взгляд в сторону боевого поля: там, среди декоративных кустов и ярких препятствий, суетятся составители маршрута во главе с курс-дизайнером, белобрысым тощим голландцем.
– Где ты витаешь? Соберись!
Елена Прекрасная цепляет ей на ремень коробочку рации. Коробочка коротко пищит и выдает:
– Давай, разомни коня.
Больше Дина об Игоре не вспоминает. До того самого момента на боевом поле, перед шестым препятствием…
– Ди-на! Ди-на! Ди-на! – принимается громко и весело скандировать группа ребят из ВИП-зоны, когда Гардемарин приземляется прямо перед ними. Здесь нужно войти в поворот и заходить на тройную систему. На короткий миг Дина отвлекается, услышав голос Игоря, самый громкий, самый ликующий. Они с Гардемарином чисто прошли половину маршрута. Чисто и красиво. Ей так хочется нравиться Игорю сейчас! Хочется, чтобы он перестал кривиться всякий раз, когда она упоминает лошадей…
Гардемарин не слышит свою всадницу. Ошибается. Она не успевает «подхватить» его поводом, шенкелем, поддержать, исправить ошибку…
Конь вразножку влетает в первый барьер системы, запинается, Дину выбрасывает из седла, и она через шею Гардемарина летит лицом прямо в жерди второго барьера. Последнее, что она слышит, – дружное «ах!» с трибун. Последнее, что видит, – стремительно приближающиеся полосы белого и голубого.
– Дина! Дина, очнись! Держись, Дина!
Чьи-то руки тянули ее по темному проходу конюшни, а к ногам словно прицепили гири. Холодные, как глыбы льда. Что?..
Дина широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела, как толстая плеть живого мрака захлестывала все выше. А потом жадная рука Тьмы сжалась и начала сильно, властно тянуть назад, в непроглядную глубину у последних денников. Алекс хрипел и пыхтел, вцепившись в девчонку изо всех сил, стараясь вырвать, вытащить из захвата алчно шипящей твари. Дина задергалась, не чувствуя больше ног, но видя, как неохотно, словно из трясины, сначала одна, а потом и вторая – освобождаются!
– Алекс, тяни! – завопила она что было сил, изогнувшись всем телом, перекрикивая назойливый вой твари: «Зам-м-мри-и…»
– А-р-ш-а-р-ш-а-ш-ш-ш! – со свистом и скрежетом заревела в ответ возмущенная Тьма.
– Не-ет! – яростно возразила
