Светлана Гончаренко - Измена, сыск и хеппи-энд
— Я права во всем! — заявила Вика убежденно.
— Погодите! Может быть, и во всем. Я не уверен. С одной стороны, я знаю свою жену и бесконечно доверяю ей, а с другой стороны… Она изменилась. Позавчера она была больна…
— Объелась царских битков?
— Я уже привык к вашей прекрасной осведомленности, но не перестаю удивляться… Да, ей нездоровилось — пищевое отравление. Она очень страдала, была крайне раздражена… и сказала… Не буду вдаваться в подробности!.. в общем, что она зря за меня вышла замуж…
— А я вам что говорила? — обрадовалась Вика. — То есть я не в том смысле говорила, что вы никудышний, и не стоит за вас выходить замуж… хотя и в этом смысле, кажется, тоже? Не в этом дело. Дело в том, что у нее роман. А вы ей разонравились.
— Я в это не верю, — уперся Гузынин.
— Вы что, всерьез считаете себя таким неотразимым?
— Нет, конечно. Просто я не верю, что она могла разлюбить меня так легко и беспричинно. Она очень внушаема. Ею наверняка манипулируют. Вы ведь знаете, сейчас есть возможные методы воздействия на психику человека — с элементами гипноза, вживлением электродов в мозг…
— А вам в мозг не вживляли пареную репу? — грубо оборвала его Вика. — Что за чушь вы несете! Скажите лучше, чего вы от меня хотите? О чем просить собрались?
Гузынин растерянно поморгал, потер ладонью подбородок и сказал осторожно:
— Я хотел предложить вам съездить сейчас к Сумасшедшему дому. “Сааб” выехал минут семь назад. Думаю, что туда. Во всяком случае, он свернул на Благовещенский проспект. В машине находилась моя жена. Бинокль у вас с собой?
— Допустим.
— Давайте убедимся, кто все-таки прав, вы или я. Роман это или принуждение изощренными способами? Сначала посмотрим в окошки с той балюстрады, где вазы, а потом спустимся и постучим в дверь. Вам ваш муж откроет — вы скажете ему что-нибудь такое, чтоб он открыл. Вы на редкость изобретательны. И если моя жена в этот момент будет находиться в трансе…
— О, не сомневаюсь!
— …тогда все сомнения развеются окончательно. Согласны?
Вика задумчиво поиграла кисточками пояса и ответила:
Ну, что же… Отчего бы не поехать? В конце концов, вам пора убедиться, что ваша жена… Хорошо не буду! Сами увидите ее во всей красе. Только я в дверь ломиться не стану. Это пошло. Уж вы сами как-нибудь.
— Но что я скажу?
— Скажете, что вы от Эразмова. Надеюсь, вы знаете, что это президент “Спортсервиса”? Якобы ему позвонили, что на складе свет. Он встревожен, не пожар ли, и так далее. Понятно?
Гузынин кивнул и повернул ключ зажигания. “Москвич” старательно и часто закашлял. Юрий Петрович под этот шум наконец решился сказать Вике то, что неловко ему было выложить в тишине:
— У меня, Виктория, на заднем сидении лежит палка. По дороге подобрал. Кто знает, может, опять появится эта собака Баскервилей?.. Вы, похоже, собак не боитесь, так не могли бы вы, пока я буду в бинокль глядеть, где-нибудь поодаль постоять, покараулить с этой палкой? Черт ее знает, эту собаку… Глядишь себе в бинокль, ничего вокруг не замечаешь, а тут вдруг выскочит это пугало слюнявое… Вас не затруднит?
Вика оглянулась и действительно увидела на заднем сидении, на расстеленной газетке, громадную, несколько изогнутую дубину, достойную украшать музей первобытной культуры. При виде этой дубины на Вику напал неудержимый нервный смех. Она вообразила картину: хрупкая изящная интеллектуалка (каковой она себя считала) с доисторической палицей в руках охраняет от собачьих зубов вполне здорового мужика. Это было настолько дико и невероятно, настолько не вязалось с чопорным и респектабельным стилем “Грунда”, к которому она успела привыкнуть, что смеялась до слез.
— Чего вы так хохочете? — удивился Гузынин.
— Меня еще ни разу не нанимали телохранителем, — ответила Вика.
— Так и я не нанимаю. Просто постойте и понаблюдайте, чтоб ничего вроде позавчерашнего не случилось. Вы можете, конечно, отказаться…
— Нет уж! Такое мне и во сне не могло присниться. Значит я должна это испытать! Бери от жизни все! Кстати, чья там шляпа у заднего стекла, рядом с папкой?
— Моя.
— Я ее надену.
— Зачем?
— Не хочу, чтоб мой муж меня узнал. Представьте, он откроет дверь на ваш стук, а я во дворе с дубиной маячу. Это же глупо! Я вообще не хочу, чтоб он знал о наших с вами похождениях. Зато желаю, чтобы вы после нашей операции под кодовым названием “Гипноз” — согласны? подходяще? ведь только под гипнозом можно делать подобные глупости!.. Так вот, после операции вы меня домой отвезите. Подумайте: сначала я стою при вас на страже с палкой, а потом трясусь в трамвае — не альфонсизм ли это будет с вашей стороны?
— Но я должен буду везти жену!
— Вы ведь уверены, что она будет в трансе. Она ничего не почувствует. Погрузим ее, вы меня, завезете, а потом делайте, что хотите!
— Не к добру вы так развеселились! — мрачно предрек Юрий Петрович и свернул в знакомый тупик. Чудовищная громада Сумасшедшего дома вся сияла золотыми рядами окон. На стоянке мерцали крыши машин. Дальние закоулки пустыря таяли в густых сумерках. За ним был, казалось, не край двора, а край света. Только окошки “Спортсервиса” светились и бросали приветливые отблески на мусорные баки. Гузынин печально посмотрел на них и вздохнул в сотый раз за этот вечер.
Вика перегнулась через сидение, достала шляпу. Шляпа была ей великовата, сидела на самых бровях, но прочно — не слишком-то объем математических мозгов Юрия Петровича превышал объем Викиных гуманитарных. Да и лоб у него не сократовский, а огурцом. Зато Вика в шляпе выглядела отлично — что-то из старинной жизни. Звезда немого кино!
— Да не гните вы так поля! — не выдержал Юрий Петрович. — Шляпа почти новая. Я ее ношу!
— Я делаю, как лучше, — весело огрызнулась Вика. А вас все равно ничто уже не украсит. Уж извините!
— Если вы помяли мою шляпу, дайте мне в качестве компенсации ваш бинокль, — попросил Юрий Петрович. — Мой в ремонте.
— Верно говорят о вас, что вы скупердяй и живоглот. Не чихнете бесплатно! Но я согласна. Идет: прокат шляпы за прокат бинокля.
— Тише! Не смейтесь так громко! Нас могут услышать. Вы хотите, чтобы собаки со всей округи сбежались сюда?
— Ко мне они не сбегутся. Их привлекаете исключительно вы. Но я их к вашей драгоценной персоне не допущу. Давайте палку!
Они выбрались из машины. Вику все еще трясло, причем не от смеха. Просто продирал зябкий ветерок.
— Я пойду на лестницу, а вы станьте с той стороны, где кусты, — прошептал Гузынин. Вика постучала палкой по мерзлой земле и критически осмотрела здание склада:
— Знаете, ведь не только в эти окошки что-то можно увидеть. С другой стороны наверняка тоже есть окна. Давайте влезем на фабричный забор и оттуда глянем!
— Глянем, но в другой раз. Лучше вспомните, откуда эта подлая собака приходит. Из Сумасшедшего дома?
— Конечно. Она там живет. А бродит повсюду, где пожелает. Только, по-моему, на прогулку она выходит несколько позже. Не теряйте времени, бегите на балюстраду!
Гузынин сделал несколько шагов и обернулся:
Если вы желаете, я потом с палкой подежурю, а вы сможете сходить посмотреть в бинокль.
— Спасибо. Я все уже видела. Хотелось бы даже поменьше видеть.
— Как хотите.
Он пошел к садику, сильно втянув голову в плечи и подгибая колени. Должно быть, это у него означало осторожную походку. Вика фыркнула. Ее до сих пор било зябкой дрожью. Нелепость ситуации и бесила, и забавляла ее. “Вот буду стоять здесь с дубиной до утра, пока не сменят. Как мальчик из рассказа “Честное слово”. Господи, и что я здесь делаю? Глупая обманутая жена!” — ругнула она сама себя и взяла дубину наперевес. Она отошла в тень глазной поликлиники, потому что сообразила: если она будет стоять на виду, облитая лунным светом, то вызовет подозрения. Могут подумать, что она хочет угнать машину со стоянки. Или что она специалистка другого рода: разбивая палкой автомобильные стекла, крадет кошельки и перчатки из бардачков и с кишками выдирает автомагнитолы.
В тени поликлиники было безопасно, но скучно. Вике вдруг захотелось потихоньку сбежать домой или спрятаться и вновь увидеть, как мастифф гоняется за Гузыниным. Впрочем, еще больше хотелось посмотреть, как Гузынин будет разоблачать любовников со склада, поэтому Вика осталась на месте. Она стала наблюдать за крошечной на расстоянии фигуркой Гузынина, которая карабкалась по лестнице Фонтенбло и выглядывала из-за группы с баранами. Если б Вика не знала, что Гузынин на балюстраде, его невозможно было бы заметить в густой темноте. Да и зная, не на что смотреть!
Вика снова соскучилась и повернулась к автостоянке. Та была хорошо освещена и находилась прямо напротив. В сторонке скромно прозябал “Москвич”, а по центру заасфальтированной площадки вольно расположились несколько иномарок. Блестели они жирно, как котики на лежбище. Вика начала было в уме подбирать подходящее обидное название для масти гузынической таратайки, но в следующую минуту все изменилось. Изменилось на тихом пустыре, и в обстоятельствах Викиной жизни. Еще одна иномарка, громадная, бесшумно-стремительная, вся сияющая в лунном голубом и розовом фонарном свете, быстро и беззвучно скользнула на стоянку. Это была уже огромная белая акула среди котиков, странная, хищно вытянутая (“Линкольн”, как догадалась Вика). В такой может целая толпа поместиться. Действительно, из машины дружно, гурьбой, вышло несколько коренастых мужчин. Секунду гурьба помешкала, а затем двинулась было к Сумасшедшему дому. Один коренастый даже сделал несколько шагов в этом направлении. Вдруг что-то тихо лопнуло в воздухе, и двое или даже трое мужчин качнулись и повалились на асфальт.
