Патриция Хайсмит - Случайные попутчики

— Вероятно, мама, — заметила Анна.

Гай поднял трубку. На том конце далекий голос что-то сказал телефонистке, затем стал слышен отчетливо, зазвучал тревожно и резко — голос его матери.

— Алло?

— Слушаю, мама.

— Гай, у нас что-то случилось.

— Что именно?

— С Мириам.

— Так что с ней? — Гай плотно прижал трубку к уху, повернулся к Анне и увидел, как она побледнела, посмотрев на него.

— Она убита, Гай. Вчера вечером… — матери не хватало дыхания.

— Что такое, мама?

— Это случилось вчера вечером, — мать говорила визгливым размеренным голосом, который Гаю довелось слышать на своем веку всего пару раз. — Гай, ее убили!

— Убили!

— Что, что? — спросила Анна, вставая.

— Вчера вечером на озере. Никто ничего не знает.

— Ты…

— Ты можешь приехать, Гай?

— Да, мама. Как? — спросил он, сжимая старомодный корпус телефона и трубку, словно из них можно было выжать ответ. — Как?

— Задушили. — Одно слово, затем молчанье.

— Ты не… — начал он. — Откуда..

— Гай, что стряслось? — Анна взяла его за руку.

— Вылетаю первым же самолетом, мама. Этой ночью. Не волнуйся, мы скоро увидимся. — Он медленно опустил трубку и повернулся к Анне: — Мириам. Она умерла.

— Убита — ты ведь сам произнес? — прошептала Анна.

Гай кивнул, но тут ему пришло в голову, что не исключена и ошибка. Если это просто сообщение.

— Когда?

Но случилось-то вчера вечером!

— Мама сказала, вчера вечером.

— Убийца известен?

— Нет. Придется лететь ночным рейсом.

— Господи всемогущий.

Он посмотрел на Анну — та застыла на месте.

— Придется лететь ночным рейсом, — повторил он как в бреду. Потом повернулся и направился к телефону заказать билет, но заказ сделала Анна, быстро что-то проговорив по-испански.

Он начал укладываться. Ему казалось, что сборы заняли несколько часов, хотя вещей было мало. Он посмотрел на коричневый комод, пытаясь сообразить, проверял ли ящики, чтобы ничего не оставить. И вот на том самом месте, где ему предстало видение белого дома, проступило смеющееся лицо — сперва полумесяцы губ, затем все остальное — лицо Бруно. Кончик языка бесстыже скользнул по верхней губе, и снова — вспышка беззвучного судорожного смеха, от которого потные волосы упали на лоб. Гай нахмурился, посмотрев на Анну.

— В чем дело, Гай?

— Ни в чем, — ответил он. Интересно, какой у него вид в настоящий момент?

14

Предположим, это работа Бруно. Он, понятно, не мог этого сделать, но всего лишь предположим. Его поймали? Он признался, что это убийство — часть их совместного плана? Гай легко допускал, что Бруно в истерике мог сболтнуть все что угодно. Такой психически неустойчивый ребенок, как Бруно, был совершенно непредсказуем. Гай перебрал смутные воспоминания об их разговоре в поезде и попытался вспомнить, не ляпнул ли он в шутку, от злости или под градусом что-то такое, что можно было бы счесть за согласие с безумным замыслом Бруно. Нет, не ляпнул. Он сопоставил эту свою уверенность с письмом Бруно, которое запомнил дословно: «…все подумываю об этой нашей идее двойного убийства. Уверен, ее можно осуществить. Мне трудно объяснить, но я верю в этот план целиком и полностью!»

Поглядев в иллюминатор, Гай увидел внизу сплошную тьму. Почему он не тревожится сильнее? Впереди в сумрачном туннеле салона кто-то из пассажиров полыхнул спичкой, закурив сигарету. Дымок от мексиканского табака был слабый, кисловатый и тошнотворный. Он посмотрел на часы: 4.25.

Ближе к рассвету он задремал, покорившись реву моторов, которые, казалось, упорно стремились разнести самолет, а пока раздирали его разум и пускали клочки по ветру. Он открыл глаза навстречу серому пасмурному утру и свежей мысли: Мириам убил ее любовник. Это было очевидно и более чем вероятно. Убил, поссорившись. Газеты постоянно пишут о таких случаях, и жертвами постоянно оказываются женщины вроде Мириам. Убийство молодой мексиканки расписала на первой полосе бульварная газетенка «Эль графико», которую он купил в аэропорту, — ни одной американской газеты он, как ни искал, не нашел, хотя едва не опоздал из-за этого на самолет: со снимка скалился ее любовник-мексиканец, демонстрируя нож, которым ее прирезал; Гай начал было читать, но потерял всякий интерес уже после первого абзаца.

В аэропорту Меткаф его встретил человек в штатском и попросил поехать ответить на несколько вопросов. Они вместе сели в такси.

— Убийцу нашли? — спросил Гай.

— Нет.

Человек в штатском выглядел устало, словно провел бессонную ночь; так же выглядели и все репортеры, служащие и полицейские в зале старого суда Норт-Сайда. Гай обвел взглядом большую, с деревянными панелями комнату, высматривая Бруно, и лишь после этого сообразил, что делает глупость. Когда он закурил сигарету, сосед спросил, какая марка и Гай его угостил. Собираясь в дорогу, он сунул в карман сигареты Анны — пачку «Бельмонт».

— Гай Дэниел Хайнс, проживает в Меткафе по Эмброуз-стрит, дом 717… Когда вы отбыли из Меткафа? А когда прибыли в Мехико-сити?

Заскрипели стулья. Следом глухо застучала кареткой бесшумная пишущая машинка.

К нему подошел другой мужчина в штатском, при бляхе, в расстегнутом пиджаке и с выпирающим пузом.

— Зачем вы отправились в Мексику?

— Навестить знакомых.

— Кого именно?

— Фолкнеров. Алекса Фолкнера из Нью-Йорка.

— Почему вы не сказали матери, куда отправляетесь?

— Я ей сказал.

— Она не знала, где вы остановились в Мехико-сити, — вежливо заметил мужчина в штатском и заглянул в свои записи. — В воскресенье вы отправили жене письмо с просьбой о разводе. Что она вам ответила?

— Что хочет со мной поговорить.

— Но вы не были расположены с ней больше разговаривать, не так ли? — спросил кто-то звонким тенором.

Гай взглянул на молодого полицейского и промолчал.

— Вы были отцом ее ребенка?

Он попытался ответить, но его перебили:

— С какой целью вы неделю назад приезжали в Техас повидаться с женой?

— Вам позарез нужен развод, мистер Хайнс?

— Вы влюблены в Анну Фолкнер?

Смех.

— Вы знали, что у жены был любовник, мистер Хайнс. Вы ревновали?

— Этот ребенок гарантировал вам развод, правда?

— Все! — произнес чей-то голос.

Ему сунули под нос фотографию, от злости у него все расплывалось перед глазами, но потом снимок обрел четкость — темноволосый мужчина, продолговатое лицо, красивые, без мысли, карие глаза, мужественный подбородок с ямкой; такое лицо могло принадлежать киноактеру, и Гаю не нужно было объяснять, что это любовник Мириам: лицо такого типа полюбилось ей три года тому назад.

— Нет, — ответил Гай.

— Разве вы с ней не беседовали?

— Все!

Уголки его губ сложились в горькую улыбку, однако он чувствовал что мог бы разреветься, как ребенок. Перед зданием суда он поймал такси и по пути домой прочитал в машине двойную колонку на первой полосе «Меткаф стар»:

12 июня. Продолжаются поиски убийцы миссис Мириам Джойс Хайнс, жительницы нашего города, задушенной неизвестным преступником на Меткаф-Айленд в воскресенье вечером.

Сегодня в город прибыли два эксперта по отпечаткам пальцев. Они попытаются определить отпечатки, снятые с ручек весел и с прогулочных лодок на пункте проката на озере Меткаф. Но полиция и следствие опасаются, что имеющиеся отпечатки слишком смазаны. По обнародованному вчера мнению властей, убийство могло быть совершено неизвестным маньяком. За исключением сомнительных отпечатков пальцев и нескольких вмятин от каблука на месте преступления, полиция пока что не обнаружила существенных улик.

С самым важным свидетельством на дознании, как полагают, выступит Оуэн Маркмен, 30 лет, портовый грузчик, из Хьюстона и близкий друг убитой.

Погребение миссис Хайнс состоится сегодня на Ремингтонском кладбище. Траурный кортеж отправляется от Хоуэлловского Дома усопших на Коллежд-авеню в два часа пополудни».

Гай прикурил новую сигарету от предыдущей. Руки у него все еще дрожали, но чувствовал он себя немного лучше. Мысль о маньяке как-то не приходила ему в голову. Маньяк превращал убийство пусть в чудовищную, но все же случайность.

Мать ждала его в гостиной, сидя в качалке и прижав к виску носовой платок, но не стала подниматься ему навстречу. Гай обнял ее и поцеловал в щеку, с облегчением заметив, что глаза у нее сухие.

— Вчера я весь день провела с миссис Джойс, — сказала она, — но ехать на похороны я просто не в состоянии.

— И не нужно, мама.

Он поглядел на часы — было уже начало третьего. На мгновенье ему припомнилось, что Мириам, не дай Бог, закопают живой, она очнется и начнет гневно вопить. Он отвернулся и потер лоб.