Барри Лига - Я охочусь на убийц
— Ну, можешь пристрелить меня после ужина. Если ты это сделаешь раньше, кто же тогда тебе его приготовит?
Она скосила свои бледно-голубые глаза, как будто пыталась в уме что-то разделить в столбик. У Билли глаза были почти такие же. Джаз унаследовал от матери карий цвет глаз. Он называл их «разумными».
— Чесночный! Хлеб! — прокаркала старуха, тыча в мальчишку дробовиком.
Неторопливым плавным движением Джаз отнял у нее оружие.
— Ну да. Чеснок. После такого ужина все вампиры станут обходить тебя стороной.
Бабуля фыркнула и скрестила руки на груди.
— Вампиров нет. Есть просто чудовища.
С этим заявлением Джаз спорить не стал. Он вернул дробовик бабушке, посмотревшей на него как на новую игрушку. Потом он ей вдруг надоел, и она положила его рядом с диванчиком. Если бы подобные сцены не сделались обыденными, он бы счел их ужасающими или забавными.
Скорее всего забавными.
Он приготовил макароны с сыром, как и обещал. После ужина он стоял у раковины, мыл посуду и смотрел в окно на стоящую в саду старую купальню для птиц, когда бабушка вдруг подошла к нему и отвесила ему подзатыльник.
— Не смей мне грубить! — взвизгнула она.
Джаз вцепился в край раковины и приказал себе не оборачиваться и не отвечать ударом на удар. Она — слабая старуха. Он — сильный молодой парень. Если он ответит, то покалечит ее, если не убьет.
Еще один подзатыльник. Джаз как ни в чем не бывало продолжал мыть посуду. Подобные «нравоучения» бабушки являлись не более чем одним из неизбежных неудобств совместного проживания. Он позволил ей размахивать руками, пока она не выдохлась и в изнеможении не оперлась о кухонный столик, хватаясь за грудь, хрипло и прерывисто дыша. Это было что-то новенькое. Неужели ее прямо здесь хватит инфаркт?
Джаз не знал, что и думать. Если она умрет, то плакать по ней никто не станет. После смерти она сделается еще одной строкой в списке усопших семейства Дентов. Хотя нет, не совсем усопших. Как сказала Мелисса, возможно, забота о бабушке сможет каким-то образом искупить ее грехи. Или грехи отца. Или собственные грехи Джаза. Вполне вероятно, что, заботясь о ней, он заметит что-то в своем характере, подметит какие-то родовые черты или что-то такое, что позволит ему хоть немного постичь нрав своего отца и свою собственную натуру. Это поможет ему построить жизнь так, чтобы его будущее не стало столь фатально-неизбежным, как ему зачастую казалось, — будущее, полное крови и смертей.
Или скорее всего…
— Ты весь в отца, — бессильно выдохнула бабушка, плюхнувшись на стул и, очевидно, раздумав умирать. — Весь в него.
Вот эти слова причинили Джазу настоящую боль. Лучше бы она его избила.
Умыв бабушку и уложив ее спать, Джаз наконец позволил себе развалиться на кровати, но ненадолго. Ему предстояло выработать план повторной вылазки на место преступления. Он изучил местность по картам «Гугл», хотя и так знал ее достаточно хорошо. Затем он сложил в небольшой рюкзак все, что могло понадобиться ему и Хоуви во время их ночной прогулки.
Ничего он не забыл? Джаз откинулся на спинку стула, задумчиво глядя на одну из стен. Давным-давно он приклеил туда изображения жертв отца — сто двадцать три фотографии, вырезанные из газет, распечатанные из Интернета или тайком скопированные на ксероксе из отчетов Г. Уильяма. Джаз сказал себе, что это будет ему напоминанием. Напоминанием о том, что может произойти, если он не станет держать себя в руках.
В этом реестре умерщвленных присутствовало и сто двадцать четвертое фото, приклеенное между восьмидесятой и восемьдесят первой официально признанными жертвами. Джаз считал, что именно тогда Билли убил женщину на той фотографии, мать Джаза.
От нее осталось одно лишь фото. Да еще разрозненные воспоминания из того времени, когда он был гораздо младше: подаренный ею щенок Расти, запах пирожков из духовки и привкус лимонной глазури. Вот и все. Несмотря на то что он едва помнил ее, из слов бабушки и действий Билли можно было заключить, что мать являлась единственным светлым пятном в его жизни, и поэтому Джаз пойдет на все, чтобы сохранить память о ней.
Полиция не нашла никаких доказательств, что Билли убил маму. Как, впрочем, и никто другой. Официально она числилась пропавшей без вести, и дело о ее исчезновении так и осталось нераскрытым. Джаз знал лишь одно: вот только вчера она присутствовала в его жизни, а на другой день исчезла. Ему тогда было восемь лет, и когда он спросил Билли «Где мама?», тот лишь пожал плечами и ответил: «Она уехала». Таковым и оставался его стандартный ответ, как бы Джаз ни допытывался. Просил и умолял — «Она уехала». Плакал и рыдал — «Она уехала». Бушевал и угрожал — «Она уехала».
От нее остались лишь отрывки детских воспоминаний. Кто-нибудь помнит свое детство со всей ясностью? У Джаза оно представляло собой череду каких-то смутных картин и образов. С некоторыми исключениями. Разумеется, он помнил уроки и «наставления» Билли. Помнил день, когда познакомился с Хоуви. Помнил то, что случилось с Расти. А остальное… все как в тумане. Какой-то поток видений, мыслей и чувств, настолько грязный и зловонный, что нельзя было оттуда сделать и глотка, чтобы тебя не вырвало.
И еще одно воспоминание. Или сон. Или все вместе. Джаз точно не знал, что это, но там все являлось реальным. Даже чересчур. Нож. Голос. Голос Билли, он это точно знал, приказывавший ему взять нож. Руки Билли, помогающие ему, снова его голос…
Нож… Нож и плоть, плоть расходится, и он чувствует ее упругость, а почему? Откуда ему знать, что плоть упруга?
Другой голос, сдавленный болью, судорожный.
Билли Дент наотрез отказывался говорить только об одной из своих многочисленных жертв — о Дженис Дент, чего и следовало ожидать. Со времен оных серийные убийцы только притворялись, что чистосердечно признаются, на самом же деле они никогда не рассказывали всей правды. В XIX веке маньяк-убийца Холмс признался, что во время Всемирной ярмарки в Чикаго убил двадцать семь женщин, хотя полиция пребывала в полной уверенности, что количество его жертв перевалило за сотню.
Джаз многое знал об убийцах. Билли изучал серийных убийц, как художники изучают полотна мастеров Возрождения. Он учился на их ошибках. Он беспрестанно думал и говорил о них. И он передал свои знания сыну. Прямо-таки какой-то Счастливчик Джаз — именно это он и запомнил с самого детства.
Убийцы всегда что-то скрывают. Так уж повелось.
Мать Джаза была сокровенной тайной Билли.
Среди ста двадцати четырех портретов жертв в комнате имелось еще одно фото, на сей раз живого человека: черно-белая фотография хорошенькой стройной молоденькой девушки, одетой в строгого покроя платье, в аккуратном берете и с небольшой сумочкой в руках. Она стоит у входа в церковь, улыбаясь в объектив.
Бабушка в молодости. За много лет до того, как она произвела на свет чудовище.
Джаз прошелся по кровавому следу Билли, глядя на фотографии и по памяти называя имена жертв.
— Кэсси Овертон, — начал он. — Фарра Гордон. Харпер Маклеод. — Он закончил перечисление, посмотрев на фото бабушки. — Когда-нибудь, — пробормотал он, — в один прекрасный день я сломаюсь. Я же сын своего отца. Всякое может случиться. И когда этот день настанет, когда я убью свою первую жертву… ею вполне можешь оказаться ты.
Он с удивлением обнаружил, что плачет, но так и не понял, по бабушке он плачет или по себе самому. Он ненавидел себя за саму мысль о том, чтобы убить ее, но ничего не мог с собой поделать — от этой мысли ему становилось хорошо. Она была ужасным человеком, поскольку подарила миру Художника, Зеленого Джека или как там еще называли папашу. Он пытался понять, почему она еще живет, но в то же время хотел, чтобы она исчезла с лица земли. Возможно, что тогда, именно тогда, он не станет чувствовать себя столь виноватым.
Но он знал, что это не так. Чувство вины всегда будет преследовать его. Он не смог защитить родную мать. Он не смог помочь тому парнишке в аптеке, который рухнул прямо к его ногам. Он должен был давным-давно убить Билли, когда тот спал. Бог свидетель, он знал, как это сделать — Билли стал учить его изящному и злодейскому искусству убивать, как только Джаз начал ходить. Он умел обращаться с ножами, пистолетами, топориками, молотками… В ящике на кухне лежала старая ручная дрель, и Джаз вполне мог просверлить папаше башку, пока тот спал. Покончить с ним и предотвратить дальнейшую вакханалию убийств.
Люди часто говорили Джазу: «Тебе было тринадцать лет. Ты уже мог отличить добро от зла. И ты знал, что он творит зло. Почему же ты не остановил его?»
Но они не могли понять, что убийство считалось злом только среди остальных людей. Для Билли и для Джаза оно не являлось злодейством. Вот так его и воспитали: промыли мозги и набили их ложными ценностями. Называйте это как хотите. В итоге…
