Кристофер Райх - Правила обмана
Фон Даникен подошел к окну и посмотрел на реку. Сумерки превратили небо в палитру оттенков серого цвета, воюющих между собой над городскими крышами. Снегопад, который еще несколько минут назад почти утих, снова не на шутку разошелся. Порывы ветра кружили в злом вихре снежные хлопья.
— Не хотите выдавать ордер — не надо, — наконец произнес он.
Марти встал и, обойдя стол, пожал ему руку:
— Рад, что вы восприняли все правильно.
Фон Даникен повернулся и пошел к двери:
— Мне нужно идти.
— Подождите минуту…
— Я вас слушаю.
— Что вы собираетесь делать с этим мини-самолетом? С ЛМА?
Фон Даникен пожал плечами, словно этот вопрос его больше не касался:
— Ничего.
Он солгал.
17
Джонатан следил за входом в здание вокзала Ландкварта и за стоянкой через дорогу, где в середине третьего ряда стояла последняя модель «мерседеса» — именно там, где и было указано на карте из чемодана Эвы Крюгер. Его наблюдательным пунктом стал вход в закрывшийся ресторан в пятидесяти метрах. До этого он часа полтора кружил по вокзалу. Из Шура и Цюриха прибывали поезда. За десять минут до и десять минут после прибытия на тротуарах у вокзала было многолюдно. И движение на стоянке тоже оживлялось. А затем все утихало до прихода следующего поезда. За это время ни один полицейский не попал в его поле зрения. Сказать, охраняемая это стоянка или нет, было трудно. Но Симона, пожалуй, оказалась права: Эммины вещи хотели украсть «неправильные» копы.
Без пяти шесть вечера движение на дорогах достигло своего пика. Мимо тянулась ослепляющая вереница автомобильных фар. Стараясь согреться, Джонатан не переставая притоптывал на месте. Невзирая на возмущение Симоны, он оставил ее на въезде в город. Есть время для работы в команде, а есть — для одиночной. И сейчас его сольный выход. Поеживаясь от холода, он продолжал наблюдать за «мерседесом».
Получить письмо.
Предъявить квитанции.
Забрать вещи.
Узнать по карте, где находится машина.
Переодеться. Зачесать волосы. Надеть обручальное кольцо.
Поменять жизнь.
Передать свитер и конверт со ста тысячами франков.
Но где? Когда? Кому? И наконец, вопрос, который просто приводил его в бешенство: зачем?
Джонатан теребил в руках ключи от машины и думал об Эмме.
Вопрос: когда она твоя жена, она — твоя жена? А когда она не твоя жена, кто она?
Доктор Джонатан Рэнсом, выпускник Колорадского университета в Боулдере, ведущий хирург больницы Слоуна-Кеттеринга в Нью-Йорке и стипендиат госпиталя при Оксфордском университете по специальности «реконструктивная хирургия», стоит на летном поле монровийского аэропорта «Робертс» и наблюдает, как последний пассажир покидает самолет и идет к зданию аэровокзала. В восемь утра солнце еще низко висит в злом, оранжевом небе. Но день уже жаркий и влажный, в воздухе ощутимо присутствуют запахи топлива и морской соли, тишину прорезают крики чернолицей толпы, собравшейся у высоченного забора, ограждающего с дальнего конца взлетно-посадочную полосу. А тра-та-та-та автоматных очередей раздается совсем близко.
«Беспокоиться совершенно не о чем, — пообещали ему, когда вводили в курс дела, — сражения происходят только в сельской местности».
Он идет к зданию иммиграционной службы, проходит мимо двух уже распухших трупов, прислоненных к забору. Судя по всему, мать и дочь, хотя они так облеплены мухами, что трудно сказать что-либо наверняка.
— Мистер Рэнсом?
Около него притормаживает потрепанный военный джип. Из-за руля выглядывает молодая, загорелая женщина, с золотисто-каштановыми волосами, стянутыми на затылке в хвост.
— Вы — доктор Рэнсом? — Она старается перекричать гул самолетов. — Залезайте. Я спасу вас из этого балагана.
Джонатан забрасывает сумку на заднее сиденье джипа.
— Я думал, бои идут далеко, — говорит он.
— Это не бои, это диалог. Вы что, не читали газет? — Она протягивает руку. — Эмма Роуз. Очень рада.
— Я тоже рад, — говорит Джонатан.
Они проезжают какие-то жуткие трущобы. Ему еще никогда не доводилось видеть стену бедности пять миль длиной и десять этажей высотой. Город заканчивается внезапно, а вместе с ним заканчиваются шум и скудость, уступая место тишине и буйству сельского пейзажа.
— Первое назначение? — спрашивает Эмма. — К нам часто присылают новичков.
— Почему?
Вместо ответа — улыбка Моны Лизы.
Госпиталь находится в переделанном здании коллектора прямо на краю мангровых болот. На земле лежат десятки женщин и детей, унылое здание заляпано чем-то грязно-красным. Многие люди ранены, у некоторых ранений несколько. Но в знак протеста они молчат.
— Такие группы поступают к нам примерно раз в несколько дней, — объясняет Эмма, останавливая джип. — Минометные атаки. К счастью, по большей части раны поверхностные.
Джонатан замечает, что у одного мальчика из голени торчит осколок шрапнели. «Поверхностные» означает, что он не умрет от потери крови.
Приземистый бородатый человек с красными глазами горячо приветствует Рэнсома. Это доктор Делакруа из Лиона.
— Хорошо, что самолет не задержался, — говорит он, вытирая руки об испачканную кровью футболку. — Во второй операционной вас ждет девочка. Ей правую руку оттяпало.
— Оттяпало?
— Ну, знаете, бывает. — И Делакруа жестом изображает падающую гильотину. — Мачете.
— Где я могу подготовиться? — спрашивает Джонатан.
— Подготовиться? — Делакруа с Эммой устало обмениваются взглядами. — Руки можно помыть в уборной. Там же найдете перчатки. Но берегите их. Мы стараемся использовать каждую пару как минимум раза три.
После Джонатан стоит в той части полевого госпиталя, которая одновременно служит террасой, приемным отделением и сортировочной. Время около полуночи. Во влажном горячем воздухе далеко разносятся крики обезьян ревунов и вспыхивают огоньки трассирующих пуль.
— Кофе? — Эмма протягивает ему кружку.
Сейчас она выглядит по-другому — не так, как утром. Худенькая, даже кажется ниже ростом и совсем замученная.
— Нет первой положительной, — говорит Джонатан. — Двоих мы потеряли, потому что не хватило крови.
— Лучше вспомните, сколько спасли.
— Да, но… — Он сокрушенно качает головой. — Здесь всегда так?
— Нет, всего-навсего через день.
Теперь настает очередь Джонатана не отвечать.
Эмма смотрит на него задумчиво.
— Люди постарше сюда не едут, — произносит она через какое-то время.
— То есть?
— Вы же хотели знать, почему всегда присылают только новичков. Вот именно поэтому. Здесь очень трудно. Тяжелая работа доводит людей до исступления. Выматывает все силы. Те, кто постарше, плохо справляются с этим. Говорят, видеть мертвецов так много и так часто можно, только пока сам не задумываешься о смерти.
— Понимаю…
— Это вам не Англия. — Эмма сочувствует ему как боевой товарищ. — Я видела, вы учились в Оксфорде. Я тоже — в Святой Хильде. Сравнительная политология.
— Хотите сказать, вы — не врач?
— Да, не врач. Медсестра — моя вторая профессия, а основная — управление делами. Логистика и все такое. Если бы сегодня у нас хватило первой положительной, вы благодарили бы именно меня.
— Я вовсе не хотел… — начал извиняться Джонатан.
— Конечно не хотели.
— Поначалу я даже не понял, англичанка вы или нет. Я имею в виду, что у вас легкий акцент. Я думал, шотландский или центральноевропейский. Может, Прага — что-то в этом роде.
— Акцент? Да нет. Я родилась на юго-западе. Корнуолл. Мы все там говорим забавно. Мыс Лендс-Энд. Пензанс. Знаете?
— Пензанс? Что-то слышал. — Он набирает побольше воздуха и, хотя знает, что будет выглядеть по-дурацки, выпячивает грудь и поет:
Известны мне все новости Ассиро-ВавилонииИ факты занимательные из Второзакония:А также математику я знаю очень здорово —От формулы Лагранжевой до строя Пифагорова.
Она молчит, тогда он добавляет:
— Гилберт и Салливен, «Пензансские пираты».[15] Только не говорите мне, что вы не знаете…
Внезапно Эмма взрывается хохотом:
— Конечно знаю. Однако не ожидала услышать их в дикой Африке. О боже, вы — их поклонник.
— Не я — мой отец. Он был дипломатом. Где мы только не жили! Швейцария, Италия, Испания. И он очень любил оперетту. Он мог спеть эту арию на английском, немецком и французском.
Тишину ночи нарушает ритмичный бит бас-гитары. Эмма указывает в ту сторону, откуда доносятся звуки:
— Это клуб «Мутаига». Там большая танцплощадка.
— Клуб «Мутаига» находится в Найроби. Я смотрел «Из Африки».
— Я тоже, — шепчет Эмма, привстав на цыпочки. — Никому не говорите, что я украла у них название. Пойдете?
