Дэн Уэллс - Необитаемый город
— Но вы не можете быть в этом уверены! — кричу я. — Вы сейчас высказываете предположения, отметая мою мысль, как отметаете все, что я говорю!
Санитар пытается перехватить меня, едва я делаю шаг к врачу. Литтл неожиданно достает из кармана телефон, и я подаюсь назад, съеживаясь от воспоминания о боли. Он держит мобильник перед собой, словно крест, заставляя отступать дальше.
Какое-то время врач смотрит на меня.
— В этом ничего нет, — произносит он наконец. — Абсолютно ничего. Я отметаю то, что вы говорите, поскольку подобные мысли заведомо глупы: в вашей голове нет никаких электрических сигналов или инопланетян. — Он оглядывает собравшихся пациентов. — Возвращайтесь к себе… мы закончили.
Литтл поворачивается и уходит. Громила-санитар, будто телохранитель, шествует рядом.
Во мне сидит устройство слежения. Другого объяснения нет. Когда меня похитили, в мозг внедрили нечто, реагирующее на электронные поля. Так они следят за мной, контролируют и делают все остальное. Доктор Литтл не верит в это или намеренно лжет. Вот только кого он обманывает — меня или себя? Либо он игнорирует неприятную ситуацию, либо покрывает преступников.
— Эй, Майк!
На пороге стоит Девон. Он ухмыляется:
— Тут к тебе пришли.
Люси! Вскакиваю и устремляюсь к двери:
— Наконец!
— Это твой отец.
Замираю на месте. Мой отец. Начинаю считать: почти месяц я провел здесь, плюс две недели, события которых не могу вспомнить, — не виделись мы долго. Отец. Чувствую, как вытягивается лицо. Невольно отступаю.
— Чего он хочет?
— Увидеть тебя, старина, — говорит Девон. — Он же твой отец, — конечно, он хочет тебя увидеть. — Я не двигаюсь с места, и санитар касается моего плеча. — Эй, Майк, ты здесь уже пять недель, а к тебе всего третий посетитель. Иди поздоровайся со стариком. Давай.
Девон не оставляет времени на размышления — хватает и тащит к двери. Я позволяю провести себя в коридор через общую комнату. У стены, с шапкой в руках, замер отец. Каждый раз, выходя на улицу, он надевает шерстяную шапку.
Увидев меня, отец распрямляется. На его лице выражение жесткое и непреклонное. Останавливаюсь в нескольких футах от него, демонстрируя полное безразличие.
— Меня попросил прийти доктор Литтл, — без обиняков сообщает он.
Жду, что отец скажет еще, но он молчит.
Не отрываю взгляда от пола.
— Наверно, он думает, это поможет мне.
Отец кряхтит:
— Значит, плохо нас знает.
— Ты не хочешь сесть?
— Я здесь не задержусь.
Киваю. Все верно. Я тоже не хочу проводить с ним много времени. Смотрю на стену, не зная, что сказать.
— Как ты доехал? Пробок не было?
— Были как всегда.
— Ага. — Очередной кивок.
Не слишком ли часто я киваю? Может быть, это диски… как она там называется? Дискинетика? Что-то многовато я волнуюсь в последнее время.
Упорно изучаю стену и стараюсь не двигаться.
— Доктор спрашивал о матери, — произносит отец, и в его голосе появляется гневная нотка. Она пока малозаметна, но я хорошо научился распознавать этот сигнал приближающегося бешенства. — Про ее болезни и все такое. Хочет узнать, была ли она сумасшедшая, как ты. Что ты рассказывал им про мать?
— Ничего, — тут же отвечаю я. — Меня и не спрашивали.
— Мне не важно, какие они задавали вопросы. Меня интересует, что ты им понарассказывал. — Голос его становится громче.
Снова чувствую себя ребенком. Как много лет назад, когда я стоял в углу и слушал его ругань: он бранил меня за то, что я что-то сломал, за то, что играл слишком далеко от дома. Отец всегда злился, если я куда-то уходил. Наверно, боялся, что они снова придут за мной.
Покачиваю головой, глядя в пол:
— Я им ничего не говорил. По крайней мере про маму. Она к этому не имеет никакого отношения.
— Ты чертовски прав, — рычит он. — Мне не нравится, когда ты тут носишься, тупой и психованный. Но еще меньше мне понравится, если ты выставишь тупой и психованной свою мать. Ты слышишь меня, парень? Она этого не заслуживает.
— Прошу прощения, сэр… — вмешивается Девон, выступая вперед, но мой отец свирепо обрывает его:
— А ты не суй свой нос в наши дела, ясно?
Девон стоит некоторое время на месте, потом огибает нас и направляется к выходу.
Что-то здесь не так. В прошлый раз, несколько лет назад, когда я лежал здесь, у доктора Литтла имелась полная история моей болезни и история болезни матери. Какой смысл задавать новые вопросы на сей счет? Истории болезней покойников не меняются.
— О чем он тебя спрашивал?
— Какая разница?
Я топчусь на месте, пытаюсь набраться смелости. Взгляд по-прежнему не отрываю от пола.
— Просто хочу знать, какие вопросы они задают, — спокойно говорю я. — Мне нужно понять, что, по их… по их мнению, со мной не так.
— Не так с тобой то, что ты слабак. Всегда был слабаком. У меня нет времени таскаться в психушку каждый раз, когда тебе взбредет в голову что-то такое, с чем ты не можешь справиться. Твоя мать заслуживает лучшего.
Моя мать. Все всегда сводится к ней.
За спиной отца появляется доктор Литтл. В нескольких шагах за ним с суровым выражением лица стоит Девон.
— Прошу прощения, сэр. — Врач кладет руку отцу на плечо. — Если не возражаете, у меня к вам есть еще несколько вопросов.
— Конечно, — резко отвечает отец.
Он поворачивается и вместе с доктором Литтлом идет к двери, даже не попрощавшись и не взглянув на меня напоследок. С облегчением смотрю, как он удаляется.
Мать точно заслуживала кого-нибудь получше.
Глава 12
— Отлично, — улыбаясь, говорит Линда. — Превосходно, Гордон.
Гордон с ухмылкой смотрит на нее, его руки со шваброй продолжают двигаться туда-сюда, туда-сюда на высоте полных шесть дюймов над полом общей комнаты.
— Не забывайте, что швабра должна касаться пола, — напоминает Линда, и глаза Гордона расширяются от отчаяния.
Швабра замедляется, но не опускается, и Линда подходит к нему, как всегда мягкая и любящая.
— Все хорошо, Гордон, вы делаете важное дело! — Она перемещает его руки, пока швабра не касается пола. — Вот так, теперь правильно! Продолжайте подметать.
Гордон снова улыбается.
— Но это глупо, — говорит Стив. — Подметать пол не наша обязанность, для этого здесь, как в гостинице, есть уборщики. Я предпочитаю заказывать обслуживание в номерах.
— Это ваш дом, — произносит Линда. — Разве вы не считаете, что должны помогать с поддержанием порядка в своем жилище?
— Для этого есть уборщики, — упорствует Стив. — Я их видел. Один приходит по вечерам.
— Уборщики есть. Но важно научиться делать это самим. Вы же не собираетесь жить здесь вечно?
— Я здоров. Мы с Джерри выписываемся на следующей неделе.
— Не думаю, что вы нас так скоро оставите, — возражает Линда. — Но в конечном счете вас выпишут. И наша задача — научить вас тому, что понадобится в жизни.
— Я уже умею подметать, — говорит Стив. — Видите? Гордон, дай-ка швабру, я покажу.
Несколько секунд он борется с Гордоном, который хочет махать шваброй по полу. Линда разнимает их.
— Стив, можете не показывать, я верю. Хотите попробовать что-нибудь еще? Профессиональные навыки?
— Я работал в книжном магазине.
— У нас здесь есть кассовый аппарат, — говорит она, подводя его к обеденному столу. — Майкл, вы можете выступать в роли покупателя.
Я делаю несколько шагов следом за ней. На столе, как серая металлическая жаба, стоит кассовый аппарат.
— У нас здесь целый мешок пластмассовой бакалеи, — сообщает Линда, показывая на груду игрушек. — Вам нужно только… — Она поворачивается и видит, что я остановился на полпути. — Давайте, Майкл, это так забавно. Вы поможете Стиву.
Я молчу.
— Майкл боится, — говорит Стив. — Думает, касса его убьет.
— Она меня не убьет.
— Считает, машина может прочесть мысли, внушить ему что-нибудь. Он вроде как сумасшедший.
Я молчу. Какой смысл что-то говорить?
— У нас тут есть несколько чокнутых, — констатирует Стив, подается к Линде и шепчет: — Но думаю, с Майклом совсем дело плохо. Ему следует показаться психиатру.
— Хорошо, вы и самостоятельно сумеете разобраться с кассовым аппаратом, — говорит Линда, — а я пообщаюсь с Майклом наедине. — Она оставляет Стива у стола и, чуть заметно улыбаясь, направляется ко мне. — Майкл, вы сегодня нормально себя чувствуете?
— Это не имеет значения.
— Почему?
Качаю головой:
— Я не выйду отсюда. Живым.
— Думаете, вашей жизни угрожает опасность?
Я отворачиваюсь. Не хочу говорить, что на меня не стоит тратить время. Она собирается сюсюкать о солнечном свете, или о счастье, или о других глупостях.
— Майкл, пойдемте, хочу показать вам кое-что.
