Игорь Сахновский - Человек, который знал все

От этих скромных развлечений Безукладникова отрывали только ежевечерние приезды Стефанова, который привозил с собой сигареты и охлажденную сухомятку в скользких целлофановых обертках, с брезгливой миной упихивал ее в холодильник, после чего задавал пять-шесть заготовленных впрок вопросов на разные темы. Ему, видите ли, приспичило выяснять:

Какая фамилия записана в его собственной записной книжке на странице под буквой "Т"?

Кто и с какой целью повредил черепичную кровлю Чкаловского горсовета в апреле 1952 года?

Где в настоящий момент скрывается гражданин Ольшанский Денис Альбертович?

Какой адрес электронной почты у генерал-лейтенанта Майкла Хейдена?

И прочую подобную бредятину.

Но вид у Стефанова при этом был страшно серьезный, примерно как у физикаядерщика на полигоне в час эпохальных испытаний. Безукладников же отвечал со сведенными скулами и с той зверской вежливостью, которая заменяет воспитанному человеку чистосердечный отсыл собеседника прямо в органы выделения.

– Я вам напомню, Валентин Дмитриевич. На букву "Т" у вас там записан некто Тиримисин Ч.П., которого просто не существует. Вы его сами сегодня утром придумали и вписали себе в книжку. Только для того, чтобы задать мне этот вопрос… Да, чуть не забыл. У вас есть телефон? Мне нужно позвонить… Про Чкаловский горсовет вы как-то грубо сочинили. Неинтересно. Там на крыше никакой черепицы не было в помине. Только шифер. А старик Ольшанский никуда не скрывался – он умер три года назад у себя дома, в своей постели. Вы все это и без меня знаете. И хватит уже, б…, меня испытывать, как подопытного кролика!!.. Извините. У вас есть телефон?

– Зачем вам телефон?

– Мне надо позвонить жене.

– Это исключено. Никаких звонков. Тем более – на дачу к Шимкевичу.

Вы уже один раз позвонили…

– Вы слушали?!. Ну да, разумеется. Вы слушаете. Это ваш священный долг. Такая защита родины. Любовь к отечеству в скрытой форме. Вы что, думаете, я не позвоню позже, когда выйду отсюда?

Лицо Стефанова резко отяжелело.

– А почему вы решили, что я вас выпущу? Я не самоубийца. Вас уже разыскивают все, включая мое ведомство. Поэтому предупреждаю: давайте без глупостей.

Полковник заложил руки за спину и прошелся так взад-вперед, отчего комната сразу стала похожа на камеру или кабинет следователя.

– Что насчет Майкла Хейдена? Его адрес.

– Дайте мобильник на минуту. Мне позарез нужно позвонить!

– Вы намерены торговаться? Тогда у меня единственный выход -застрелить вас. Хлопотно, конечно, и грязно. Но других вариантов нет.

Безукладников снова лег и отвернулся к стене, поджимая колени к животу и съеживаясь, как еще не рожденный младенец. Ему проще было говорить со стеной. Но свой же голос был чужим, вымученным.

– Хейден не поверит вам. Он даже не ответит.

– А кто ответит?

– Кто ответит… Уильям Уайт, первый заместитель. Бывший начальник группы "А". Можете писать ему по-русски, он прочтет. Пишите. Запрашивайте свои шесть миллионов… Не слишком ли жирно, полковник?

– Не слишком. Эймс получил два миллиона семьсот тысяч. Почти три миллиона. Чем я хуже Эймса?

– Эймсу платили русские. В сущности, ваши коллеги. Вас они проклянут.

– Только не надо высоких материй. Вы уверены, что он ответит?

В электронном письме, которое Стефанов отправил поздним ноябрьским вечером из молодежного Интернет-кафе, говорилось, что в мире не существует более страшного и дальнобойного оружия, чем "человек, который знает все" (выражение самого полковника). Это не спекулятивная выдумка – такой человек есть, он сейчас проживает в России и ни от кого не скрывает своих грандиозных возможностей. А потому слишком реальна угроза, что уже в ближайшее время он будет захвачен каким-либо преступным кланом или террористической группой, что наверняка приведет к тяжелейшим последствиям. Единственный способ предотвратить опасное развитие событий – как можно скорее передать уникального "носителя информации" в распоряжение самой мощной и влиятельной спецслужбы (тут Стефанов сделал глубокий реверанс в сторону своего адресата), и пишущий письмо имярек готов этому способствовать в обмен на достойное вознаграждение.

В качестве предварительных доказательств собственной правдивости полковник: 1) указывал на тот факт, что отправляет письмо на приватный электронный адрес, который известен только Айрис Уайт -супруге адресата; 2) выражал соболезнование по поводу острых желудочных недомоганий у его домашней любимицы, французской бульдожки Элеоноры; и 3) походя называл код доступа к центральному серверу Агентства Национальной Безопасности США.

Кроме того, Стефанов предлагал своему заокеанскому клиенту задать контрольные вопросы любой тематики, чтобы лишний раз убедиться в редкостных возможностях "носителя информации". А на прощанье предупреждал, что оставляет за собой право обратиться к другому (возможно, конкурирующему) ведомству в случае неполучения отклика от господина Уайта в течение одной недели.

Безукладникову уже третью ночь снились нереально изумрудные берега маленькой башкирской реки, куда его мальчиком чуть не насильно привозила мать для поправки слабогрудого здоровья на деревенском воздухе и молоке. Было заметно, что матери нелегко даются эти поездки за сотни километров, с тяжелыми сумками, на раздолбанных автобусах – все ради сыночка, и надо было отвечать как-то материнским ожиданиям. А его, неблагодарную скотину, выворачивало наизнанку не то что от вкуса – от одного только запаха парного молока. Даже само это сочетание слов "парное молоко" отдавало пахучим паром над коровьими лепешками и вызывало все новые судороги в пищеводе. Единственным заметным событием на фоне однообразных молочных терзаний стала коммерческая сделка, предложенная Безукладникову местной пьяницей по имени Неля. Неля ходила по деревне в мужской рубахе и жеваной школьной юбочке, оголявшей красновато-коричневые ноги до самых возвышенных синяков. Ей не хватало сорока копеек на вино. У Безукладникова сорок копеек были. Даже сорок пять. Во имя этой суммы жаждущая Неля решила ознакомить городского богатея со своим природным феноменом – задрала до горла рубаху и показала сильно разнокалиберные груди. Поскольку Безукладников обозрел достопримечательность молча, без восторгов, Неля от своих щедрот разрешила потрогать. Трогать он не стал, но впечатлен был – даже не разницей величин левой и правой, а контрастом между грубостью замусоленных солнцем тощих ключиц и голубоватой пухлой белизной над ребрами, вокруг сосков. А тут еще некстати приплыло понятие "молочные железы", вычитанное в гигиенической брошюрке для взрослых, и Безукладникова снова затошнило.

Чуть позже, перед самым отъездом из деревни, он найдет способ, вернее, одно спасительное слово, избавляющее от молочных кошмаров, -

"виноград". Винограда поблизости не было и в помине, но одного этого прохладного слова, произнесенного мысленно, хватало на то, чтобы укрощать позывы и не выворачивать наизнанку нутро.

Глава четырнадцатая

Пока Безукладников смотрел свои молочно-виноградные сны, полковник Стефанов сна практически лишился. Хотя он и вытребовал у "носителя информации" подтверждение, что ответ точно придет, причем не раньше пятницы, его одолевал нестерпимый зуд где-то в области подмышек, и хотелось каждую минуту проверять почту. На служебном компьютере это было исключено, на домашнем – тоже. Всю неделю по вечерам Стефанов натягивал на себя старый лыжный костюм, джинсовую куртку с капюшоном и ехал в игровой клуб для тинейджеров или в кафе, где имелся доступ к Интернету. Он плоховато верил в происходящее, но уже не мог думать ни о чем другом. Он даже чуть не пропустил свидание с Шимкевичем, а на самом свидании ограничился безличным сообщением: в аппарате губернатора известно, что на босса готовят покушение.

– Кто?! – возбудился Шимкевич.

– Хотите знать, кто готовит? – Стефанов с трудом спрятал ухмылку.

– Кто стукнул?

– Анонимный источник. Пока не выяснили.

– И кого назвал? – Шимкевич достал зубочистку, имитируя спокойствие.

– Никого. Указал дату и место.

Депутат ковырял в зубах, пожалуй, слишком сосредоточенно.

Стефанов поднялся, чтобы откланяться. Он ждал еще одного вопроса и не ошибся.

– Этот дятел с Кондукторской не прорезался?

– Вряд ли он вообще жив. Если прорежется – дам знать.

На обратном пути, пережидая светофор и уставясь на дворники, стирающие со стекла ночную морось, Стефанов снова подумал о том, что если в пятницу письма не будет, то дачного постояльца придется скорей всего тихо-мирно увозить за город и там закапывать.

В пятницу снова пошел снег, но не лег, а сразу раскис, необратимо лишний.

Безукладникова всю жизнь мучила догадка, что лишние вещи, на самом-то деле, гораздо нужнее насущных. Что на "лишнем" как раз все и держится. Впервые это пришло ему в голову сто лет назад, когда он стоял в очереди к автоматам с газированной водой в Центральном парке культуры и отдыха. Культурно отдыхающие полоскали стеклянный стакан общего пользования дважды – перед тем, как пить, и сразу после. Вся очередь могла видеть, как впереди стоящие, напившись газировки, мыли после себя стакан: ставили его горлом вниз в мокрую железную лунку и надавливали на донышко. Но каждый следующий, прежде чем пить, опять и опять повторял эту процедуру… Неподалеку томилась другая очередь – к прилавку с газовым баллоном, где надували воздушные шары. И целая толпа довольно унылых, не слишком хорошо одетых людей дожидалась возможности заплатить за то, чтобы их шарики неестественно вертикально торчали на ниточках либо уносились навсегда, отпущенные в задымленное небо.