Василий Горлов - Код Маннергейма

Тарелка выглядела почти декоративно. На желтых спагетти аппетитной красочной горкой выложены сваренные в томатном соусе маленькие кусочки мяса, перца, моркови, лука, редьки-лобо и чеснока. Анна вдохнула аромат и, предвкушая удовольствие, по-детски причмокнула. Поев, она удовлетворенно вздохнула:

— Уф, настоящая дунганская лапша, как мамина.

Николай, закурив, кивнул:

— На здоровье.

Анна принесла из машины шкатулку из карельской березы, устроила ее на столе и разложила перед Полуверцевым тетрадь в черном коленкоровом переплете с потрепанным, как будто обгоревшим уголком и несколько старых почтовых конвертов.

— Коля, мне нужна твоя помощь, — кивнув на тетрадь, она пояснила: — Эти документы мне перед смертью передал дед. Здесь дневник азиатского путешествия барона Маннергейма и его письма. Похоже, дедушку убили именно из-за этих бумаг — маршал в сорок четвертом спрятал где-то здесь неподалеку, на островах Выборгского залива, клад, и дед поручил мне его отыскать. Ты мне поможешь?

Она ждала ответа, нервно покусывая веточку малины, густые заросли которой окружали беседку.

Николай осторожно поделился своими сомнениями:

— Ты не сердись, Анюта, но поиск клада — уж больно романтическое занятие. Я, честно говоря, не представляю, как реально за это браться. В общем, это, конечно, не важно, и чем смогу я тебе помогу.

Но… ты уверена, что клад действительно существует?

— Дед знал это точно. Я еще не успела разобраться в бумагах… кстати, может быть, ты оставишь их у себя и посмотришь? А когда вернешься в Питер, все обсудим, ладно? А то мне сегодня еще оперу снимать в Выборгском замке. Всю ночь не спала, — Она зевнула и почувствовала, как от сытости навалилась усталость и закрываются глаза.

— Пойдем-ка, я устрою тебя на втором этаже. Поспишь хоть немного.

— А как же Стасис — им, наверное, надо уезжать?

— Я думаю, они все равно будут обедать. В крайнем случае, что-нибудь придумаем.

Анна благодарно чмокнула Николая в небритую щеку и поплелась за ним в дом. На веранде, где разлегся в теньке черный кобель, она остановилась:

— А как его зовут?

— Его зовут Собака Лир.

— Он очень похож на дедушкиного Микеля. Его тоже убили.

Собака Лир, услышав свое имя, приветливо замахал хвостом, ужал уши и ткнулся Анне в ладонь прохладным влажным носом.

Поднимаясь на второй этаж по крутой узкой лестнице, Анна вдруг перегнулась через перила и строго сказала Полуверцеву:

— Ты не думай — на поиски есть деньги. Я теперь богатая, мне дед наследство оставил, — и показала Николаю язык.

— Ладно, иди спи, миллионерша.

Николай устроился в беседке и, раскурив трубку, извлек из шкатулки дневник маршала. Коснулся кончиками пальцев потертого состарившегося коленкора обложки и, удивляясь собственной реакции, ощутил нечто похожее на благоговейный трепет. Пожелтевшие от времени страницы хранили историю.

…Резко встав на стременах и обернувшись, я увидел, что в нескольких саженях от нас на тропу рухнула каменная глыба в рост человека. Из-под куска скалы торчали шея и голова лошади, сотрясаемые предсмертными конвульсиями, и человеческая нога в сапоге. Камнем придавило ехавшего прямо за нами солдата Гаврилова. Истошно кричал рядовой Копылов — ему раздробило голень. Нас с Серьгой спасла лишь сверхъестественная чуткость Талисмана.

Солдаты спешились и кое-как успокоили напуганных лошадей. Вооружившись кольями от палаток, мы приступили к камню, и, после неимоверных общих усилий, огромный валун удалось скатить с тропы вниз. Тяжело съехав по осыпи и подняв веер брызг, он плюхнулся в реку.

Серьга проворно вскарабкался на скалу, откуда рухнул камень, и несколько минут спустя вернулся очень встревоженный.

— Ваше высокоблагородие, — зашептал он, оттащив меня в сторону, — там засада была, рычагом раскачали каменюгу-с. Под счастливой звездой вы родились, ваше высокоблагородие. Камень-то для вас готовили, это уж точно-с. Двое там были, ушли вверх лощиной, по виду — кыргизы.

Я собирался немедленно устроить погоню, но Серьга меня отговорил, объяснив, что в ущелье наверху очень много пещер.

— Не найти аспидов там, ваше высокоблагородие, даже и не пытайтесь — самое там разбойничье место-с. А конь-то у вас справный. — Он ласково потрепал Талисмана.

Испытывая стыд, я ругал себя за расслабленность и мечтательные настроения, неподобающие офицеру при выполнении важного секретного задания. Из-за моего легкомыслия погиб солдат, получил ранение другой, а сам я уцелел только чудом. Копылову отрядный фельдшер наложил на раздробленную ногу шину. Раненый лежал на каменистой обочине тропы, по бледному лбу струился пот, и он часто моргал. Его лошадь пришлось пристрелить — несчастному животному сломало позвоночник.

Я отправил двух солдат наверх, откуда просматривался большой участок тропы — дозор, конечно, следовало выставить намного раньше, — и занялся печальным делом. Нужно предать тело Гаврилова земле.

Мы похоронили его тут же у дороги, завалив камнями. По христианскому обычаю установили крест, сооруженный Малоземовым из палаточных кольев. Ротмистр тихо бормотал слова заупокойной молитвы. Стоя с обнаженной головой и мысленно прося прощения у погибшего, я думал о том, как много безымянных могил русских солдат остается на чужбине. Нет им числа в Маньчжурии, вот теперь и здесь, у подножия Божьего трона, появился деревянный крест без имени.

Прервали печальную церемонию дозорные, доложившие, что по тропе в нашу сторону движется отара, сопровождаемая несколькими конными азиатами. Приказав на всякий случай приготовиться к обороне, я забрался на скалу, чтобы рассмотреть в бинокль визитеров. Наверху я понял, почему нападавшие не стреляли: площадка, на которой устроили засаду, не годилась для стрельбы — высокие уступы почти полностью закрывали тропу. Спустившись, я занялся неотложными делами. Предстояло отправить раненого на Кольджатский пост и продолжать столь неудачно начавшееся путешествие. Серьга все вертелся рядом и наконец, решившись, обратился ко мне:

— Так вот, значится, ваше высокоблагородие, — он засопел носом и сокрушенно покачал головой, — чуяло мое сердце — не к добру все это-с. Я вот что думаю: дороги до Кашгара отсель верст двести будет, однако же заблудиться невозможно — одна тропочка-то в горах, да и кыргизы с летовок вертаются — завсегда помогут-с. Так что вы уж дозвольте, ваше высокоблагородие, мне остаться: я вашего раненого на заставу доставлю, а оттуда его в гарнизон к докторам отвезут-с. Так как, ваше высокоблагородие? — И он изумительно честными глазами уставился на меня.

— На ирбиса собираешься поохотиться, а, Сергей Карпыч?

Он усмехнулся, и глаза его привычно хитровато прищурились.

— С умным человеком завсегда дело иметь приятно-с. Ну так как, ваше высокоблагородие?

Я согласился. Серьга, видимо, опасаясь, что потребую вернуть часть выплаченных ему денег, начал торопливо говорить, что «о войне уговору не было-с», но я махнул рукой — сейчас не до мелких денежных расчетов.

Дождавшись отару, я поручил Копылова заботам Серьги и пастухов, дал команду на марш, и вскоре роковой скальный уступ скрылся за поворотом. Отныне отряд придерживался боевого порядка: впереди, на удалении, двигался разведочный авангард. Нам предстояло преодолеть более двухсот верст горной дороги.

Продолжительное путешествие постепенно притупило остроту восприятия величественной дикой природы. Привычными стали скальные стены — чтобы пройти под ними по узкой каменистой тропе, край которой обрывался в скрытое вечной темнотой дно глубокого ущелья, приходилось спешиваться и вести коней в поводу. Уже не восхищали белоснежные сверкающие уступы ледников, днем звенящих капелью и вновь замерзающих ночью; и бесконечный темный небосвод, сияющий мириадами ярких звезд, и изумрудные полосы высокогорных лугов, пестрящих мелкими бело-желтыми звездочками эдельвейсов. Лишь возвышавшийся над горной страной Тянь-Шань пик Хан-Тенгри постоянно менял свой облик. Багровый на закате и розовато-белый, зефирный на рассвете, мрачный, почти черный, когда у подножия бушевали бури, и ослепительно сверкающий ярким солнечным днем — он как будто сопровождал нас, и я не уставал любоваться им.

Путешествие продолжалось без происшествий. Арьергардные солдаты докладывали, что временами видели на большом удалении следующих за нами двух всадников, но предпринятые меры, — боевой порядок на марше и постоянное охранение временных биваков — очевидно, не позволили неприятелю нанести нам урон.

Довольно часто встречались кыргизские отары, возвращавшиеся в предгорья на зимовку. Изредка наш путь пересекался с торговыми караванами, иногда довольно большими, из нескольких сотен вьючных верблюдов. Они везли в Россию чай, шелковые ткани и другие экзотические товары — мы шли по одному из отрезков Великого шелкового пути, существовавшего уже более тысячи лет. С одним из таких караванов пришли два буддийских монаха, в красно-коричневых халатах и остроконечных, желтого цвета шапках. Они не знали русского языка, и нам пришлось объясняться, используя имевшийся в нашем распоряжении скромный запас китайских слов: переводчика для экспедиции предстояло нанять в Кашгаре.