Владимир Сухарев - Стая

Если бы Игорь работал следователем давно, он бы вызвал Серёгина повесткой на официальный допрос, они бы мило побеседовали, и ничего нового Игорь не узнал бы. Серёгин вообще мог не захотеть разговаривать. Да и не было у Игоря особого желания напакостить Одинцову, просто его увлек азарт ищейки, когда правду нужно добыть любой ценой. Поэтому Борисов пристегнул кобуру, проверил пистолет, взял маленький диктофон и служебную машину. Предварительно он позвонил двум своим друзьям и попросил их помочь разобраться с одним негодяем. Бывшие спортсмены, а нынче коммерсанты, охотно выразили желание поучаствовать в маленьком предновогоднем приключении. Широкоплечие и светловолосые, оба приятеля Игоря, походили на гангстеров из какого-нибудь американского фильма, и как нельзя лучше подходили своим внешним видам для роли, которую он им приготовил.

Взяв адрес Серёгина в материалах дела, Игорь, захватив двух друзей, подъехал к дому Серегина и остановил машину на другой стороне улицы, напротив его подъезда. Пока оставалось время, он тщательно инструктировал своих друзей. Те молча кивали и разминали плечи.

ГЛАВА 18

Коля Лыков валялся на бетонном полу камеры в следственном изоляторе. Он потерял счёт времени. Как только он поднимал голову от холодного пола, тотчас в камеру заходили двое парней и начинали его мутузить. Били умело, только по телу и ногам, голову не трогали. Стоило Коле потерять сознание, парни выливали на него ведро холодной воды и уходили до следующего Колиного прояснения. Сколько это продолжалось и когда кончится, Коля не знал. В его сознании почему-то вертелась только одна мысль: лежать на бетонном полу в мокром виде — это значит неминуемо получить туберкулёз. Однако доползти до нар сил не было, их не было даже перевернуться, своего тела он не чувствовал. Это была одна сплошная боль.

Уже в который раз он очнулся и поднял голову. Тут же лязгнула тяжелая металлическая дверь, и кто-то вошёл в камеру. Коля приготовился к очередному сеансу, однако его схватили за руки и подняли. С трудом Коля удержал равновесие, перед глазами плыли розовые круги. Он с трудом различил человека в белом халате, который что-то тыкал ему в нос. Коля вздрогнул и отвернулся. Нашатырь защипал глаза.

— Ну, что ты шарахаешься, падло? — выругался врач, — держите его!

Парни крепче схватили Колю за руки. Врач достал из сумки шприц и сделал Коле укол. Боль сразу начала утихать, в голове просветлело.

— Спасибо, доктор, — сказал Коля и попытался улыбнуться врачу.

— Пользуйся, — сказал врач и вышел из камеры.

— Иди вперёд, руки за спину, — приказал один из парней. Коля неуверенно зашагал по коридору.

В кабинете, куда привели Лыкова, сидел Крыленко. Он кивком приказал парням убраться, а Колю усадил на стул, привинченный к полу посреди кабинета. Крыленко закурил, угостил Лыкова и, направив на него свет от лампы, спросил:

— Ну что, Коля, будем сознаваться?

— В чём?

Крыленко взял, стоящую в углу винтовку и протянул Лыкову:

— Твоя?

Лыков повертел в руках винтовку и положил на стол:

— Первый раз вижу.

«Лопух, — подумал Крыленко, — вот ты и влип».

— Значит не твоя? И Виктора Седова ты из неё не убивал?

— Да, вы, что гражданин начальник? Я не знаю никакого Седова.

— Галину Лобанову ты тоже не знаешь?

— Почему не знаю? Была у меня такая подружка, только мы с ней давно разбежались. Я слышал, она замуж собралась.

— Вот именно. И вышла бы, если бы ты её будущего мужа, Виктора Седова, не прихлопнул.

— Но у меня и в мыслях этого не было.

— Где ты был в субботу днём?

— Нигде, дома сидел, смотрел телевизор, — вспоминал Коля.

— Никто к тебе не заходил?

— Нет.

— Мать была на работе?

— Да.

— Пришла в три?

— Да.

— Значит, алиби у тебя нет, — даже с облегчением сказал Крыленко.

— Но мне оно не нужно, — неожиданно сказал Коля, — никого я не убивал и не собирался. Чтобы меня обвинить, нужны доказательства.

Сказав это, Коля немного успокоился. Он уже имел дело с милицией, с дознавателями и знал, как себя вести.

Крыленко затушил окурок и медленно заговорил:

— Слушай, Лыков, и хорошенько усвой. В субботу днём ты двумя выстрелами из этой вот винтовки убил Виктора Седова во время свадебной церемонии. Убил из-за ревности, так как безумно любил его невесту, Галину Лобанову. Стрелял ты с чердака дома напротив.

— Я никого не убивал. Это вы всё сами придумали, я и стрелять-то не умею, — упрямо сказал Коля.

— Я ничего не придумал, тебе нужны доказательства? На прикладе винтовки твои пальцы, обнаружили её в твоем сарае. Вот протокол выемки. На чердаке дома, из которого ты стрелял, следы от твоих кроссовок, наконец, есть показания убитой горем невесты, что ты грозился убить её жениха. Чего тебе ещё нужно? Да, и алиби у тебя нет.

— Это всё подстроено! — закричал, задыхаясь, Коля.

— Об этом расскажешь судье, но сомневаюсь, что он тебе поверит. Ты — убийца, Коля, и если ты думаешь иначе, то сейчас тебя отведут обратно в подвал, и будут убеждать. Я уверен, что послезавтра ты признаешься не только в том, что убил Седова, но что и съел его. Действие наркотика, который тебе ввели, скоро кончится и тебе снова будет больно. Так что будь здоров, как это ни кощунственно звучит. Как захочешь признаться, дай знать. Моя фамилия — Крыленко. Сейчас — семь утра. У меня сегодня выходной, и вообще Новый Год сегодня. Так что соображай, Коля. Даже если ты сегодня и надумаешь сегодня признаться, меня найдут не сразу, а тех, кто тебя пытается убедить, могу остановить только я. Понял?

Коля сидел с опущенной головой:

— Но так же нельзя, — прошептал он.

— Можно, Коля, можно. У тебя есть выбор: или пишем явку с повинной, суд это учтёт. Через час у тебя будут сигареты, чай, еда, хороший адвокат, завтра свидание с матерью. К тому же я гарантирую тебе минимальный срок и позабочусь, чтобы на зоне тебя устроили в хорошее место. А если будешь твердить своё, то всё равно сядешь, доказательств достаточно. Но до освобождения ты не доживёшь, здоровье ты оставишь тут, в подвале. Подумай, дурачок, о тебе забочусь.

Крыленко вызвал конвой и велел увести Лыкова. На этот раз Лыкова не посадили в одиночку. Камера оказалась общей. Кроме Лыкова в камере было ещё пятеро арестованных. Колю удивило, что все они были, как на подбор: рослые, крепкие, мускулистые. Но у него слипались глаза от бессонной ночи и непрерывных побоев. Поэтому он свалился на свободные нары. Поспать Лыкову не удалось.

— Ты чего же, землячёк, с братвой не поздоровался? — ткнул его в бок один из сокамерников.

— Да он, похоже, нас не уважает, — поддержал его другой, — придётся его научить.

— Да ладно, ребята, отвяжитесь. Я спать хочу, — сказал Лыков, который уже бывал в изоляторах, тюрьмах и зонах. Он знал, как себя надо вести, что можно, а что нельзя.

— Ну, ты даёшь, паскуда, ребят нашёл, — снова ткнул его первый. Потом он поднял Колю за шиворот и с размаху бросил его на пол. Не успел Лыков закричать, как трое принялись его мутузить. Били ловко и умело. Коля не помнил, сколько продолжалась эта пытка. Но тут их остановил ещё один сокамерник, не принимавший участия в избиении:

— Хорош, стойте, вы, архаровцы. Набросились на пацана.

Бить перестали.

— Вы что не видите, что это свой пацан. Даже не пискнул. Кто ещё его тронет, башку оторву.

Он подошёл к полумёртвому Лыкову, поднял его и усадил на нары. Потом вытащил изо рта папиросу и сунул её Лыкову в рот:

— На, братан, курни. А вы, шавки, соберите чего-нибудь похавать. И чифиру сварите.

Через десять минут Коля, съев пару бутербродов и выпив чаю, почувствовал себя легче. Его спаситель, назвавшись Герой, спросил:

— Звать-то тебя как, земляк?

— Коля зовут. А фамилия Лыков. Погоняло у меня «Лык».

— Ты, что? Сидел что ли?

— Два раза, первый раз по малолетке.

— Шьют тебе чего?

Лыков всё подробно рассказал Гере и в конце добавил, что сам не знает, за что сидит. Тот выслушал, смачно сплюнул сквозь зубы и сказал:

— Влип ты, паря. Раз твои пальцы на волыне, и шалава твоя бывшая про угрозы ментам напоет, то им теперь твоё признание не нужно. Советую сознаться, тогда, может, пожизненное и не дадут.

— Но я не знаю никакого Седова.

— Это ты можешь там, — Гера показал пальцем в потолок, — следаку лапшу вешать, а мне-то всё ясно.

— Ты мне не веришь?

— Что я тебе, прокурор что ли, верить или нет. Я тебя от этих шакалов спас? Спас. Это точно. А ты меня слушать не хочешь. Подумай над моими словами, если, конечно, жить хочешь.

Гера лёг на нары и закрыл глаза. Лыков тоже прилёг, но не для того, чтобы спать, а сосредоточиться. И тут в его голову пришла совершенно очевидная мысль: все его сокамерники — подсадки. И они прекрасно разыграли свой спектакль. Одни бьют, другие спасают. Одни плохие, другие хорошие. Жертва тянется к спасителю и раскрывает перед ним душу. Умный, сильный, авторитетный спаситель даёт совет, как себя вести на следствии. Или жертва соглашается и даёт нужные показания, или её продолжают бить до тех пор, пока нужные показания ей дать приходится, чтобы прекратить эти мучения. Вариант беспроигрышный. Незаметно Лыков уснул. Проспав пару часов, он поднялся с нар и подошёл к Гере.