Грег Кайзер - Полночная чума
Волленштейн солгал ему не только про тиф. Если то, от чего умирал Тардифф, это тиф, то он, Кирн, — Генрих Гиммлер. Волленштейн солгал ему абсолютно обо всем.
«Так что же это за секрет, — размышлял, крутя баранку, Кирн, — который Волленштейн скрывает от вермахта? Иметь секреты от французов — это одно. Лягушатникам доверия нет, даже коллаборационистам. Но секреты от своих, от немецкой армии, — это нечто другое. Если заболевание настолько опасно, то в поисках пропавших евреев местность должны прочесывать сотни эсэсовцев, а не горстка сотрудников крипо. Нет, что-то здесь явно не так».
Кирн выбросил последний окурок в окно и размял большой и указательный пальцы правой руки. Иногда казалось, будто отсутствующие пальцы на месте, — точно так же, как иногда во сне он видел Алоиза, Бруннера и Миша. Видел такими, какими они запомнились ему за миг до того, как русские осколки превратили их в кровавое месиво.
Грузовик Волленштейна катил по тринадцатому шоссе на запад — через Ла Кам, Сен-Жермен, Исиньи-сюр-Мер, ни разу не удаляясь от моря больше чем на десять километров. Затем, при въезде в Карентан, грузовик сбавил скорость. Теперь узкая дорога вилась между рядами двухэтажных домиков, а любой трехэтажный превращал ее едва ли не в ущелье. Черный нос «рено» от синей задней двери грузовика Волленштейна отделял лишь крошечный, заляпанный грязью «DKW».
Затем Кирн неожиданно потерял его из виду.
Грузовик прогромыхал через перекресток, «DKW» вслед за ним. И как только настала очередь Кирна, откуда ни возьмись на дорогу вышел представитель полевой жандармерии с белым жезлом и нацелил красный круг на его конце прямо в лицо Кирну.
Кирн резко вдавил в пол тормоз, и «рено», дрогнув, замер на месте.
Регулировщик же повернулся к нему спиной, и через перекресток слева направо с ревом, покатила колонна грузовиков, сверху для маскировки укрытых ветками. Кирн приготовился дать задний ход и на всякий случай обернулся. Увы, в крошечное заднее окошко ему был виден лишь радиатор огромного «бюссинга», который едва ли не упирался ему в спину. Кирн поерзал на месте. Тем временем через перекресток прогромыхали новые грузовики. Волленштейн уходил от него. Кирн чувствовал, как его душит злость, и как только в колонне показался просвет, он резко дал на газ, надеясь проскочить вперед. Регулировщик что-то крикнул. «Рено» бампером задел ему ногу, и полицейский потерял равновесие. Жезл выпал у него из рук и, гулко ударившись о капот, упал на ветровое стекло, которое тотчас покрылось паутиной трещин.
Откуда-то слева на него наползала огромная решетка капота другой машины. Кирн вцепился в руль и еще сильнее нажал на акселератор, второй рукой судорожно переключая скорости. «Рено» устремился вперед, однако грузовик задел задний бампер, и машину резко развернуло влево. С громким стуком и лязгом «рено» задел колесом бок грузовика. Кирн в срочном порядке вывернул руль, чтобы машину окончательно не снесло с дороги, и рванул вперед. Позади него раздался визг тормозов, лязг и скрежет металла о металл. В зеркало заднего обзора он увидел, как регулировщик, наконец, поднялся на ноги и застыл, открыв рот. Из ноги его сочилась кровь, а жезл был негодующе направлен вдогонку Кирну.
Наконец Карентан остался позади. Кирн перевел дух. Дыхание наконец улеглось, однако он так и не решился протянуть руку за очередной сигаретой до тех пор, пока не преодолел шесть из двенадцати километров, отделявших его от Сент-Мер-Эглиз. Лишь доехав, наконец, до этого городка, он сквозь треснувшее лобовое стекло вновь заметил едущий впереди «мерседес» Волленштейна. Доехав до центра городка, грузовик свернул влево и покатил по разбитой дороге куда-то на юго-запад. Кирн держался метрах в ста позади него. Теперь руль подрагивал в его руке: переднее колесо от удара расшаталось и ходило ходуном. В том месте, где у дороги сгрудились несколько домишек, грузовик свернул на проселок. Кирн дал ему немного уйти вперед, после чего вновь нажал на газ и покатил следом.
А спустя еще минуту он съехал на обочину и выключил мотор. «Мерседес» застыл в пятидесяти метрах впереди. Кирн заметил, как два охранника вошли в крошечный деревянный домишко, приютившийся рядом с живой изгородью.
Кирн задумчиво сделал затяжку. Что теперь ему делать? Подкатить к Волленштейну и в лоб спросить, что тот от него скрывает? Нет. Кирн покачал головой. В принципе, при желании он мог бы выйти из машины, обойти дом полем и, подобравшись к нему сзади, проследить, что там делает Волленштейн. Но тогда сапоги его будут в грязи, сам он устанет, а, судя по охранникам на этой дороге, в придачу наверняка нарвется на часовых, охраняющих логово Волленштейна.
Сделав еще одну затяжку, он выбросил окурок. Будучи сотрудником крипо, он вполне сможет расспросить жителей соседней деревушки. Они точно расскажут ему кое-что новое и о дороге, столь тщательно охраняемой, и о логове СС в самом ее конце. После чего он отправится назад к Порт-ан-Бессен, искать следы пропавших евреев.
Когда он развернул «рено», чтобы ехать в обратный путь, отсутствующие пальцы вновь напомнили о себе покалыванием.
Глава 7
Мяч несся на него, причем с такой скоростью, что казался размазанной по воздуху полосой. Увы, просвистев в нескольких дюймах от его перчатки, он пронеся мимо, пока, наконец, не замер где-то сзади на расстоянии в добрый десяток ярдов. Мужчина, кто-то непонятный, видно только, что в белом и сером, бросился с третьей базы обратно.
Чертов мяч пролетел мимо.
— Доктор, — раздался чей-то голос. Бринк поднял голову со стола, за которым он ненароком вздремнул. — Извините, что вынужден разбудить вас, — произнес мужчина, подходя к столу. Не успел он войти, как в дверях показался другой, старше и худее.
— Ну как, разобрались? — спросил первый с легким мидлендским акцентом и кивком указал на расстеленную на столе карту. Бринк понял, что уснул, уткнувшись носом в контуры Нормандии.
На столе стояла кружка, и Бринк потянулся за ней. В кружке оказался холодный чай, который он выпил одним глотком. Бринк тотчас вспомнил женщину, которая этот чай принесла. Это было несколько часов назад. Вскоре после того, как она открыла ему дверь старого дома на Бейкер-стрит. Дверь со смешной медной табличкой, на которой было начертано: «Исследовательское бюро».
Бринк снова сделал глоток, после чего сказал:
— Вы тот, кто, по словам Габбинса, знает Францию.
— Джунипер Уикенс, — представился мужчина, убирая со лба темную прядь, после чего опустился на стул по другую сторону стола. Руки для рукопожатия он протягивать не стал. У него было слегка одутловатое лицо, однако руки и грудь — крепкие и мускулистые.
Судя по всему, они ровесники, подумал Бринк, в крайнем случае Уикенс лишь на пару лет его старше. Округлое лицо не всегда точно свидетельствует о возрасте.
— Джунипер, — повторил Бринк.
— Верно, — отозвался его собеседник, руки его, однако, остались лежать на столе. И тогда Бринк увидел на левой свежий, ярко-красный шрам. Длиной в три-четыре дюйма, он протянулся от костяшек пальцев до запястья. Бринку почему-то вспомнились мальчишки, которых он ненавидел, те самые, что нещадно лупили его до тех пор, пока он не пошел в рост и не начал заниматься бейсболом.
— В какие неприятности вы втянули нас? — спросил Уикенс. Никаких любезностей. Голос его звучал ровно и монотонно, как у робота.
— Не понимаю, о чем вы?
— Вы один из тех, кто разрабатывает всякую заразу. Так же как и нацистские гунны. Играете с огнем. И вот теперь из-за вас мы все обожглись, не так ли? — эти слова сорвались с его уст резко, как взмах скальпеля.
— Да пошел ты! — огрызнулся Бринк.
Тот, что с крысиным лицом, тотчас вышел вперед, однако Уикенс поднял руку, и худой вновь отступил назад. Повисло гнетущее молчание. Первым его нарушил Уикенс.
— Извините меня, доктор, — произнес он и сложил руки. Шрам исчез, зато в улыбке расплылись губы, и Бринк заметил на переднем зубе Уикенса щербинку. — Итак, что вы предлагаете?
Бринк посмотрел на карту. Пока что он только нашел на ней Порт-ан-Бессен — то самое место, о котором ему рассказала девушка, до того как он уснул.
— По идее, это должны знать вы, а не я.
— Думаю, в этом деле мы с вами на равных, — ответил Уикенс. Нет, акцент у него точно мидлендский.
— Габбинс сказал, что за все отвечаете вы, — возразил Бринк.
— А кто-то сказал мне, что вы страшно не любите, когда вам указывают, — Уикенс еще шире расплылся в улыбке.
Бринк невольно улыбнулся в ответ.
— Спасибо. Люблю, когда люди улыбаются шуткам, — произнес Уикенс и подался вперед. — А теперь от обмена любезностями перейдем к делу, — начал было он, но вновь умолк. — Говорят, что от этой вашей заразы нет лекарства.
