Серж Брюссоло - Печальные песни сирен
— Нет, — призналась Лиз.
— Этот процесс имеет точки соприкосновения с магическим мышлением детства, — пояснила психолог, пытаясь скрыть нетерпение. — Он может проявляться эмбрионально, например, когда сын упорно отказывается носить любимый свитер своего скончавшегося отца. Это извращенный способ заставить труп двигаться, вдохнуть в него новую жизнь. Все это, разумеется, символично. Даже обезьяны поступают подобным образом. Когда одна из них умирает, другие поднимают ее и несут на плечах, желая показать ей, что жизнь якобы продолжается, но в новых условиях.
— Я говорю с вами о Гудрун, а вы — о каких-то шимпанзе, — проворчала Лиз.
— Лиз, — отчеканила Эстер, — я знаю, что у вас в голове. Гудрун — это не Наша. Если она знакома с вашим родовым домом, то лишь потому, что ваша сестра описала его ей до мельчайших подробностей. Ваши родители и вы сами стали жертвами иллюзии, особо часто встречавшейся после Второй мировой войны. Почти повсеместно отцы и матери признавали в случайном прохожем павшего сына. Это было самовнушение. Гудрун нуждается в помощи. Ее поведение явно патологическое. Чтобы избавиться от мыслей о смерти Наша, она становится самой Наша. Здесь мы сталкиваемся с раздвоением личности. Вас тревожит то, что Гудрун — хорошая комедиантка, но таковы многие психопаты. Случилось мне лечить одну пациентку, которая в совершенстве имитировала мой голос. Она звонила моей семье, представляясь мной. Однажды позвонила моему мужу и предупредила его, что собирается развестись. Как пациентка сказала мне позже, она сделала это, «чтобы оказать мне услугу».
— Ладно, — сдалась Лиз, — Гудрун — это не Наша.
— Ну и чудненько, — одобрила Эстер Крауц. — Однако она продолжит играть с вами: ведь если ей удастся вас убедить в том, что она и есть Наша, Наша оживет. В этом цель ее действий.
— Она делает это сознательно?
— Временами, без сомнения. Психопаты отличаются ясностью ума с эпизодичными помрачениями. Иначе говоря, они не считаются вполне сумасшедшими, улавливаете?.. Знайте, в течение одного дня вы поочередно говорите с Гудрун, с Наша и с парой Гудрун-Наша… Советую не вмешиваться в эти сложные отношения, вы недостаточно вооружены для этого. Есть риск, что она и вы образуете чету, основанную на взаимном паразитизме.
— Но разве это определение не подходит к понятию самой четы? — насмешливо спросила Лиз, вставая.
Беседа с психологом взволновала Лиз, а ей как никогда нужна была уверенность. В трамвае она приняла решение, которое до сего времени изгоняла из поля своего сознания.
Вернувшись домой, Лиз убедилась, что Гудрун ушла. Молодая маргиналка частенько отлучалась и никогда не давала никаких объяснений. Проверив все комнаты, Лиз вошла в комнату Гудрун. За короткое время та превратила уютное жилье в свалку. Менее чем за тридцать секунд Лиз нашла то, что искала: стакан с отпечатками пальцев, чудом державшийся на стопке компакт-дисков. Она положила его в пластиковый пакет для быстрого замораживания и спустилась на первый этаж. Лиз знала в лаборатории полиции некоего Дитера Вайгмана, с которым проходила стажировку в Баден-Бадене годом раньше. От нечего делать они спали вместе несколько раз.
Волнуясь, Лиз набрала его номер. В течение десяти бесконечных минут ей пришлось выслушивать вздор собеседника. Он сохранил неувядаемую память об их отношениях и страстно желал увидеть ее вновь, он…
— Можешь ли оказать мне услугу? — спросила Лиз, воспользовавшись паузой. — У меня есть несколько отпечатков, я хотела бы знать, принадлежат ли они одной преступнице, некой Гудрун Штрауб, стоящей на учете за проституцию и сбыт наркотиков. Это возможно?
Дитер заставил упрашивать себя. Лиз пригласила его пообедать (заодно принесет ему стакан) и постаралась быть полюбезнее. Увы, в отличие от Гудрун она не имела способностей для таких упражнений.
Желание узнать правду поощряло ее. Два часа спустя Лиз передала стакан Дитеру Вайгману. Во время обеда ей пришлось терпеть его шустрые руки под столом. Но она старалась улыбаться. Он оказался пошлее, чем Лиз помнила его. И она удивлялась, что спала с таким дураком. А вообще-то Дитер точно соответствовал новому облику молодого энергичного полицейского, сменившего прижившийся образ полицейского-хулигана в изношенной черной кожаной куртке, стоптанных кроссовках и с трехдневной бородкой. Дитер, одетый в черный костюм, брился наголо, а ногти его были тщательно обработаны.
Дитер заверил Лиз, что предоставит ей результаты исследования к вечеру. Не повод ли это, чтобы поужинать вместе?
Лиз посетовала: увы! вечером у нее дежурство и…
Ей вспомнилось, как Дитер умолял бить его, когда они занимались любовью. Лиз не стремилась к возобновлению подобных экспериментов.
Почти весь вечер она просидела около телефона. Когда наконец раздался звонок, Лиз с такой силой прижала трубку к уху, что оно онемело.
— У меня ничего нет, — сообщил Дитер. — Отпечатки не годятся.
— Черт! — выдохнула Лиз. — Они слишком размазаны?
— Не в этом дело. Они химически обработаны камедью. То есть поверхность подушечек пальцев смочена кислотой, чтобы не оставлять следов. Таким способом пользуются молодые преступники. Если это хорошо сделано, то глазом и не различишь, однако кончики пальцев становятся гладкими, без папиллярных линий.
— Кислотой… — повторила пораженная Лиз.
— Ну да, что-то вроде разъедающей мази с добавлением сверхмощного анестетического вещества. И нужно-то смазывать раз в неделю, тогда через шесть месяцев пальцы становятся совершенно гладкими. На предметах они оставляют анонимные отпечатки, и компьютеры не способны идентифицировать их. Так находчивые террористы обманывают дактилоскопический контроль в аэропортах.
— А если бы… — рискнула Лиз, — если бы я принесла тебе кровь или волосы… Мог бы ты прибегнуть к идентификации через ДНК?
Приветливость Дитера Вайгмана исчезла.
— Ты смеешься надо мной? — Он понизил голос. — Стоит это дорого, да и потом ничего нельзя сделать без разрешения, подписанного судебным следователем. Полагаю, твой объект не совсем… легален, не так ли? чтобы добиться проведения анализа на ДНК, мне придется сделать ложный запрос, завести липовое дело… Нет, это слишком опасно. И хотя я тебя люблю, но не пойду на это.
Лиз положила трубку, душа ее омертвела. Ей никак не удавалось сдвинуть фигуру с первой клетки.
«Таким способом вполне могла воспользоваться Гудрун, — размышляла она. — Но если хорошенько подумать, почему Наша не прибегла к замене кожи? Разве Гудрун не уверяла, что Наша готова на все, лишь бы порвать с прошлым? К тому же масса людей воспользовалась катастрофой, чтобы исчезнуть… Неужели Наша влилась в ряды потерявших личность?»
Лиз встряхнулась. Нет, в голове у нее не укладывалось, что Наша травила пальцы кислотой, нет! В этом было нечто смехотворное. Наша всегда отличалась слабостью, изнеженностью. Только горячая голова вроде Гудрун решилась бы уродовать себя таким образом изо дня в день.
«Гудрун, — мысленно повторила Лиз. — Только Гудрун… И никто больше».
мышь, опять мышь
«Крик-крак-крииик-крииик…Крик-крак-крииик-крииик…Крик-крак-крииик-крииик…Крик-крак-крииик-крииик…Крик-крак-крииик-крииик…Крик-крак-крииик-крииик…»
ТАКАЯ НЕЖНАЯ КОЖА
Патрульная машина мчалась по желтой полосе, разделявшей шоссе. Ее длинный капот как щитом раздвигал темноту улиц. Пятна света фонарных столбов волнообразно скользили по ней, напоминая отблески неспокойного пруда. Затянутые в перчатки руки Лиз обхватили рулевое колесо, подправляя кривизну бега машины. Удобно устроившись в раковине сиденья, она чувствовала себя прекрасно. На ее коленях лежал автоматический пистолет армейского образца 45-го калибра, заряженный семью патронами с полыми пулями. Оружие спокойно дремало на ее бедрах, охлаждая их килограммом отливающей чернью стали.
Выключив фары, Лиз слилась с ночью. На авеню Виллемин последние полуночники прыгали в такси. Лиз вздохнула. Накануне у нее начались месячные. Усталость и нервное напряжение, без сомнения, ускорили их приход, отрезав ей путь к работе под водой. По этой причине решили, что семь дней в месяц она будет выполнять рутинную работу, то есть инспектировать старые входы в метро, заделанные службой путей сообщения. Для этой цели Лиз разрешили брать из административного гаража обезличенную машину с мощным мотором, которой некогда пользовались дорожные бригады.
Лиз сбавила скорость, подъезжая к бывшей станции «Иеронимус Бальбек». На месте входа лежала плита размером 15x10 метров. По черной мраморной поверхности хлестал дождь. Лиз невольно задумалась о гробнице гиганта, покоящегося в самом центре бульвара.
Лиз притормозила, сунула пистолет в карман на животе своего кожаного комбинезона. Весь город был заставлен такими горизонтальными стелами. Повсюду, где некогда входы в метро дырявили тротуары, служа точкой доступа в подземное царство, положили эти надгробия. Они были и прикрытиями, и погребальными монументами.
