Лайонел Дэвидсон - Ночь святого Вацлава
– У вас очень красивая страна, – запинаясь, начал я. – То есть с точки зрения пейзажа и всего остального. В Англии ужасный климат.
– Зато люди могут свободно ездить, куда хотят.
– Большинство из них в жизни не трогалось с места.
– Но если они захотят, они могут это сделать. Они свободные люди. И там так много всего!
Пора было сдвинуть ее с этой точки.
– Там, например, знают, что надевать – закрытый купальник или бикини, да? – спросил я со смехом.
– В том числе и это.
– И есть рок-н-ролл?
– А, рок-н-ролл! Вы все не можете про это забыть! – Она улыбнулась и вроде бы повеселела. – Вы успешно закончили дела?
– Да, я сделал все, зачем приехал.
– И что же это было?
– Ознакомление со стекольными заводами и деловые переговоры. Вы же сами знаете, – сказал я, с любопытством ее разглядывая.
– И это все?
– А что же еще?
– Да уж не знаю. А вы случайно не на американцев работаете – чтобы все выведать и сообщить им?
– К чему мне это? – сердце у меня слегка екнуло.
– Да всякое рассказывают. У нас говорят, что все иностранцы – американские шпионы. А что, разве не так?
– Конечно, не так!
– Я не говорю, что вы тоже такой. Вы же знаете, что я к вам испытываю.
– Нет, не знаю, – коротко ответил я. – Вы не должны верить всей этой чепухе, Власта. Я приехал сюда по делам бизнеса.
– А если бы и нет, что бы вы мне тогда сказали? Что работаете на американцев? – сказала она, с улыбкой склоняясь ко мне. Ее скверное настроение вроде бы улетучилось.
– А вы бы что сделали?
– Думаю, что сказала бы, – ответила она и пощекотала меня травинкой. – Я теперь прекрасно знаю ваше лицо.
– Вы не так уж пристально его разглядывали…
– Неважно, все равно, я хорошо его изучила! – она придвинулась ближе, щекоча мой нос. – Это жутко… жутко смешное лицо. Я точно знаю, о чем вы думаете, купчик вы этакий!
Две сладчайшие бомбы в черном сатине колыхались в дюйме от моего лица. И я смотрел на них, как завороженный.
– О чем же таком я думаю?
– Уж я-то знаю! – сказала она, щекоча меня травинкой. – Знаю, знаю…
Кажется, все было в ажуре.
4
«Террасы» в Баррандове были что надо. Перед этим мы вздремнули на пляже и только с наступлением сумерек поехали на трамвае к «Террасам».
Крошечный ночной клуб сверкал в бархате ночи, как разноцветное ожерелье. Танцплощадка была вырублена в скале и напоминала ракушку с открытыми створками, лежащую намного ниже основного уровня. И, повторяя ее конфигурацию, к ней ступеньками сбегали террасы – наподобие ярусов римского Колизея. Прожекторы выхватывали из темноты то статую, то растение в кадке. Играл оркестр. На ярусах террас виднелись призрачные фигуры. Несколько пар танцевало. Было еще рано.
Все было очень и очень неплохо. Мы надышались свежим воздухом, нагуляли аппетит и теперь, взявшись за руки и танцуя, двигались ко входу. Когда мы перед этим проснулись в сумерках, девица пошла окунуться и вернулась вся мокрая, смеющаяся и пышущая таким атлетическим здоровьем, что я, как наяву, увидел, что творится в те ночи, когда папочки нет дома.
Оркестр играл в просторном здании, примыкающем к танцплощадке. Там ужинало и танцевало десятка два людей.
– Поедим на воздухе или войдем внутрь?
– Как вам больше нравится.
– На улице есть холодный буфет. Очень хороший.
– Тогда поедим здесь.
Мы прошли к террасам, нашли свободный столик возле бассейна и наведались к буфету. Это был длинный стол, уставленный всякой всячиной, у которого стояло несколько деловитых официантов в коротких белых пиджаках. Мы выбрали себе разных закусок, и официанты нам их принесли.
Все было очень забавно. Мелькание прожекторов на воде создавало иллюзию прохлады в жарком, влажном ночном воздухе. На ней было коротенькое болеро, накинутое прямо на купальник. Я заказал бутылку вина и оцепенело наблюдал, как она сметает еду с тарелки. Я тоже очень старался, но не съел еще и половины, как она уже плыла к буфету за новой порцией.
– Я что-то изголодалась! – сказала она, возвращаясь.
– Вижу.
– А вы не изголодались?
– Еще как изголодался!
– Я имею в виду еду! – играя глазами, сказала она.
– И я тоже. Кстати, а как ваш папа? – спросил я, плотоядно улыбаясь в ответ.
– С ним все в порядке.
– И что он поделывает сегодня ночью?
– Уехал с концертом в Плзень.
– Скатертью дорога!
– Что вы имеете в виду?
– Что желаю ему удачного выступления. А когда он возвращается?
– Очень поздно.
Она чокнулась со мной, лукаво на меня поглядывая поверх бокала.
– Мне кажется, вы очень плохой человек… купчик вы этакий.
– А вы не кричите «гоп», пока не перепрыгнули!
Ей понадобилось несколько минут, чтобы переварить эту фразу. Но потом она очень развеселилась. Она расплескала свое вино и, блестя глазами, глянула на меня поверх полной тарелки.
– Кричать – не в моих привычках, купчик вы этакий!
Чем дальше, тем интереснее.
К одиннадцати часам я спросил ее:
– Ну что, пошли?
К этому времени мы выпили еще по бокалу вина и вволю натанцевались.
– Если хотите.
Музыка провожала нас в черноту ночи. По обеим сторонам дороги рос кустарник, и казалось, что мы в деревне.
– Вы живете далеко отсюда?
– Нет, не далеко.
– Может, все же присядем на минуту, выкурим по сигаретке?
Мы перешли через дорогу и отыскали прочную деревенскую скамейку возле телефонной будки к моей радости, не освещенной.
– Сигаретку?
– Нет, спасибо.
– Тогда и я не буду курить.
– Разве вы не для этого сели?
– Не только для этого.
Голова у меня вдруг пошла кругом, и я ее поцеловал Она сразу же отозвалась, руки ее взвились, как змеи., но нет, не для того, чтобы меня оттолкнуть, как я сперва подумал! Я вдруг почувствовал, что задыхаюсь в ее безумных объятиях. У нее не было ни помады, ни духов, только собственный удивительный аромат – аромат загорелой кожи, свежести» каких-то специй – очень будоражащий славянский запах.
– Милачек… – прошептала она через минуту или две, когда мне удалось наконец отдышаться.
Какое забытое слово – милачек! Неожиданно всплывшее из глубины лет… Я повернулся к ней в темноте… и вдруг все разлетелось вдребезги. Одна-единственная вспышка пропорола темноту, потом громыхнуло, и на нас рухнуло небо. Вниз лавиной хлынула вода.
Разразилась предсказанная Джозефом гроза…
Все произошло так быстро, что мы промокли до нитки, еще не успев вскочить со скамейки. Девушка прильнула ко мне, бормоча что-то невнятное. Я громко чертыхнулся.
– Скорей! Бежим в телефонную будку! – крикнул я и потащил ее за собой. Мы спрятались там, прижавшись друг к другу, мокрые, дрожащие. Ночь вдруг загудела, как бурный поток.
– Может, это скоро кончится… – жалко пролепетал я.
– Вряд ли, – покачала она головой. – У нас иногда бывают такие грозы. Это продлится час, а может, и два.
Некоторое время мы стояли молча, и от нашей одежды в жарком, душном воздухе уже валил пар. Кто-то, один или двое, проскакал по лужам. Ночь теперь сверкала молниями, сотрясалась от грома. Вода сползала по стеклу, как целлофановая пленка.
– Что будем делать? – спросил я.
– Не знаю.
– Может, через пару минут немного стихнет?
– Может быть. Надо бы попробовать добежать до моего дома.
– Сейчас должен вернуться твой отец?
– Нет, не сейчас. Не раньше двенадцати или часа.
– Тогда побежали.
Мы стояли и выжидали в этом бурном, прошитом молниями мраке.
– Кажется, немного утихло, – сказала она через пару минут. – Бежим. Только давай быстрее, а то снова припустит.
Мы выскочили из будки и ощутили пронизывающий холод. Дождь лил вовсю, но это уже не был такой потоп, как раньше. Дорога струилась у нас под ногами, и вода была в дюйм глубиной. А то и в два.
Взявшись за руки и вздымая тучи брызг, мы минут пять бежали по лужам, пока не свернули на боковую дорожку.
– Вон тот белый домик, смотри, он уже виден! – крикнула она, когда над нами снова засверкали молнии. Действительно, в стороне стоял маленький коттедж, и рядом с ним – еще несколько точно таких же.
Мы подошли к калитке, и в это время дождь полил с новой силой. Порывшись, она достала ключ, отперла дверь, и мы вошли в дом.
Она включила свет, глянула на меня и с хохотом привалилась к стене.
– Видел бы ты себя!. Тебе все же пришлось искупаться!
Я чихнул, не понимая, что ее так развеселило.
– Ой, прости! Входи. Снимай скорее пиджак. А то заболеешь.
Я подумал, что это уже случилось. Бешеная скачка по лужам, эти олимпийские гонки после духоты телефонной будки наверняка не прошли даром.
– Давай его сюда. Я включу обогреватель. Вот так. Пусть немножко подсохнет.
Брюки тоже были мокрые – хоть выжимай. Но уж с этим ничего нельзя было поделать. И пока я стоял, мокрый и нелепый, она принесла полотенца, и мы вытерли волосы.
