Кай Дзен - Кровь избранных
По прошествии времени Шань Фен попросил Юй Хуа отпустить его в последний раз повидаться с профессором «по вопросу чести». Старший Брат посмотрел на подчиненного долгим скептическим взглядом и решил отпустить. Парень работал не покладая рук и быстро восстановил связи со старыми друзьями. В короткий срок были заложены основы выгодного сотрудничества между Триадой и перспективной политической силой. Однако на поездку Юй дал ему только два дня: честь, конечно, дело важное, но время тоже не терпит.
И теперь Шань Фен долгие часы скакал во весь опор. Обессиленная лошадь под конец уже еле плелась, карабкаясь вверх по крутой тропе, скрытой густым подлеском. Все тело ломило, и прохладный воздух, вместо того чтобы облегчить боль, холодом жег ноздри. Путешествуя в одиночку, надо было устроить хотя бы один привал, но юноша почему-то не мог остановиться. Он и сам не знал почему.
Деревню Шань Фен обогнул, не заезжая в нее. Китаец изо всех сил спешил добраться до убежища Хофштадтера.
Темный силуэт хижины неожиданно вынырнул из переплетения веток. Лошадь еле передвигала ноги, и Шань Фен спрыгнул на землю, чтобы ей стало легче. Дом виделся меньшим, чем до отъезда. А ведь прошло всего несколько дней с тех пор, как парень уехал. Казалось, что строение вбирает в себя сумеречный вечерний свет, не отражая его, и вокруг стен образуется мрак. Пятно тьмы на фоне лилового неба.
Китаец подвел коня к поилке, расположенной в нескольких метрах от дома. Жеребец замер не шевелясь: он настолько утомился, что у него не было сил даже напиться. Оставив утомившееся животное, Шань Фен двинулся к входу. Но стоявшую тишину вдруг разорвал странный плеск.
Парень осторожно пошел назад и различил в темноте плотную фигуру, на четвереньках стоявшую у поилки. По козлиному запаху он узнал молчуна Лю, с которым не одну ночь делил убогую подстилку, охраняя дом. Юноша опустил руку в маслянистую от крови воду и вытащил голову телохранителя. Под подбородком зиял разрез до половины горла. Легкий всплеск вызвало сокращение шейной мышцы.
Шань Фен отступил к окну и вытащил из-за пояса кинжал. Огнестрельного оружия он с собой не взял. Китаец крадучись подошел к двери: прикрыта, но не заперта. В такой момент строить предположения бесполезно и опасно. Секунду поколебавшись, парень приоткрыл створку и проскользнул внутрь, полуприсев и держа оружие перед собой. Сквозь ставни единственного в комнате окна проникал слабый свет, и парень смог рассмотреть обстановку. Кабинет Хофштадтера был перевернут вверх дном, повсюду валялись листки бумаги, под ногами хрустели остатки разбитого микроскопа и осколки стекла от пробирок. Сосуды, откуда профессор брал образцы для анализов, исчезли, а разбитый ящик, в котором они хранились, валялся в углу.
Вдруг откуда-то негромко донесся хриплый стон. Шань Фен застыл, вслушиваясь и держа кинжал в выставленной вперед руке. Тяжелое, сиплое дыхание доносилось из-за опрокинутого стола в глубине комнаты. На полу лежал, повернувшись набок, худой старик. Бледность говорила о том, что жизнь угасает в нем.
На льняном жилете, посередине груди, темнело пятно. Половицы под телом профессора намокли от крови. Видимо, помочь ему было уже нельзя.
Шань Фен нагнулся к нему:
— Майн герр, я пришел.
Лицо старика на секунду оживилось, гаснущие голубые глаза повернулись, по телу прошла дрожь.
— Не шевелитесь, прошу вас.
Китаец медленно отвел волосы с холодеющего лба. Хофштадтер явно силился сказать нечто членораздельное. Юноша поднес ухо к его губам, но смог различить только одно слово:
— Пре… да… ли.
Глаза профессора закатились, и наступило безмолвие. Тишина внутренняя, не та, что царила вокруг. Тишь утраты. Сидя на полу, с головой мертвого на коленях, Шань Фен не знал, каким богам молиться. Его учили, что их нет, а религией держат народ в повиновении. От сознания собственного поражения у парня закружилась голова. Он вцепился пальцами в ремень висевшей на плече сумки и грустно сказал: «Что же мне теперь делать, профессор? Куда я дену твои записи?»
И тут сознание китайца прояснилось, и вспыхнула ненависть.
Вдоль дома промелькнула какая-то тень. Шань Фен выскользнул наружу, быстро пробежал и оказался в нескольких метрах от еле различимой в темноте фигуры. Стук сердца отдавался в ушах, кровь бешено пульсировала в висках. Парень прыгнул, атакуя не по велению разума, а по жгучей потребности освободиться от физического чувства тоски.
Схватив противника за плечи, китаец легко опрокинул его на землю. Враг оказался слабым и, против ожидания, хрупким. Это и удержало парня от удара кинжалом. И тут незнакомец тоненько пискнул:
— И-и-и!
Не выпуская его из рук, Шань Фен отвел волосы от лица:
— Хун?! Что ты тут делаешь?!
Девушка дрожала всем телом, лицо ее было перемазано грязью и кровью, одежда разорвана. Говорить крестьянка не могла, только стонала. Шань Фен крепко взял ее за плечи, притянул к себе и стал тихонько раскачивать, чтобы Хун немного успокоилась. На миг парень обернулся на дом, и мысли его вернулись к последнему прибежищу Хофштадтера: «Я сам не понимаю, что делаю…» Наконец девушка заплакала. Тогда юноша отпустил крестьянку, ожидая услышать, что с ней случилось.
— Солдаты… вернулись… — Хун, как заведенная, продолжала раскачиваться взад-вперед, словно монотонное движение помогало ей говорить. — Глаза у них были нехорошие. Отец сказал, что они всегда так смотрят, когда проигрывают сражение. Папа объяснил, что военные придут со страхом в душе и злостью в поступках…
Крестьянка опустила глаза, будто невидимая преграда не давала ей рассказывать все откровенно, но Шань Фен, пустив в ход всю нежность, на какую был способен, заставил ее продолжать.
— Их привел человек, который когда-то доставил тебя сюда… Он указывал, что забрать, а что разломать.
— Юань Чэ?
Услышав имя, девушка кивнула и разрыдалась.
— Папа не хотел его впускать, так как знал, зачем они пришли… Юань Чэ убил отца, а меня велел держать покрепче…
Не было нужды спрашивать зачем.
— Это он привел сюда военных? Солдаты еще в деревне?
— Они стали на постой по домам… И Юань Чэ тоже.
Шань Фен бросил последний взгляд назад:
— Покажи где. Здесь мне больше делать нечего.
Алкоголь уже вовсю гулял по венам, и пирушка стала шумной. Двое солдат развлекались тем, что тискали какую-то капризную крестьяночку, а та кокетничала, изображая робость, и оттого вся сцена казалась забавной. Глядя на это, пьяный Юань Чэ трясся от смеха. Его разморило, есть уже не хотелось, а вот выпить — дело другое, крепких напитков всегда недоставало.
Проводник отхлебнул из деревянной чашки и почувствовал, что позыв помочиться пронзил острой болью, как воткнутый стилет. Давление на мочевой пузырь нарастало, и аньхоец решил облегчиться. С видимой неохотой он покинул теплый дом и побрел в темноте к кустам на краю двора. Здесь, в ночном мраке и тишине, еще привлекательнее казался шум солдатского кутежа, слышимый рядом. Юань Чэ достал член, и прохладный воздух приятно освежил гениталии.
Вдруг острая боль пронзила промежность, и кто-то повалил аньхойца на землю. Незнакомец зажал ему рот и навалился на грудь.
— Знаешь, почему тебе больно, Юань? — Проводник сразу узнал голос напавшего. — Потому что ты сейчас лишился одной вещи, очень важной для мужчины. Невелика потеря, верно?
Шок от такого известия усилил боль от произведенной ампутации. И тут что-то сладковатое и вязкое оказалось у проводника во рту, противно надавив на нёбо и вызвав приступ тошноты.
— Как на вкус? Похоже, не очень. А придется съесть, ибо отказываться от подарка неприлично. Тебе его прислала Хун. Помнишь ее?
Юань задергался, выпучив глаза, и начал терять сознание. Но раньше, чем он впал в забытье, Шань Фен дважды вогнал кинжал аньхойцу грудь:
— Это за меня, а это за профессора Хофштадтера.
Второй удар пронзил сердце.
Шань Фен пошел прочь, оставив в темноте тушу с торчащим изо рта членом. Жалкое подобие человека, более отвратительное, чем он был при жизни.
18
Провинция Аньхой,
июль 1920
(2)
Дерюйтер прижался к стене возле двери во вторую комнату и постарался справиться с одышкой. Гансу казалось, что оглушительный стук сердца раздается на весь дом и выдает его присутствие. Совсем как в том леденящем душу рассказе американского писателя, который голландец недавно прочел. ТУ-ТУМ, ТУ-ТУМ, ТУ-ТУМ. Неужели Шань Фен ничего не слышит? Или только притворяется?
Ганс затаился, сжимая нож в опущенной вдоль бедра руке. В темноте было плохо видно, но Дерюйтер прекрасно представлял, как ведет себя Шань Фен. Вот он крадется в дом, готовый в любую секунду отразить удар. Перед китайцем что-то поблескивает: скорее всего, лезвие ножа в кулаке. Потом послышался хрип… и возглас «Майн герр…». Шань Фен обнаружил тело своего немецкого барина. Еще несколько мгновений — и им придется свести счеты.
