Майкл Роботэм - Подозреваемый
После пяти двойных она уснула в баре. Я отнес ее в кеб и отвез домой, в свою комнату в Ислингтоне. Она спала на кровати, а я лег на диван. Утром она поцеловала меня и поблагодарила за то, что я был таким джентльменом. Потом она снова поцеловала меня. Я помню выражение ее глаз. В них не было вожделения. Они не говорили: «Давай немного повеселимся, а потом посмотрим, что из этого выйдет». Ее глаза говорили: «Я стану твоей женой и рожу тебе детей».
Мы всегда были странной парой. Я был тихим и практичным, ненавидел шумные вечеринки, сборища в пабах и не ездил на выходные домой. А она была единственным ребенком отца-художника и матери-дизайнера, одевавшихся как дети цветов в шестидесятые и замечавших в людях только хорошее. Джулиана не бывала в гостях – гости сами приходили к ней.
Мы поженились через три года. В то время я уже был приучен к дому: научился складывать грязное белье в корзину, опускать сиденье туалета и не пить слишком много на званых обедах. Джулиана не столько «обивала мои острые углы», сколько лепила меня из глины.
Это было шестнадцать лет назад. Кажется, что это было вчера.
Джулиана подталкивает ко мне газету. Там фотография Кэтрин, заголовок гласит: «Замученная девушка – племянница члена парламента».
…Сэмюел Макбрайд был потрясен жестоким убийством своей двадцатисемилетней племянницы.
Член парламента от лейбористов (округ Брайтон-ле-Сэндс) был явно расстроен вчера, когда спикер палаты от имени собравшихся выразил искреннее соболезнование по поводу его утраты.
Обнаженное тело Кэтрин Макбрайд было обнаружено шесть дней назад на берегу Гранд-Юнион-канала в Кенсал-грин, Западный Лондон. На ее теле обнаружены множественные ножевые ранения.
«В настоящее время мы сосредоточены на установлении последних передвижений Кэтрин и поиске людей, видевших ее накануне ее смерти, – сказал инспектор Винсент Руиз, ведущий расследование. – Мы знаем, что она приехала на поезде из Ливерпуля тринадцатого ноября. Полагаем, она приехала в Лондон устраиваться на работу».
Кэтрин, чьи родители развелись, работала медсестрой в Ливерпуле и в течение многих лет не поддерживала контактов с семьей.
«У нее было трудное детство, и она пошла по неверному пути, – объясняет друг семьи. – Недавно родственниками предпринимались попытки к воссоединению».
Джулиана наливает вторую чашку кофе.
– Странно, правда, что Кэтрин вновь объявилась после всех этих лет?
– Что ты имеешь в виду под «странно»?
– Не знаю. – Она слегка вздрагивает. – Я хочу сказать, она доставила нам много проблем. Ты чуть не потерял работу. Я помню, как ты был зол.
– Она страдала.
– Она была озлобленна.
Она бросает взгляд на фотографию Кэтрин. Снимок сделан в день окончания школы медсестер. Девушка улыбается и сжимает в руке диплом.
– И вот она снова здесь. Мы там были, когда они обнаружили ее. Какова была вероятность этого? А потом полицейские попросили тебя опознать ее…
– Совпадение – это просто пара вещей, происходящих одновременно.
Она закатывает глаза:
– Сказано настоящим психологом.
11
В виде исключения Бобби приходит вовремя. На нем рабочая одежда – серая рубашка и брюки. На нагрудном кармане вышито слово «Неваспринг». Я снова удивляюсь его высокому росту.
Я заканчиваю последнюю запись, старательно выводя каждую букву, и поднимаю взгляд, проверяя, готов ли он. Именно тогда я понимаю, что он никогда не будет вполне готов. Джок прав – в Бобби есть что-то хрупкое и неустойчивое. Его сознание полно незаконченных мыслей, странных фактов и обрывков разговоров.
Несколько лет назад в Сохо открылось кафе под названием «Чудаки», которое, как планировалось, должно было собирать всех эксцентричных особ, населяющих Вест-Энд: художников с дикими прическами, трансвеститов, панков, хиппи, безумных журналистов и денди. Этого не случилось. Напротив, все столики заведения были заняты пришедшими посмотреть на чудаков обычными офисными работниками, которым в результате приходилось глазеть друг на друга.
Бобби часто говорит, что пишет в свободное время, и в его монологах нередко проскальзывают литературные аллюзии.
– Можно посмотреть что-нибудь из того, что вы написали? – спрашиваю я.
– Вы ведь этого не хотите.
– Нет, хочу.
Он обдумывает предложение:
– Может, принесу что-нибудь в следующий раз.
– Вы всегда хотели стать писателем?
– Да, с тех пор как прочитал «Над пропастью во ржи».
Мое сердце сжимается. Мне представляется еще один стареющий озлобленный подросток, который считал, что Холден Колфилд – это Ницше.
– Вам нравится Холден?
– Нет. Он идиот.
Я чувствую облегчение.
– Почему?
– Он наивен. Он хочет спасать детей от падения с утеса во взрослое состояние, сохранить их невинность. Но не может. Это нереально. В конце концов нас всех портят.
– Как испортили вас?
– Ха!
– Расскажите мне о ваших родителях, Бобби. Когда вы в последний раз видели своего отца?
– Мне было восемь. Он ушел на работу и не вернулся.
– Почему?
Бобби меняет тему:
– Он служил в авиации. Не летчиком. Но именно он позволял им летать. Механик. Во время войны он был слишком молод, но не думаю, что это его огорчило. Он был пацифистом. Когда я рос, он, бывало, цитировал мне Маркса, говорил, что религия – это опиум для народа. А по воскресеньям возил меня на автобусе из Килберна в Гайд-парк, чтобы подразнить светских проповедников за их кафедрами из деревянных ящиков. Один из этих проповедников выглядел, словно капитан Ахав из «Моби Дика»: длинные седые волосы, завязанные в хвост, громкий гулкий голос. «Господь отплатит за грехи наши вечной смертью», – сказал он, глядя прямо на меня. А папа заорал в ответ: «Вы знаете, в чем разница между проповедником и психом?» Помолчал и сам ответил: «В источнике голосов, которые они слышат». Все засмеялись, кроме проповедника, который раздулся, как рыба-собака.
«Правда ли, что вы поощряете все вероисповедания, но особенно приветствуете веру в фунты стерлингов?» – сказал отец. «Вы, сэр, отправитесь в ад!» – заорал проповедник. «А в какую сторону мне идти: прямо или направо?»
Бобби даже имитирует голоса. Осознав это, он смотрит на меня, смущенный тем, что так увлекся.
– Как вы с ним ладили?
– Он был моим отцом.
– Что вы делали вместе?
– Когда я был маленьким, он сажал меня на раму своего велосипеда перед собой. Он быстро крутил педали, а я смеялся. Однажды он повел меня на домашнюю игру «Куинз парк рейнджерз». Я сидел у него на плечах в сине-белом шарфе. После матча возникла потасовка между фанатами в Шепердс-буш-грин. Конная полиция ехала через толпу, но папа укутал меня в пальто. Я должен был бы испугаться, но я знал, что его ничто не свалит с ног, даже эти лошади.
Он замолкает и скребет ладошку.
Вокруг каждого детства возникает мифология. Мы копим свои желания и мечты, пока все истории о нем не превращаются в притчи, имеющие скорее символическое, нежели буквальное истолкование.
– Что случилось с вашим отцом?
– Он был не виноват, – произносит Бобби с вызовом.
– Он вас бросил?
Бобби в ярости вскакивает с кресла:
– Вы ничего не знаете о моем отце! – Он стоит на ногах и со свистом втягивает воздух сквозь сжатые зубы. – И никогда не узнаете! Такие, как вы, разрушают жизни. Вы наживаетесь на горе и отчаянии. При малейшей неприятности вы тут как тут, учите людей, что они должны чувствовать. Что должны думать. Вы словно стервятники!
Так же внезапно его гнев проходит. Он вытирает слюну, выступившую в уголках рта, и смотрит на меня виновато. Наполняет стакан водой и со странным спокойствием ждет моего следующего вопроса.
– Расскажите мне о своей матери.
– Она пользуется дешевыми духами и умирает от рака груди.
– Сочувствую. Сколько ей лет?
– Сорок семь. Она не позволяет ампутировать грудь. Всегда ею гордилась.
– Как бы вы описали свои отношения с ней?
– Я узнал о ее болезни от знакомого в Ливерпуле. Она там живет.
– Вы не навещаете ее?
– Ха!
Его лицо невольно кривится, но он сдерживается.
– Позвольте описать вам мою мать. – В его устах это звучит как вызов. – Она была дочь бакалейщика. Не правда ли, в этом есть ирония? Совсем как Маргарет Тэтчер. Она выросла в магазинчике на углу, подгузники ей меняли прямо у кассового аппарата. К четырем годам она могла подсчитать стоимость покупки, взять деньги и дать сдачу. Каждый день, включая воскресенья и национальные праздники, она работала в этом магазине. Она читала журналы за прилавком и мечтала вырваться к лучшей жизни. Когда появился папа, он был в форме, он представился летчиком. Все девушки на это велись. Быстрый перепих на заднем дворе клуба ВВС в Мархеме, и она забеременела. Вскоре выяснила, что он не летчик. Не думаю, что ее это расстроило, по крайней мере не тогда. Впоследствии это сводило ее с ума. Она говорила, что вышла замуж поневоле.
