Иэн Рэнкин - Крестики-нолики
— Зачем же было ждать до сих пор? Мог бы извиниться на воскресном брифинге.
Он покачал головой:
— На воскресный брифинг я так и не выбрался. Легкое похмелье. Ты, наверно, заметила, что меня не было?
— С какой стати я должна была это заметить? Там было полно народу, Джим.
Эти слова причинили ему боль, но он проглотил обиду.
— Ладно, не заводись, — сказал он, — прости меня.
— Прощаю. — Она попыталась сесть в машину.
— Может, выпьешь со мной стаканчик? Чтобы, так сказать, скрепить перемирие.
— Прости, Джим, я занята.
— Встречаешься с этим Ребусом?
— А если и с ним, так что же?
— Берегись, Джилл. Похоже, он совсем не тот, кем кажется.
Она на мгновение замерла.
— Просто будь осторожна, — продолжал Стивенс. — Хорошо?
Больше он пока ничего не скажет. Заронив семя подозрения, он даст ему время прорасти. Потом он подробно ее расспросит, и тогда она, вероятно, согласится все рассказать.
Он повернулся к Джилл спиной и, сунув руки в карманы, направился в бар «Сазерленд».
14
В эдинбургской Центральной публичной библиотеке, большом строгом здании старой постройки, расположенном между книжным магазином и банком, бродяги устраивались поудобнее на короткий дневной сон.
Словно желая обмануть судьбу, они приходили сюда, чтобы продержаться несколько дней, остававшихся до выплаты очередного государственного пособия. Полученные деньги они проматывали за один день (самые бережливые, возможно, за два). Веселились вовсю: вино, женщины, разудалые песни.
Отношение сотрудников к этим пропащим людям колебалось от крайне нетерпимого (выражавшегося персоналом посолидней) до сочувственно-глубокомысленного (самые молодые библиотекари).
Поскольку библиотека была публичная, а умудренные опытом скитальцы в самом начале рабочего дня брали книжку, с ними уже ничего нельзя было поделать, если только они не принимались буянить, в каковом случае тотчас же появлялся охранник.
Вот они и спали на удобных стульях, подчас под пристальными взглядами тех, кто задавался риторическим вопросом, на это ли рассчитывал Эндрю Карнеги, финансируя много лет тому назад первые общедоступные библиотеки. Спящие, ничего не имея против этих взглядов, продолжали видеть сны, хотя никто не пытался выяснить, что им снится, да никому и не было до этого дела.
Однако в детский отдел библиотеки бродяг не пускали. Более того, на любого взрослого, неспешно выбиравшего книжки и не тащившего за собой при этом ребенка, в детском отделе смотрели с подозрением, особенно после убийства тех несчастных маленьких девочек. Библиотекари обсуждали между собой жуткую историю и пришли к единодушному мнению, что убийца заслуживает смертной казни через повешение. Вопрос о смертной казни опять дебатировался и в парламенте, что происходит всякий раз, когда из тени, отбрасываемой цивилизованной Британией, возникает серийный убийца. И все же суждение, чаще всего высказывавшееся жителями Эдинбурга, не имело никакого отношения к смертной казни. Его убедительно сформулировал кто-то из библиотекарей: «Но здесь, в Эдинбурге! Это немыслимо!» Серийные убийцы могли орудовать в задымленных глухих уголках южных и центральных графств, но только не в живописном, как художественная открытка, столичном городе. Слушатели кивали, ужасаясь и печалясь оттого, что угроза встречи с маньяком касается всех до единого — всех морнингсайдских дам в их выцветших шляпках с претензией на элегантность, каждого шалопая, слоняющегося по улицам новых микрорайонов, каждого адвоката, банкира, маклера, продавца и разносчика вечерних газет.
Поспешно создавались и столь же поспешно распускались отряды добровольцев, желающих оказать помощь полиции. Главный констебль выступил с заявлением, в котором призывал население не терять бдительности, но строго предостерегал тех мирных граждан, что пытаются подменить собою блюстителей закона. Говоря это, он потирал руки в перчатках, и некоторые журналисты заинтересовались, уж не умывает ли его подсознание свои фрейдистские ручонки, снимая с себя всякую ответственность. Редактор Джима Стивенса решил сформулировать проблему таким образом: «САЖАЙТЕ СВОИХ ДОЧЕРЕЙ ПОД ЗАМОК!» — на чем, собственно, и успокоился.
А дочерей и вправду держали под замком. Одних родители не пускали в школу, других водили туда и приводили домой под усиленной охраной, устраивая дополнительную проверку целостности и сохранности любимых чад во время перерыва на завтрак. В детском отделе Центральной библиотеки царила мертвая тишина, и библиотекари маялись от безделья, целыми днями болтая о смертной казни и упиваясь мрачными догадками и предположениями прессы.
Британская пресса ухватилась за тот факт, что в прошлом Эдинбург отнюдь не был благонравным городом. В качестве напоминания приводились истории о церковном старосте Броди (вдохновившем, как известно, Стивенсона на создание знаменитой повести о докторе Джекиле и мистере Хайде), о Берке и Хэре, да и обо всем остальном, что удалось раскопать журналистам, вплоть до призраков, обитавших в подозрительно большом количестве городских домов георгианской эпохи.
Эти истории не давали иссякнуть воображению библиотекарей во время затянувшегося затишья. Они условились покупать разные газеты, чтобы черпать как можно больше сведений, но были разочарованы тем, как часто материалы разных изданий совпадали: складывалось впечатление, что журналисты обмениваются информацией. А так хотелось узнать что-нибудь новенькое!
Некоторые дети, однако, по-прежнему ходили в библиотеку. Почти всех сопровождали мать, отец или няня, но несколько детей приходили в одиночку. Это свидетельство безрассудной храбрости иных родителей и их отпрысков еще больше тревожило малодушных библиотекарей, которые приводили детей в смятение расспросами о том, где их мамы и папы.
Саманта редко заходила в детский отдел, предпочитая книжки для взрослых, но в тот день зашла, решив улизнуть от матери. Когда она сосредоточенно изучала какую-то чепуху для самых маленьких, к ней подошел библиотекарь.
— Ты здесь одна, милая? — спросил он.
Саманта его узнала. Он работал в этом отделе столько лет, сколько она себя помнила.
— Моя мама наверху, — ответила она.
— Рад слышать. Мой тебе совет: не отходи от нее далеко.
Саманта кивнула, внутренне вскипев от злости. Всего пятью минутами ранее подобную нотацию ей читала мать. Она уже не ребенок, но, похоже, никто не желает этого признавать. Когда библиотекарь отошел, чтобы поговорить с другой девочкой, Саманта взяла нужную книжку и отдала свой читательский билет старой библиотекарше с крашеными волосами, которую звали миссис Слокум. Она торопилась обратно в читальный зал, где ее мать была занята поисками критической монографии о Джордж Элиот. Джордж Элиот, по словам матери, была женщиной, которая писала книжки, проникнутые потрясающим реализмом и глубоким психологизмом, еще в те времена, когда на звание великих реалистов и психологов могли претендовать только мужчины, а женщины считались способными всего лишь на работу по дому. Вот почему, для того чтобы издавать свои книжки, она вынуждена была взять себе мужское имя «Джордж».
Саманта отправилась в детский отдел, не желая больше выслушивать мамины назидательные речи. Она принесла иллюстрированную книжку про мальчика, который удирает из дома верхом на огромном коте и переживает множество приключений в сказочной стране, какая даже во сне не приснится. Она надеялась, что книжка выведет маму из себя. Многие люди, сидевшие за столами, покашливали, и в тишине читального зала их кашлю вторило гулкое эхо. Мать спорила с библиотекарем по поводу какой-то заказанной ею книги. В пылу спора мамины очки сползли ей на кончик носа — ну вылитая школьная учительница! Скучая, Саманта ходила между рядами столов, бросая быстрые взгляды на то, что читали и писали люди. Она не могла понять, почему люди тратят так много времени на чтение книг, когда существуют другие занятия. Ей хотелось совершить путешествие вокруг света. Возможно, потом она будет готова целыми днями сидеть в наводящих скуку комнатах над этими книгами. Но только потом, не сейчас.
Он наблюдал за тем, как она ходит взад и вперед между рядами столов. Стоял он вполоборота к ней, делая вид, будто разглядывает книги о рыбной ловле. Опасности никакой не было, девочка по сторонам не смотрела и его не замечала.
Она пребывала в собственном маленьком мире, в выдуманном мире, живущем по ее собственным законам. Прекрасно. Все девчонки таковы! Он взял с полки книжку и принялся рассеянно ее листать. Одна глава привлекла его внимание, и он на время позабыл о Саманте. Это была глава о том, какими узлами следует закреплять блесну. Там было нарисовано много разных узелков. Очень много.
